Владимир Марков - Гурилевские романсы. Поэма

• Название: Гурилевские романсы. Поэма
• Автор: Владимир Марков
• Издательство: Издательство журнала "Звезда"
• Жанр: Поэзия
• Год: 2000
• ISBN: 5-94214-002-2

Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, за­тем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.

Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма. На родине вышла его книга «О свободе в поэзии» (СПб., 1994).

Как поэт В. Ф. Марков выпустил в эмиграции три книги: «Стихотворения» (Регенсбург 1947), «Гурилевские романсы» (Париж, 1960), «Поэзия “одной строки”» (Мюнхен, 1983).

---

6

Вьется ласточка сизокрылая…

Осень. Мокрые скамейки
И шуршанье под ногами.

Я на время отлучался
И нашел по возвращенье
Все другое, все иначе.
Так всегда, везде и всюду.
Лет тому назад с десяток
Я хотел быть баритоном:
Чтобы сотни бедных женщин
В вожделении смотрели,
Как я выйду на эстраду,
Как стальною диафрагмой
Выжму ля бемоль с надрывом
И с поклоном благосклонным
Буду ждать рукоплесканий,
Истеричных криков «браво»
И с записками букетов.
А теперь — совсем иное:
Я б хотел быть фармацевтом.
И тогда б, в тиши аптечной,
Изобрел бы я таблетку,
Чтобы у моей любимой
Голова бы не болела.
В наше время (странно ль это?)
Голова болит так часто:
Трудно многое постигнуть,
А принять еще труднее,
Скрыться ж вовсе невозможно.

Ведь в саду моей поэмы
Сыро, мозгло, неуютно,
Пахнут осенью осины,
Пахнут бренностью березы;
Опадая, листья липы
Прилипают друг ко другу
И лежат бесплодной коркой,
Для чего-то прикрывая
Замерзающую землю.
А в усадьбе стынут стекла
И шаги ступают тише.
Там в окне, чужой и строгим,
Чей-то профиль с бакенбардой
Декабриста больше нету,
Что с ним, тоже неизвестно.
И она, в лиловом платье,
Прислонясь к колонне белой,
Смотрит, как редеют листья,
Как готовятся деревья
Встретить голыми ветвями
Белый и хрустящий холод.
Платья воротник высокий
Шею скрыл до подбородка,
И на лбу легла вторая,
Новая уже морщина.
Каждый жест, наклон и ракурс
Четкой линией намечен,
Словно все это рисунок,
Словно этот бархат платья —
Не взаправду, а пастелью.

Так картинкою на стенку
Предо мной моя Россия.
Той России больше нету,
Той России я не видел.
Почему ж я точно знаю,
Сколько в этом доме комнат
И которые ступеньки
Под ногой поют протяжно?
Иль с рожденьем мы теряем
Что-то очень дорогое
И к нему потом стремимся?
Говорят, что у России
Флаг был белый-синий-красный:
Красный, словно в косах ленты,
Синий, как на ниве точки
Васильков, сухих и грустных,
Белый, как поля зимою…
Очень белой и веселой,
Ноздри щиплющей зимою
Я когда-то где-то видел
Девушку в берете красном
С синей розою в петлице.
Имени я не запомнил:
Может, то была Россия?..

Мы придумали Россию,
Я придумал, ты придумал,
Он, она, оно — так надо.
Но России нет на свете.
Может быть, была — не знаю;
К сожаленью, я там не был.
Тра-та-там, тра-та-там,
К сожаленью, не был там.
Для меня она — поэма,
Грусть диагональных струек,
Рваных, — на стекле вагона,
Если за окном потемки,
Дождь и дождь и дождь и дождь и…

Где тот дом теперь и что в нем?
Канцелярия совхоза
Иль районная больница?
Это всё не так уж важно,
И не в этом вовсе дело.
Лип и клавесин подобных,
Чувств таких, переживаний
Ричардсону бы хватило
Толстых на десять романов.
Мне же это — вздох случайный
Так, вздремнулось ненароком.

Вот и кончилась поэма.

Впрочем, я забыл о главном,
О «товарищах-потомках».
Не исключена возможность,
Что потомство откопает
Рукопись моей поэмы.
На такой прискорбный случай
Нужно сочинить заране
К ним прямое обращенье,
Пальцем указав на темы,
На идеи основные,
И попутно объясняя,
Что к чему и что же автор,
Собственно, сказать желает.

Вы, не знающие больше
Войн, арестов, эмиграций,
Лагерей, бомбардировок,—
Вам наверно будет странно,
Почему в такое время,
Где вопросов неотложных —
Словно комаров в болоте,
Где проблем насущных, важных
Как в харкотине бактерий,
И когда поэт обязан
Все понять и разобраться,
Указать собратьям выход —
Почему в такое время
Выводить опять на сцену,
Что другие описали
И не раз и много лучше,
Да к тому же без сюжета,
Нету знания эпохи,
Даже просто рифмы нету.

Почему? Ответить трудно.
Только вы меня поймете,
Персонажи из поэмы,
Вы, картонные фигурки,
Что вырезывал я в детстве
И потом играл часами
На полу, в саду, на печке.
О, фигурки из бумаги,
Как уйти к вам? За окошком
Липы не шумят. Их нету.
За окном — дома и полночь.

Я готов. Рюкзак в порядке.
Обувь выдержит с неделю.
Шарф свой затяну потуже
(Иль совсем не надо шарфа)…
Вот уж позади остались
Шум шагов по тротуару
И бессонница унылых
Фонарей на перекрестках.
Как нога ступает мягко
По земле, родной опоре! —
И приветствует знакомых:
Камни, рытвины и лужи!
Скоро будут и мозоли,
Компаньоны дальних странствий!
Никогда не знал, что ночью
Так тепло и так просторно.

Только в поле есть дорога.
Только ночью светят звезды.