Эмилио Кальдерон - Карта Творца

• Название: Карта Творца
• Автор: Эмилио Кальдерон
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-057565-7, 978-5-271-32446-8

Испанская Академия изящных искусств вынуждена продать с аукциона несколько ценных старинных книг.

Связаться с букинистом и узнать их точную стоимость поручают библиотекарю академии Монтсеррат. На переговоры ее вызывается сопровождать возлюбленный — молодой архитектор Хосе.

Однако букинист намекает — на один из манускриптов есть «особый» покупатель, готовый заплатить довольно крупную сумму…

Монтсеррат и Хосе, решившие принять это предложение, даже не подозревают: выгодная сделка может стоить им жизни.

Потому что за редким изданием охотятся таинственные незнакомцы, намеренные уничтожить всех, кто знает о его существовании…

---

9

Я вернулся в Рим в середине февраля 1944 года, и, хотя город по-прежнему стоял невредимый, иллюзии его жителей полностью развеялись. С одной стороны, Четырнадцатая немецкая армия поспешно явилась на помощь Кессельрингу с севера Италии, и в результате высадка союзнических войск на побережье Анцио и Неттуно застопорилась. Разочарование римлян от известия, что союзники запаздывают с освобождением города, хотя и находятся так близко, лаконично выражала анонимная надпись, появившаяся в Трастевере: «Американцы, сопротивляйтесь! Мы скоро вас освободим!» В довершение всего союзники все чаще бомбили город, так что ясные, безветренные дни стали именовать «una giornata da В-17», то есть «днями В-17» — так называлась одна из американских летучих крепостей. Жители начали умирать от голода — по крайней мере те, которые не желали принимать «германизацию», а таких было подавляющее большинство. Начались инфекционные заболевания, а вода была лишь в кварталах, занятых немцами. Парашютисты вермахта денно и нощно патрулировали границу, отделявшую Ватикан от оккупированного германскими войсками Рима. Участились рейды по отлову тех, кого потом отправляли на рабских условиях работать на рейх. Кессельринг приказал покончить с сопротивлением, и телефонные линии постоянно обрывались, а разговоры прослушивались. Беседовать по телефону в церкви считалось преступлением. Помощь «беженцам» каралась смертью. То же самое происходило с теми, кто отваживался сесть на велосипед: у немцев был приказ стрелять, не задавая вопросов. В общем, Рим превратился в пограничный город, как написал Эцио Бачино, стоящий на ничейной земле, расположенной между двумя враждующими армиями. Подозрительность, контрабанда, террор, запуганность и пресмыкательство — такими словами можно охарактеризовать жизнь в городе во время немецкой оккупации. Герберт Капплер и его заместитель капитан Эрик Прибке лично занялись допросами мятежников, а штаб гестапо на виа Тассо превратился в ад, где применяли самые замысловатые и жестокие пытки. По слухам, которые вскоре распространились по городу, Капплер и Прибке использовали бронзовые кастеты, дубинки с шипами, хлысты, паяльные лампы, иголки под ногти и даже делали мятежникам специальные инъекции, чтобы добыть показания. А итальянские фашисты учредили особый отдел полиции, известный как банда Коха. Его главой стал итальянец Пьетро Кох, требовавший называть себя «доктором». Отец его был немцем, а сам он специализировался на охоте за партизанами. Под штаб организации шеф полиции Тамбурини выделил ему пансион под названием «Ольтремаре» на виа Принчипе Амадео, около вокзала Термини. Банда Коха применяла еще более изощренные пытки, чем немцы: заключенных избивали железными прутьями и деревянными палками, дробили кости, вбивали острые предметы в виски, вырывали ногти и зубы, набивали им рот золой или лобковыми волосами. Позже, в конце апреля, Коху и его людям стало тесно в «Ольтремаре» (пансион занимал всего один этаж, и соседи жаловались на шум), и они реквизировали особняк Яккарино, красивый дом в тосканском стиле на виа Романья. О банде Коха ходило множество зловещих анекдотов. Поговаривали, что среди ее членов находился монах-бенедиктинец по прозвищу Эпаминонда — его обязанностью являлось играть на фортепиано Шуберта, пока пытали заключенных, чтобы снаружи здания не было слышно криков. По другую сторону баррикад действовали подпольные коммунистические, социалистические и монархические организации, к которым следовало добавить также тайные службы участвовавших в войне держав. Если раньше я сказал, что Рим превратился из cittá aperta в cittá colpita, то теперь он стал cittá esplosiva[64] и был готов рвануть в любой момент.

Меня самого дважды задерживало СС, когда я ехал трамваем на работу. В обоих случаях мне удавалось уклониться от принудительных работ благодаря услугам, оказанным мною рейху. Но я не подозревал, что моя судьба вскоре круто изменится.

Однажды вечером, вернувшись с работы, я застал у нас дома Юнио. Выражение его лица было серьезным и суровым, а фашистская форма показывала, что пришел он по делу. Монтсе сидела рядом с ним и выглядела расстроенной. Едва я появился в гостиной, она вскочила. И тогда Юнио произнес:

— Задержан глава незаконной организации под названием «Смит». Среди документов, изъятых в его доме, обнаружили чертежи линий немецких укреплений. Почерк на этих бумагах совпадает с твоим. Капплер сегодня ночью подпишет приказ о твоем аресте. Я сказал Монтсе, что тебе лучше на время спрятаться.

Я давно уже знал, что появление этой темы в нашем разговоре — вопрос времени, так что даже не стал отпираться.

— Полагаю, рано или поздно это должно было произойти, — сказал я вместо признания.

— В Риме с каждым днем все труднее хранить тайны. Немцы всерьез занялись подпольными организациями. Они хотят любой ценой подавить сопротивление, — заметил Юнио.

— Что стало со Смитом? — поинтересовался я.

— Он не выжил после допроса в гестапо. Но он не назвал твоего имени. Как я уже сказал, немцы вышли на тебя другим способом.

Тот факт, что Смит не назвал нацистам и имени Монтсе, успокоил меня.

— Где ты предлагаешь мне спрятаться?

— Помнишь квартиру на виа деи Коронари? Там ты будешь в безопасности, пока обстановка не нормализуется.

— Этого не случится до тех пор, пока немцы не уйдут из Рима, тебе это известно так же хорошо, как и мне.

— Тебе придется набраться терпения.

— Я терпелив, но наивностью не грешу. Теперь ответь мне на один вопрос: зачем ты мне помогаешь?

— Потому что мне не важно, что ты там мог натворить. Сейчас уже все не важно. Мы все ошибались, в большей или меньшей степени. Кроме того, есть еще Монтсе, — признался Юнио.

— Действительно, есть еще Монтсе. Я не хочу оставлять ее одну. Если немцы не найдут меня, вероятно, они возьмутся за нее.

— Я смогу ее защитить. Со мной она будет в безопасности.

Именно такого поворота событий я и стремился избежать любой ценой. Я не хотел оставлять ее с ним. Я больше не хотел быть ему обязанным. Своей работой я обязан Юнио; если нам нужно мясо или лекарства, их достает он… Его влияние на нашу жизнь и так уже чрезмерно.

— Мне кажется, ты не понимаешь: я давно хочу защищать ее сам.

Мы говорили о Монтсе так, словно ее не было в комнате, в то время как она внимательно следила за нашим разговором.

— Боюсь, в твоем положении это невозможно, — возразил Юнио.

— Ты можешь оставить нас наедине на несколько минут? Нам с Хосе Марией нужно поговорить, — вмешалась в наш спор Монтсе.

— Хорошо. Я приехал один, без Габора. Буду ждать внизу, в машине.

— Спасибо.

Когда дверь за Юнио закрылась, я произнес:

— Я не хочу подвергать тебя опасности. И расставаться с тобой не хочу.

— Боюсь, уже слишком поздно, — сказала она ровным голосом.

В это мгновение я понял, что в какой-то момент, пока меня не было, колдовство нашего брака разрушилось.

— Что ты хочешь этим сказать?

Монтсе подошла к одному из книжных шкафов, стоявших в гостиной, достала оттуда книгу, полистала ее и протянула мне лист с печатным текстом, озаглавленный: «Правила партизанской борьбы». Я наугад прочел один параграф, в котором советовалось начинать с самых простых действий, например рассыпать шипы на дорогах, по которым чаще всего ездит техника противника, или натягивать тросы над шоссе, чтобы «отпиливать» головы водителям и пассажирам вражеских мотоциклов.

— Что это такое, черт возьми? — удивился я.

— Я кое с кем познакомилась… — произнесла она с запинкой.

— С кем? — настаивал я.

— С членами Сопротивления из патриотических боевых отрядов, — призналась Монтсе.

— То есть с убийцами. То, что они предлагают, не слишком отличается от действий немцев.

— Разумеется, отличается! — возмутилась она. — Они сражаются за правое дело.

— Отрезая головы?

И в подтверждение своих слов я помахал листовкой, которую она мне вручила.

— Это необходимо, — тихо произнесла она.

— Я до сих пор помню, как ты отреагировала, когда твой отец и секретарь Оларра оправдывали убийство евреев в «Хрустальную ночь».

— Обстоятельства разные, — стала оправдываться она. — Я пообещала им свою помощь, и ничто не заставит меня изменить свое решение.

— Ты также обещала быть рядом со мной в бедах и радостях, — напомнил я.

Я чувствовал, что наши отношения могут кардинальным образом испортиться, но не осмеливался делать столь далеко идущие выводы. Я привык мириться с недостатками Монтсе, а она — с моими. Худшим из моих пороков, несомненно, была ревность. Это властное чувство сжимало мне сердце и превращало меня в человека одержимого и одновременно в неудачника.

— Мое решение никак не связано с нашим браком.