Журнал «Если» - «Если», 2001 № 02

• Название: «Если», 2001 № 02
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательство «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: ISSN0136-0140

Олег ДИВОВ. ПРЕДАТЕЛЬ

Здесь все и вся скрыто под личиной: орки, драконы, эльфийские кони. И только боевой маг с открытым забралом противостоит всякой нечисти.

Мишель САГАРА. ПРИЗРАЧНЫЙ ЛЕС

«У них», оказывается, тоже бывает вечная зима, но по другим причинам.

Лоуренс УОТТ-ЭВАНС. НОЧНОЙ ПОЛЕТ

Предупреждение легкомысленным девицам: не стоит убегать из дома с колдунами.

Брайан ОЛДИСС. ТЕМНОЕ СООБЩЕСТВО

Включив старый компьютер, герой получает послание от тех, кого уж нет.

Любовь Лунина, Евгений ЛУКИН. ЗАКЛЯТИЕ

Последний рассказ соавторов, не опубликованный в центральных изданиях.

Уильям САНДЕРС. ДЖЕСС И НЕТЕРУ

Правый пилот выходит невредимым из невероятных переделок, а помогает ему в этом дух его деда-индейца.

Расселл Уильям ЭСПЛУНД. ДИББУК В БУТЫЛКЕ

Фермер-неудачник находит в дупле дерева бутылку…

Маргарет БОЛЛ. ДЕНЬ КАРЬЕРЫ

Позволяй после этого женщинам делать карьеру!

Джерри ОЛШЕН. ЛУННОЕ ДЕРЕВО

Под его сенью старого хиппи настигает любовь.

ВИДЕОДРОМ

Первое поражение Шварценеггера. Как украсть Рождество? Новые фильмы.

Владислав ГОНЧАРОВ. РОЖДЕНИЕ ИГРЫ

…в литературе и на природе.

Дмитрий БАЙКАЛОВ, Андрей СИНИЦЫН. ИСТИНА ГДЕ-ТО РЯДОМ?

Российские премии: от «Аэлиты» до «Урании».

Владислав КРАПИВИН. СЛЕД РЕБЯЧЬИХ САНДАЛИЙ

Все-таки фантастика произрастает из реальности… Или наоборот?

Евгений ХАРИТОНОВ. МАСТЕР ПРОВОКАЦИЙ

Литературный портрет Олега Дивова.

Дмитрий Володихин. ГИБРИД УКРОПА И ШТОПОРА

…попытался создать очередной творец славяно-киевской фэнтези.

РЕЦЕНЗИИ

Улов есть, по по большей части не вполне съедобен.

КУРСОР

Фантастическая жизнь не дает отдохнуть.

ВЕРНИСАЖ

Представляем любимого иллюстратора В.Крапивина.

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Рассказ нового победителя нашего конкурса.

ФАНТАРИУМ

Читатели предлагают, размышляют, спрашивают.

ПЕРСОНАЛИИ

Авторы номера: дебютанты и ветераны.

---

Правда, эта была не босая. В коричневых сандаликах с мелкими дырками и с блестящими пряжками на ремешках. Таких же, какие носил в детстве я, в каких протопал по казанскому перрону Вовка. Может быть, они и были — наши, советские. В ту пору из Союза на Кубу отправляли немало товаров.

Мне нравилось замечать в Гаване всякие мелочи, которые напоминали о доме (ностальгия уже давала себя знать). И я, как на доброго знакомого, смотрел на старинный граммофон в квартире кубинской учительницы — он был такой же, как у нашей соседки тети Лены в Тюмени; с удовольствием наблюдал за мальчишечьими воздушными змеями, похожими на те, что клеил когда-то сам; обрадованно отмечал, что самодельные дощатые самокаты на кольцевых подшипниках — в точности как у нас в сороковых — пятидесятых годах. Надо же, какая распространенная оказалась конструкция!

* * *

Еще немного о самокатах. Как тут снова не окунуться памятью в детство? Сколько раз я пытался сколотить из трех досок такую вот собственную машину! Но сооружение получалось громоздкое и хлипкое, руль заедало, колеса-подшипники отваливались. И чтобы покататься, я выпрашивал самокат у приятеля Владьки, жившего неподалеку, на Казанской улице.

О, как стремительно (подобно самолетному мотору) гудели подшипники! Как волшебно пружинили под ними доски деревянных тротуаров нашей главной тюменской улицы Республики!..

Самым привлекательным местом для катания были спуски к мосту через овраг с речкой Тюменкой, впадавшей неподалеку в реку Туру.

Оттолкнешься потертой насквозь подошвой сандалии — и пошел! Ветер забирается под дырявую майку, черные сатиновые трусы полощут, как пиратский флаг, чубчик коротенькой стрижки «под бокс» встает торчком от встречного воздуха…

Случалось, катался не один, а с соседской девочкой Галкой, моей ровесницей. Тихая была девочка, добрая, понимающая, с упоением слушала мои фантастические истории и вольные пересказы книжек. И были у меня к ней в душе нежные чувства, в которых я, конечно, никому не признавался.

Галка вставала на доску самоката впереди меня, я толкался и катил. И ее волосы (тоже светлые, льняные, как у кубинской девочки Ассоль) щекотали мне нос и щеки. И я ворчливо говорил: «Почему девчонки не стригутся, как пацаны? Не было бы никаких забот…» Она тихонько смеялась.

Скатываться со мной со спусков Галка побаивалась.

— Да ну, ты совсем не тормозишь, а у меня в животе екает. Лучше я подожду внизу.

И ждала. А я, красуясь, мчался и гордился собой. Аж от самого Краеведческого музея с его пожарной вышкой и курантами!.. И, конечно же, в конце концов гордыня была наказана. Переднее колесо попало в щель между досками…

Галка внимательно рассмотрела и осторожно пощупала выпуклую «дулю» на моем лбу. Я часто мигал, чтобы стряхнуть с ресниц слезинки. В десять лет реветь при девочке — дело недостойное, но и сдержаться трудно.

— Надо прижать что-нибудь холодное, — сказала Галка деловито.

Я и сам это понимал. Но что? Поставил торчком самокат, коснулся шишкой гладкого колеса. Металл был теплый.

— Подожди… — Галка пошарила в кармашке клетчатого платьица, вынула что-то, приложила к моему лбу, покатала вокруг шишки. Словно гладкий холодный шарик. Боль почти угасла.

— Галка, это что?

Это и правда был шарик — размером с ягоду-смородину, из прозрачного стекла. В нем горела солнечная звездочка.

— Холодный, правда? Он почему-то всегда холодный, волшебный, наверно. Я его перед Новым годом в снегу нашла…

Шишка перестала болеть совсем. Не правда ли, фантастика (раз уж речь в моем рассказе то и дело обращается к фантастике)?

Впрочем, дальше ничего фантастического не было. Вскоре я с мамой и отчимом уехал из того славного района, именуемого «Затюменка», и больше мы с Галкой не виделись. Для пущей лиричности я мог бы соврать здесь, что она подарила мне на память шарик, но чего не было, того не было. Мы даже не попрощались: Галки в тот момент не оказалось дома. Вот так. Все проходит, в том числе и нежные чувства.

Но все же Галка не забылась, я ее помнил всегда. И здесь вспоминал, в Гаване, когда смотрел на ребячьи самокаты. И когда видел девочку с льняными волосами, что слушала наши прения с кубинскими писателями и критиками…

Нельзя сказать, что девочка была очень похожа на Галку, но все-таки… И цвет мягких на вид волос, и скромная молчаливость…

Когда заседание кончилось, я пустил по рукам кубинцев свою тетрадку-дневник, чтобы поэты и прозаики Гаваны оставили мне автографы на память. И они писали — каждый одну-две строчки. А знаменитый Анхель Аухьер — будущий автор монографии о Николасе Гильене — накатал для «компаньеро Славы» аж целую страницу. Пока он чиркал авторучкой, девочка подошла и стала смотреть у него из-за локтя. Водила по губам кончиком языка, словно мысленно помогала Аухьеру излагать свои пожелания. Когда он кончил, девочка вздохнула с облегчением. Мы встретились глазами, она чуть-чуть улыбнулась. Я протянул ей карандаш — распишись, мол, и ты. Мне вдруг представилось, что она (все так же водя языком по губам) старательно выведет крупными буквами: ASSOL. Но девочка улыбнулась сильнее, замотала головой — так, что разлетелись волосы — и убежала. Сперва — в распахнутую дверь, а потом через горячий от солнца двор. Сандалии защелкали по каменным плитам.

Выпив на прощание по фужеру испанского вина, пошли и мы. Тоже через горячий двор. Я опять увидел маленькую Ассоль. Она стояла в тени черно-ржавого сооружения из мятых кровельных листов, зубчатых колес, ребристых радиаторов и прочего металлолома. Это было произведение какого-то скульптора-авангардиста. Девочка не разглядывала металлический шедевр, она, щурясь, смотрела на солнце — сквозь что-то маленькое, сверкающее у нее между пальцев. Повернулась ко мне и улыбнулась опять.

— Ке эс эсто? — спросил я, выковырнув из памяти пару испанских слов, и показал на блестящую штучку. — Что это?

— Болита…

«Шарик», — понял я.

Да, это был стеклянный шарик. Почти такой же, как у Галки, только не бесцветный, а лимонный. «Ассоль» показала мне его с полуметра, а в руку не дала. Наверное, решила, что незнакомый «советико» тогда сочтет его подарком и унесет с собой. Я засмеялся, помахал ей рукой и пошел догонять коллег, которые отправлялись в кабачок «Бодегита дель медио» более капитально отметить окончание литературной дискуссии…

Вот так соединились у меня в жизни две светловолосые девочки со стеклянными шариками — из двух далеких друг от друга времен и городов. Опять фантастика, верно?

Впрочем, как утверждает мой хороший знакомый, писатель-фантаст Сергей Другаль, вся литература — фантастика. Потому что каждый автор что-то сочиняет в своих книгах, пишет о том, чего не было. Даже если он старается строго следовать реальным событиям. Даже в таком документальном жанре, как мемуары…

Но историю с шариками я не сочинил. Не такое уж удивительное здесь совпадение. Тем более, что стеклянные шарики у кубинских ребятишек не редкость. Они вкладывались в хитрые пробки бутылок со знаменитым кубинским ромом «Havana Club». Ребятишки собирали эти пробки, выковыривали шарики и устраивали с ними всякие азартные игры.

Правда, когда я оказался в Гаване, таких пробок уже не делали, но шарики-то, конечно, еще ходили у ребят по рукам. И, видимо, девочка считала желтую стеклянную ягоду немалой ценностью. А может быть, и талисманом, как Галка.

А историю про игры с шариками я слышал еще задолго до поездки на Кубу, от своего друга Володи Матвеева, в ту пору — заместителя главного редактора журнала «Пионер». Он же, в свою очередь, слышал от Тимура Гайдара, который немало времени провел на Кубе в должности корреспондента. Впрочем, я и сам говорил с ним об этом, только много позже…

* * *

Наше знакомство с Тимуром Аркадьевичем началось с переписки — и не самым лучшим образом. В восемьдесят втором году «Литературная газета» заказала мне статью о героях детской литературы, в которой я добросовестно изложил свои тогдашние соображения по данному вопросу и которую редакция озаглавила «Впереди по курсу — будущее» (какое именно будущее ожидает юных героев, читателей и всю нашу детскую литературу через два десятка лет, ни редакция, ни я, конечно, в те годы не догадывались). Статью напечатали, кажется, в августе, и вскоре мне пришло письмо в фирменном конверте газеты «Правда». Журналист и писатель Тимур Гайдар (он тогда, видимо, работал в той газете) с горечью спрашивал, как же автор статьи, перечисляя знаменитых авторов детских книг, мог забыть об Аркадии Гайдаре и о том, сколько доброго он сделал для нашей литературы.

Тон письма вначале показался мне излишне обличительным, и я сухо ответил, что забыть о своем любимом писателе я никак не мог и все претензии следует адресовать редакции «Литературной газеты», которая, не посоветовавшись с автором, внесла в статью свои изменения и сокращения, в том числе и такие вот необдуманные. Потом, перечитав письмо Тимура, я вдруг уловил в нем какую-то скрытую беззащитность и ребячью обиду за отца. И сделал приписку. В том смысле, что смешно думать, будто я могу забыть писателя, которого чту всю жизнь и чье имя носит ребячий отряд, которым я руковожу двадцать лет…