Эмилио Кальдерон - Карта Творца

• Название: Карта Творца
• Автор: Эмилио Кальдерон
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-057565-7, 978-5-271-32446-8

Испанская Академия изящных искусств вынуждена продать с аукциона несколько ценных старинных книг.

Связаться с букинистом и узнать их точную стоимость поручают библиотекарю академии Монтсеррат. На переговоры ее вызывается сопровождать возлюбленный — молодой архитектор Хосе.

Однако букинист намекает — на один из манускриптов есть «особый» покупатель, готовый заплатить довольно крупную сумму…

Монтсеррат и Хосе, решившие принять это предложение, даже не подозревают: выгодная сделка может стоить им жизни.

Потому что за редким изданием охотятся таинственные незнакомцы, намеренные уничтожить всех, кто знает о его существовании…

---

Мы обнялись — как мне показалось, в последний раз, — и она сообщила мне:

— Падре Сансовино мертв. Он покончил с собой.

У меня внутри все сжалось.

— Это невозможно. Священникам запрещено самоубийство.

— Кажется, Сансовино обнаружил, что падре Роберт Либерт, личный помощник папы, — немецкий шпион. Так что Капплер велел арестовать его, как только тот ступит на римскую землю. Юнио рассказал мне, что Сансовино, видя приближающихся к нему гестаповцев, проглотил капсулу с цианистым калием, которую носил с собой.

— Он попадет в ад. Все мы попадем в ад, — пробормотал я, не в силах скрыть охватившую меня ярость.

Потом я взял бумагу и карандаш и нарисовал несколько чертежей, указав места, где были размещены оборонные сооружения немцев, и добавив кое-какие комментарии (топографические координаты и прочее), облегчающие обнаружение объектов.

— Договорись о свидании со Смитом и передай ему эти чертежи, — попросил я. — Самое надежное место для встречи — крипта Святой Цецилии. Но будь осторожна, убедись, что за тобой нет слежки. Если тебя схватят, мы оба погибли.

— Не беспокойся, я буду осторожна.

— Еще вот что: Смит, который будет ждать тебя там, — не тот Смит, с каким ты познакомилась на протестантском кладбище. Смит номер один уже давно умер, но у меня все не было подходящего случая, чтобы рассказать тебе правду.

— Сейчас правда уже не имеет никакого значения, тебе не кажется?

Пока я спускался вниз по лестнице на улицу, меня охватило чувство, будто я спускаюсь в ад.

8

Когда самолет приземлился в аэропорту Темпльхофер, мое внимание привлекло несколько обстоятельств. Во-первых, хорошая сохранность построек. Во-вторых, упрощенная процедура прохождения таможни; похоже, что все прибывавшие в Германию подвергались проверке и досмотру заранее (я, например, не только приехал по приглашению главной строительной компании страны, но и вез с собой подписанную Доллманном сопроводительную записку, в которой сообщалось о том, какой вклад я внес в возведение оборонительных сооружений на юге Италии). В-третьих, царившая здесь атмосфера спокойствия — как будто война являлась событием второстепенной важности. Наконец после короткой беседы в кабинете гестапо мне вручили талоны на питание на целую неделю, и шофер отвез нас в центр города.

Берлин подходил для намерения Гитлера оставить память о себе «в документах из камня». Он привлек к работе одного из самых выдающихся архитекторов Германии — Альберта Шпеера. Ему было поручено превратить провинциальный Берлин в новую столицу, затмевающую по красоте и величию Париж и Вену. Завершение реконструкции планировалось на 1950 год. Предполагалось строительство проспекта, по ширине превосходящего Елисейские Поля, большой арки высотой в восемьдесят метров и что-то вроде дворца съездов, увенчанного куполом в диаметре двести пятьдесят метров. Все сооружения планировалось возводить из камня, учитывая, что они должны были простоять тысячу лет, как и Третий рейх. Тем временем Шпеер занимался строительством новой канцелярии — монументального здания колоссальных размеров, которое собирался завершить в течение года.

Помню, при виде помпезной резиденции правительства на Вильгельмштрассе мне сразу вспомнилась фраза философа Артура Меллера Ван дер Брука: «Монументальность производит то же впечатление, что и великие войны, народные восстания или рождение нации: она освобождает, консолидирует, диктует свою волю и вершит судьбы».

От этой величественной архитектуры действительно захватывало дух, она заставляла человека чувствовать себя маленьким, поражала и пугала. Стиль отличали горизонтальность линий и симметрия, он казался одновременно напыщенным и неоригинальным. Однако, как и в случае с другими произведениями фашистской архитектуры, за этими невыразительными зданиями, похожими на крепости, на самом деле крылась огромная пустота.

Я заметил также, что сады превратили в огороды, на которых росла картошка и прочие овощи.

Осенью 1943 года Берлин уже был столицей побежденной страны, несмотря на то что пропаганда утверждала обратное. Собственно, сам факт моего присутствия здесь подтверждал эту мысль. Мои услуги потребовались компании «Хохтиф» для того, чтобы я помог им превратить город в огромное противовоздушное укрытие, а ведь подобная цель явно шла вразрез с «Германией» Альберта Шпеера.

Несмотря на многочисленные меры по борьбе с несогласными внутри страны (например, заградительные отряды, которые наблюдали за каждым домом), людей, которые не разделяли нацистские идеи, становилось все больше. Как сказал один борец с режимом, страна вела в ту пору двойную жизнь и бок о бок с Германией свастики, военной формы, марширующих колонн тайно существовала еще одна — она присутствовала везде, и вполне ощутимо. Германия походила в то время на ретушированную картину: если аккуратно и терпеливо снять верхний слой, под ним обнаруживается совершенно другая картина, возможно, пострадавшая от ретуши или реставрации, но настоящая, красивая и гармоничная.

С тех пор прошло девять лет, но в ушах у меня до сих пор звучит сигнал тревоги, оповещавший о появлении вражеской авиации, и бесконечный страшный свист бомб. Начиная с середины ноября бомбардировки Берлина усилились. Сначала их осуществляли ВВС Британии, они всегда летали по ночам. Позже берлинское небо стали бороздить летучие крепости американцев, предпочитавших сбрасывать смертоносный груз днем. В результате город превратился в огромный кратер, а многие улицы стали похожи на шрамы. Две трети зданий были разрушены или пострадали. Все, кто мог, покинули город.

Но те, кто уйти не смог, вынуждены были проводить дни и ночи на какой-нибудь станции метро — надо сказать, нам, иностранцам, запрещалось находиться в противовоздушных убежищах, предназначенных исключительно для представителей арийской расы.

Однажды ночью, когда я ждал окончания бомбежки в одном из туннелей станции «Нидершеневайде», ко мне подошел офицер СС, испанец по происхождению. Его звали Мигель Эскерра. Выяснилось, что он сражался в рядах Голубой дивизии и решил остаться в Германии после того, как ее распустили. Теперь он состоял на службе в германской разведке, и нацисты поручили ему вербовать всех испанцев, какие ему попадутся, в испанское подразделение СС. Он рассказал мне, что ему уже удалось набрать более сотни — это были рабочие, отправленные Франко на фабрики по производству вооружения и потерявшие свои рабочие места, потому что предприятия были разрушены во время бомбардировок.

— Ну, что скажешь? Ты запишешься? — спросил он.

— Я работаю в качестве архитектора на компанию «Хохтиф», — стал отказываться я.

— Не обязательно сейчас; позже, когда дела пойдут хуже.

В этот момент в нескольких метрах от нас разорвалась бомба, и на голову нам посыпалась штукатурка.

— Чертов Мясник Харрис! Как близко упала! — крикнул Эскерра.

Так называли в Берлине маршала британских ВВС, сэра Артура Харриса. Харрис заслужил это прозвище, потому что именно он издал приказ о замене взрывных бомб на зажигательные.

— Я живу в Риме, там меня ждет семья, — сказал я, когда под землей снова стало спокойно.

— При теперешнем положении дел ты, вероятно, не сможешь уехать из Берлина.

Если что и тревожило меня в то время, не считая бомбежек, смерти или ранения, — так это мысль о том, что мне придется остаться в Берлине до конца войны.

— Если я не смогу вернуться в Рим, значит, Германия проиграла войну, — заметил я; это было утверждение, а не вопрос.

— Если что, ты найдешь меня в бараках завода «Моторенбау». Это недалеко отсюда.

Разумеется, меня чрезвычайно удивило то обстоятельство, что на станциях, таких как «Нидершеневайде», «Фридрихштрассе» или «Анхальтер», полно людей вроде Мигеля Эскерры: латышей, эстонцев, французов, грузин, турок, индусов и даже англичан, готовых отдать жизнь за Третий рейх.

Я снова встретил Эскерру во время сильнейших бомбежек с 22 по 26 ноября. С ним пришел один из его подчиненных — человек с блуждающим взглядом и нервным тиком (у него дергалось веко), некто Либорио, чьей единственной заботой были поиски еды. Если память мне не изменяет, 26 ноября, услышав, что от бомб союзников взорвался и загорелся берлинский зоопарк, этот человек сказал:

— Если мы поторопимся, то, вероятно, найдем там мертвого крокодила или гуся. Будет чем живот набить. Может, они даже уже поджарились. Это единственная польза от чертовых зажигательных бомб: благодаря им мы получили готовое жаркое.

— Вам нравится гусятина, архитектор? — спросил меня Эскерра.

— Спасибо, я уже поел.

— Ах да, ведь вы, жители Унтер-ден-Линден и Александерплац, обедаете каждый день, не так ли?