Лиля Брик - Пристрастные рассказы

• Название: Пристрастные рассказы
• Автор: Лиля Брик
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89533-226-9

Эта книга осуществила мечту Лили Брик об издании воспоминаний, которые она писала долгие годы, мало надеясь на публикацию.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как ушла из жизни та, о которой великий поэт писал — «кроме любви твоей, мне нету солнца», а имя Лили Брик по-прежнему привлекает к себе внимание. Публикаций, посвященных ей, немало. Но издательство ДЕКОМ было первым, выпустившим в 2005 году книгу самой Лили Юрьевны. В нее вошли воспоминания, дневники и письма Л. Ю. Б., а также не публиковавшиеся прежде рисунки и записки В. В. Маяковского из архивов Лили Брик и семьи Катанян. «Пристрастные рассказы» сразу вызвали большой интерес у читателей и критиков. Настоящее издание значительно отличается от предыдущего, в него включены новые главы и воспоминания, редакторские комментарии, а также новые иллюстрации.

Предисловие и комментарии Якова Иосифовича Гройсмана. Составители — Я. И. Гройсман, И. Ю. Генс.

---

Он много рифмовал по поводу и без конца.

О пивной, в которой надумали расписать стены фресками:

Сижу под фрескою
и пиво трескаю.

О предполагаемой шубе:

Я настаиваю,
чтобы горностаевую.

И просто так:

Ложе прокрустово —
лежу и похрустываю.

Обутые в гетры,
ходят резон д'етры.

Молоко лакал босой,
обожравшись колбасой.

Где живет Нита Жо?
Нита ниже этажом.

Строго вопрошал и сам себе испуганно отвечал:

Кто ходит в лесу рогат? —
Суррогат.

Горький вспоминал, что, когда они познакомились, Маяковский без конца повторял:

Попу попала пуля в пузо.

У Эренбурга в его «Книге для взрослых» есть краткие, но очень точные, выразительные воспоминания о Маяковском. В них он рассказывает, что в свою последнюю поездку в Париж Маяковский «сидел мрачный в маленьком баре и пил виски „Уайт хорс“». Он повторял:

Хорошая лошадь Уайт хорс,
Белая грива, белый хвост.

Когда-то мы придумали игру. Все играющие назывались Фистами. Водопьяный переулок, в котором мы тогда жили, переименовали в Фистовский и стали сочинять фистовский язык. Эта игра увлекала Маяковского несколько дней. Он как одержимый выискивал слова, начинающиеся с буквы Ф или с имеющейся в них буквой Ф, и придавал им новый смысл. Они означали не то, что значили до сих пор.

Вот примеры, записанные тогда же:

Фис-гармония — собрание Фистов.

Соф-около — попутчик.

Ф-или-н — сомнительный Фист.

Ф-рак — отступник.

Фи-миам — ерунда.

Фис-пташка — ласкательное.

Га-физ — гадкая физиономия.

Ф-рукт — руководитель Фистов.

Ан-фиски — антифисты.

Тиф — тип.

Фис-тон — правила фистовского тона.

Со-фисты — соревнующиеся.

До-фин — кандидат.

Физика — учение Фистов.

Ф-ура-ж — выражение одобрения.

Фишки — деньги.

Фихте — всякий фистовский философ.

Маяковский не только читал чужие стихи — он переделывал, нарочно перевирал их. Он непрерывно орудовал стихами — именно чужими, не своими. Себя он почти никогда не цитировал. Свои стихи он бормотал и читал отрывками, когда сочинял их; или же торжественно декламировал только что написанные.

Когда бы мы ни раскладывали пасьянс, он патетически произносил:

Этот смуглый пасиянец.
Золотой загар плеча.

Вертинского он пел так:

Еловый негр вам подает манто.
Куда ушел ваш кисайчонок Ли?

(«Лиловый негр!»)

Строку Пушкина:

Незримый хранитель могу чемодан

(«Песнь о вещем Олеге»)

(вместо — «могущему дан»), А. К. Толстого:

Шибанов молчал из пронзенной ноги.

(«Василий Шибанов»)

Пастернака:

И пахнет сырой грезедой резедонт…

(«Сестра моя жизнь…»)

(вместо — «резедой горизонт»).

Кирсанова встречал словами:

Поцелуй бойца
                Семена
в моложавый хвост

(вместо — «моложавый ус» в поэме «Моя именинная»).

Если он слышал или появлялись в печати какие-нибудь хорошие новые стихи, он немедленно запоминал их, читал сто раз всем, радовался, хвалил, приводил этого поэта домой, заставлял его читать, требовал, чтобы мы слушали.

Так было с «Мотэле» Уткина. Маяковский услышал его впервые на вечере во ВХУТЕМАСе. Пришел домой возбужденный и не успокоился до тех пор, пока и мы его не узнали.

Так было с «Гренадой» Светлова, с ранними стихами Сельвинского, со стихами Маршака для детей.

Светловскую «Гренаду» он читал дома и на улице, пел, козырял ею на выступлениях, хвастал больше, чем если бы сам написал ее! Очень нравилась ему «Пирушка» Светлова. Из стихотворения «В разведке» он особенно часто читал строчки:

…И спросил он:
«А по-русски
Как Меркурия зовут?»
Он сурово ждал ответа.
И ушла за облака
Иностранная планета,
Испугавшись мужика.

Он любил стихи Незнамова, просил его: «Почитайте, Петенька, „Хорошо на улице!“» — и ласково встречал Петра Васильевича его строчками:

без пяти минут метис,
скажите пожалуйста!..

(«Малиновый товарищ»)

Часто читали вслух «Именинную» Кирсанова. За утренний завтрак Маяковский садился, напевая:

и яичницы ромашка на сковороде.

В хорошем настроении он бодро пел кирсановское:

Фридрих Великий,
                подводная лодка,
пуля дум-дум,
                цеппелин…
Унтер-ден-Линден,
                пружинной походкой
полк
                оставляет
                                Берлин.

(«Германия»)

Очень нравились ему строки поэта-комсомольца Бориса Веревкина:

И граждане и гражданки,
в том не видя воровства,
превращают елки в палки
в честь Христова рождества.

Он декламировал их на своих выступлениях и дома, для собственного удовольствия.

Одно время часто читал Сельвинского «Мотька-Малхамовес», «Цыганский вальс на гитаре», «Цыганские вариации».

Из стихотворения «Вор»:

А у меня, понимаешь ты, шанец жить…

и

Нну-ну, умирать, так будем умирать —
В компании-таки да веселее.

Из «Улялаевщины» пел, как песню, акцентируя точно по Сельвинскому:

Ехали казаки, ды ехали казаки.
Ды ехали казааки, чубы па губам.
Ехали казаки ды на башке папахи,
Ды на башке папахи через Дон на Кубань.

Часто цитировал строчки Вольпина:

Поэтому, как говорил Жан-Жак Руссель,
Заворачивай истории карусель.
Не Руссель, товарищ, а Руссо.
В таком случае не карусель, а колесо.

(«Королева ошиблась»)

У Маяковского записана парафраза стихов Уткина, очевидно, подошедших ему под настроение:

Кружит, вьется ветер старый.
Он влюблен, готов.
Он играет на гитаре
Телеграфных проводов.[49]

Как-то, кажется в 1926 году, Маяковский пришел домой и сказал, что на завтра позвал Маршака обедать. Черт знает что делают с ним эти старые девы! Человек в ужасном состоянии!

Учительницы изводили тогда Маршака тем, что он «недостаточно педагогичен». Гостей Маяковский приглашал:

Приходи к нам, тетя лошадь,
Нашу детку покачать.

Если собеседник мямлил:

Раскрывает рыбка рот,
А не слышно, что поет.

(«Сказка о глупом мышонке»)

Очень нравилось ему:

По проволоке дама
Идет, как телеграмма.

(«Цирк»)

Провожая девушку домой, он говорил стихами Веры Инбер:

И девочку Дороти,
Лучшую в городе,
Он провожает домой.

(«О мальчике с веснушками»)

Про ребенка, которого давно не видел:

Все растет на свете —
Выросли и дети.

Когда у кого-нибудь болела нога:

Ноги — это гадость,
Если много ног.

(«Сороконожки»)

Про собаку:

Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.

(«Сеттер Джек»)

За вином:

Протяните губы те
(Вот вино Абрау).
Что ж вы не пригубите,
«Meine liebe Frau?»

(«Европейский конфликт»)

Перед воскресеньем:

Значит, завтра будет праздница?
Праздник, детка, говорят.
Все равно, какая разница,
Лишь бы дали шоколад.

(«Моя девочка»)

В Берлине в ресторане он заказывал обед официанту: «Geben Sie ein Mittagessen mir und meinem Genius!'» «Гениус» произносил с украинским акцентом: Henius.

Маяковский огорчался, что не может прочесть Гейне в оригинале. Часто просил меня переводить его подстрочно. Как нравилось ему стихотворение «Allnächtlich im Traume sehe ich dich!».[50]