Юлия Юзик - Бесланский словарь

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Бесланский словарь"
Описание и краткое содержание "Бесланский словарь" читать бесплатно онлайн.
Беслан — это еще одна ступенька в ад.
Это — наш мир, открывшийся изумленным детским глазам, прозревшим, какие мы на самом деле. Слепые и жестокие, лживые и холодные, совершенствующие свои машины, свои компьютеры, но не самих себя.
В чем уникальность этой книги?
Ведь можно спросить: ну, еще одна книга о смерти, о нестерпимой трагедии?!
Нет, это не так.
Эмоциональная уникальность этой книги в том, что она не о смерти, а о любви. О жизни. О чувствах.
Обо всем этом рассказывают только сами участники этих трагических событий.
«Бесланский словарь» записан и составлен Юлией Юзик, чья первая книга «Невесты Аллаха», рассказывающая о чеченских смертницах-шахидках, вышла уже в девяти странах.
…Так ей и придется кричать всю жизнь перед дождем».
Светлана, мать 9-летней Ани
П
Первые шаги
«Я его узнала по пальцам ног. В палату меня не пустили: сквозь стеклянную дверь смотрю, и прямо за ней кровать, белая простыня и голые ступни. Пальчики… Его пальчики… Еще лица даже и не увидела, а уже узнала. Я рыдать стала от счастья. Врач подходит, берет меня под локоток, отводит от двери: еще рано радоваться, он в тяжелом состоянии, жизнь на волоске.
А я все равно плачу. Меня не пустили к нему, приказали домой возвращаться. Выхожу, — на улице ночь, льет дождь. Мокро, душно. Капли по лицу хлещут. А я стою и шелохнуться не могу. Мне сказали, что он в коме, никого не слышит. Он не слышит, но Бог-то слышит! Вот я стала Бога просить о том, чтобы он вернул его мне. Плачу, смеюсь от счастья… Сколько матерей этим вечером нашли детей в морге… Сколько там сгоревших, обугленных косточек. А мой — жив! Под белой простынкой, в стеклянной палате, пальчики одни торчат…
Но жив, жив… Самое главное.
На следующее утро его военным самолетом отправили в Москву. Я какие-то вещи в сумку покидала, за час собралась и — за ним. Далее своего старшего не успела повидать. Он из школы на своих ногах убежал, пара царапин на лице, и все, как будто на улице подрался. Быстро все, наспех, в такой суматохе-то! На следующий день я уже в Москве была, вместе с ним, младшеньким.
Тапочки, халатик, зубная щетка — весь мой багаж. В чем была, в том и уехала.
Думала — ненадолго, а оказалось — на несколько месяцев. Первое время прямо в отделении жила. Там меня к нему и пустили в первый раз… Захожу: тишина, он лежит, глаза закрыты… Бледный, словно выстиранный, одни пальцы из-под простыни выглядывают… И весь восковой какой-то… На лице маска, миллион трубочек, словно вены, по которым кровь бежит. Я на колени перед ним встала… До рук дотронулась, а они ледяные, — как у мертвого. У меня комок в горле. Чувствую: лицо горячим становится. Руку подношу, провожу пальцами: слезы… Сами по себе… Слезы катятся и катятся.
Когда стояла перед ним на коленях в реанимационной палате, в первый раз — верите? — подумала о хрупкости жизни. Вчера он бегал, гонял по улице кота, стрелял из рогатки, а сегодня дышит через маску. Мой мальчик… Словно кто-то выдохнул из него жизнь, забрал все силы, увел душу… Один день, одно мгновение — и все может исчезнуть…
Первый месяц — операция за операцией. Врач заходит в палату, долго его осматривает, потом на свет смотрит рентгеновские снимки, качает головой.
— В черепе большой осколок, пока мы его не вынем, он так и будет в коме. Но его трудно будет достать: рядом жизненно важные сосуды…
Я дежурила у дверей операционной. Час, два… Потом слышу: шорох у дверей, колеса шелестят. У меня сердце чуть не лопнуло: представляю, что двери откроются и вывезут его ногами вперед… Эта секунда, момент… Руки задрожали, ноги подкосились… Секунда… Двери распахиваются, вижу: головой вперед, жив, жив!
Два с половиной часа вынимали осколок. Трепанация черепа. Это не нога, не рука. Головной мозг. Доли миллиметра — и смерть. Или — инвалидность.
Он вынес. Девять лет, обычный мальчишка, а вынес. Для меня эта операция была такой важной! Я так себе сказала: если он перенесет ее, значит, выкарабкается.
Каждый день я около него сидела. Первые дни только плакала. Сяду над ним и причитаю. Вдруг врач в палату заходит.
— Что же вы делаете?! Вы что, хотите его в могилу свести? Он не слышит вас, не видит, но все чувствует.
Вы же мать, ваше состояние ему передается! Так он никогда не выберется.
Боль, отчаяние — это все всегда в душе было. Но при нем я старалась теперь держаться. В церковь иду, свечку зажгу, встану на колени, все глаза выплачу. А к нему захожу, улыбаюсь, рассказываю про дом, про отца, про брата.
Страшно было… Очень страшно… Говорю с ним, за руку держу, — а у него ничего не откликнется. Ну, думаю, хоть бы веко дрогнуло, хоть одна мышца на лице… Ничего! Я ему ножки целовала… Встану перед ним на колени и целую их, дышу, дыханием своим согреваю… Он холодный такой был, вы себе представить не можете. Дышу-дышу, а согреть не могу…
Врач утром заходит в палату.
— Как вы, держитесь?
— А что еще мне остается? — отвечаю.
— Сейчас он в стабильно тяжелом состоянии, мы надеемся, делаем все возможное, главное — чтобы у него хватило сил бороться.
Он говорит, а у меня перед глазами все расплывается: «Состояние стабильно тяжелое… Восьмой день комы… Отек головного мозга… Перелом основания черепа… Может потерять память, зрение…» И что-то еще, только голос его куда-то уплыл, далеко-далеко… Откуда-то издалека крики врачей, шум и — тишина.
Каждый дёнь я жила, как последний. Смотрю на него и насмотреться не могу. Слезы душат. Как я его на руки первый раз взяла… В макушку целовала… Запах такой нежный, сладкий, родной… Вся жизнь перед глазами промоталась, как пленка в кино… А он лежит передо мною — кожа да кости, весь какой-то пожелтевший, окаменевший… Одной ногой на этом свете, другой — уже на том.
Смотрю на него, вглядываюсь, пытаюсь представить, что он сейчас видит. Снится ли ему что-то? Слышит ли он меня? Или он сейчас слышит совсем другие голоса и видит совсем другие, нездешние лица…
Для меня время перестало существовать. Я не слышала, как тикают часы. Только капельница. Днем и ночью: кап-кап, кап-кап… Мое время…
Сорок дней он был в коме. Врачи уже перестали надеяться. Меня стали потихоньку готовить: если он и выживет, то останется инвалидом… Чего ждать? Он мог перестать говорить. Мог перестать видеть. Мог… Об этом я даже думать боялась… Навсегда остаться по разуму девятилетним ребенком.
Утро… Начало октября: в Москве так холодно уже было. Дождь, пронизывающий ветер. Ни одного листочка не осталось на дереве! Что за город такой холодный, как в нем люди живут? Я из церкви возвращалась, продрогшая до костей. Пришла, переоделась, захожу в палату. Во мне уже надежда тлеть переставала. Вместо надежды пришла обреченность… Грусть… Тоска… Встала возле окна, смотрю на улицу… Ветер воет, перед стеклом черная ветка покачивается… Взад-вперед, взад-вперед… Одиночество… Думаю: вот так и ты теперь будешь одна от ветра гнуться…
Сажусь рядышком. Беру его руку в свою, дышу на нее: все согреть пытаюсь.
— Уже осень пришла. На улице так холодно, ветер воет, дождь идет… Дома тебя папка ждет, брат… Звонили вчера, спрашивали, как ты… Я говорю: скоро поправится, скоро все закончится, и мы вернемся домой…
Говорю, а слезы капают на белую простыню. Кап-кап, кап-кап… И капельница: кап-кап… Мои часы…
Вдруг смотрю: веки у него задрожали! Подрагивают, глазные яблоки — туда-сюда… За руку его хватаю: «Ты слышишь меня?! Слышишь? Если да, мигни мне!»
Раз, — и тут же все прекратилось. Он опять замер. Я рыдаю, уже не могу себя в руки взять, все, прорвало мою плотину. Наде ада, как луч солнца, блеснула и погасла.
Если бы я могла описать то, что в душе случилось тогда! Дали и отняли надежду. Так жестоко! Плачу, причитаю, и вдруг — раз! — он моргает! Глаза закрыты, он все-таки не смог их открыть. Но и так видно: веко дрогнуло, глаза едва распахнулись, и ресницы упали вниз.
Сорок дней минуло с третьего сентября. В Беслане отмечали сороковины, там выросло целое кладбище детей. А мой в этот день пришел в себя. Вернулся! Самый счастливый день моей жизни!
Когда он открыл глаза, он меня почти не видел. Говорил потом:
— Видел тебя, словно за стеклом, по которому дождь стекает.
Он терял зрение. На пятый день он попытался заговорить. Рот открывает, а слов нет. Только воздух ловит. Язык его не слушался, губы не слушались. Первое, что он произнес: «ба». На второй день уже чуть уверенней: «ба… — пауза, — …ам». Я не могла понять, чего он хочет? Что за «ба»? А потом по телевизору показывают рекламу какого-то печенья… крупным планом: зерна, молоко, банан… у него маленький телевизор на тумбочке недалеко от кровати стоял… И вот показывают это печенье, и он вдруг, как младенец, замычал — взглядом на экран и опять шепотом: «ба… ба… ам». Смотрю на экран: а там как раз спелый желтый банан. Поворачиваюсь к нему: а взгляд такой умоляющий! Так вот оно что! Купила ему связку бананов: почищу, кусочек мякоти в рот… Он жмурился от удовольствия… Это его первая еда была… До этого только капельницы, капельницы…
Сказать ничего не мог. Попросить. Только слоги или отдельные звуки. Логопед с ним начал заниматься. Он заново всему учился: говорить, держать ложку… Но лежал… Все время лежал.
В конце октября ему сделали еще одну операцию — уже на глазах. Операция, наркоз, повязки на глазах… Через все мы прошли… Все пережили.
Помню, как он в первый раз резко сел, и тут же его вырвало. Судно ему купила, самое лучшее, дорогое: мягкое такое, импортное. Вставать ему пока запретили, в туалет — только в судно. Называл его: «моя лодка»…
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Бесланский словарь"
Книги похожие на "Бесланский словарь" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Юлия Юзик - Бесланский словарь"
Отзывы читателей о книге "Бесланский словарь", комментарии и мнения людей о произведении.