Лиля Брик - Пристрастные рассказы

• Название: Пристрастные рассказы
• Автор: Лиля Брик
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89533-226-9

Эта книга осуществила мечту Лили Брик об издании воспоминаний, которые она писала долгие годы, мало надеясь на публикацию.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как ушла из жизни та, о которой великий поэт писал — «кроме любви твоей, мне нету солнца», а имя Лили Брик по-прежнему привлекает к себе внимание. Публикаций, посвященных ей, немало. Но издательство ДЕКОМ было первым, выпустившим в 2005 году книгу самой Лили Юрьевны. В нее вошли воспоминания, дневники и письма Л. Ю. Б., а также не публиковавшиеся прежде рисунки и записки В. В. Маяковского из архивов Лили Брик и семьи Катанян. «Пристрастные рассказы» сразу вызвали большой интерес у читателей и критиков. Настоящее издание значительно отличается от предыдущего, в него включены новые главы и воспоминания, редакторские комментарии, а также новые иллюстрации.

Предисловие и комментарии Якова Иосифовича Гройсмана. Составители — Я. И. Гройсман, И. Ю. Генс.

---

Маяковский и… чужие стихи

Сначала обыватели возмущались, что Маяковский пишет непонятно, а потом стали злорадствовать, что он бросил искания и стал писать «правильным ямбом».

Несправедливо и то и другое.

«Непонятность» Маяковского — это тот кажущийся хаос, который неизбежен при всякой реконструкции. Срыли Охотный ряд, и пешеходы запутались, не нашли Тверскую. А сейчас привыкли к улице Горького, как будто так она всегда и называлась.

Маяковский не удовольствовался Охотным и продолжал передвигать дома, переделывать переулки в улицы — так, что старые улицы стали казаться переулками. Обыватели сначала ахали, негодовали: «Безобразие! Не узнать нашу матушку-поэзию!» — потом привыкли. А Маяковский стал наводить в поэзии свой новый порядок. Попривыкнув, обыватели стали злословить по поводу якобы возврата Маяковского к классическому стихосложению: дескать, пришлось за ум взяться, — не видя того, что это не «старые ямбы», а новая высокая степень мастерства, когда вы перестаете замечать следы напряженной работы.

Молодой поэт, пишущий ямбом, может подумать, что ему уже не надо искать. Вот ведь Маяковский искал, искал, а пришел к старому. Значит, можно начать с того, к чему якобы пришел Маяковский: вложить в старую, будто бы амнистированную Маяковским форму современное содержание — и получатся новые стихи. А получаются не стихи, а нечто рифмованное, вялое, малокровное, неубедительное и давно всем известное.

Чужие стихи Маяковский читал постоянно, по самым разнообразным поводам.

Иногда те, которые ему особенно нравились: «Свиданье» Лермонтова, «Незнакомку» Блока, «На острове Эзеле», «Бобэоби», «Крылышкуя золотописьмом» Хлебникова, «Гренаду» Светлова, без конца Пастернака.

Иногда особенно плохие: «Я — пролетарская пушка, стреляю туда и сюда».

Иногда нужные ему для полемики примеры того, как надо или как нельзя писать стихи: «Смехачи» Хлебникова, в противовес: «Чуждый чарам черный челн» Бальмонта.

Чаще же всего те, которые передавали в данную минуту, час, дни, месяцы его собственное настроение.

В разное время он читал разное, но были стихи, которые возвращались к нему постоянно, как «Незнакомка» или многие стихи Пастернака.

Почему я так хорошо помню, что именно и в каких случаях читал Маяковский? Многое помню с тех пор, а многое восстановила в памяти, когда задумала написать об отношении Маяковского к чужим стихам. Я перечитала от первой буквы до последней всех поэтов, которых читал Маяковский, и то и дело попадались мне целые стихотворения, отрывки, отдельные строки, с которыми он подолгу или никогда не расставался.

Часто легко понять, о чем он думает, по тому, что он повторял без конца. Я знала, что он ревнует, если твердил с утра до ночи — за едой, на ходу на улице, во время карточной игры, посреди разговора:

Я знаю, чем утешенный
По звонкой мостовой
Вчера скакал как бешеный
Татарин молодой.

(Лермонтов, «Свиданье»)

Или же напевал на мотив собственного сочинения:

Дорогой и дорогая,
дорогие оба.
Дорогая дорогого
довела до гроба.

Можно было не сомневаться, что он обижен, если декламировал:

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает…

(Ахматова)

Он, конечно, бывал влюблен, когда вслух убеждал самого себя:

                                  …О, погоди,
Это ведь может со всяким случиться!

(Пастернак, «Сложа весла»)

Или умолял:

«Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты».

(Ахматова, «Гость»)

Маяковский любил, когда Осип Максимович Брик читал нам вслух, и мы ночи напролет слушали Пушкина, Блока, Некрасова, Лермонтова…

После этих чтений прослушанные стихи теснились в голове, и Маяковский потом долго повторял:

Я знаю: жребий мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я.

(Пушкин, «Евгений Онегин»)

Правда, эти строки всю жизнь соответствовали его душевному состоянию.

Он часто переделывал чужие стихи. Ему не нравилось «век уж измерен», звучащий как «векуш», и он читал эту строку по-своему. Помогая мне надеть пальто, он декламировал:

На кудри милой головы
Я шаль зеленую накинул,
Я пред Венерою Невы
Толпу влюбленную раздвинул.

(Пушкин, «Евгений Онегин»)

Когда Осип Максимович прочел нам «Юбиляров и триумфаторов» Некрасова, они оказались для него неожиданностью, и он не переставал удивляться своему сходству с ним:

Князь Иван — колосс по брюху,
Руки — род пуховика,
Пьедесталом служит уху
Ожиревшая щека.

— Неужели это не я написал?!

* * *

В 1915 году, когда мы познакомились, Маяковский был еще околдован Блоком. Своих стихов у него тогда было немного. Он только что закончил «Облако», уже прочел его всем знакомым и теперь вместо своих стихов декламировал Блока.

А. Блок

Все мы тогда без конца читали Блока, и мне трудно вспомнить с абсолютной точностью, что повторял именно Маяковский. Помню, как он читал «Незнакомку», меняя строчку — «всегда без спутников, — одна» на «среди беспутников одна», утверждая, что так гораздо лучше: если «одна», то, уж конечно, «без спутников», и если «меж пьяными», то тем самым — «среди беспутников». О гостях, которые ушли, он говорил: «Зарылись в океан и в ночь». «Никогда не забуду (он был или не был, этот вечер)», — тревожно повторял он по сто раз.

Он не хотел разговоров о боге, ангелах, Христе — всерьез, и строчки из «Двенадцать»:

В белом венчике из роз —
Впереди — Иисус Христос

— он читал либо «в белом венчике из роз Луначарский наркомпрос», либо — «в белом венчике из роз впереди Абрам Эфрос», а стихотворение Лермонтова «По небу полуночи ангел летел…» переделывал совсем непечатно.

Влюбленный Маяковский чаще всего читал Ахматову. Он как бы иронизировал над собой, сваливая свою вину на нее, иногда даже пел на какой-нибудь неподходящий мотив самые лирические, нравящиеся ему строки. Он любил стихи Ахматовой и издевался не над ними, а над своими сантиментами, с которыми не мог совладать. Он бесконечно повторял, для пущего изящества произнося букву «е» как «э» и букву «о» как «оу»:

Перо задело о верх экипажа.
Я поглядела в глаза евоу.
Томилось сэрдце, не зная даже
Причины гоуря своевоу.
………………………………..
Бензина запах и сирэйни,
Насторожившийся покой…
Он снова троунулмои колэйни
Почти не дрогнувшей рукой.

(«Прогулка») А. Ахматова

Часто повторял строки:

У меня есть улыбка одна:
Так, движенье чуть слышное губ

говоря вместо «чуть видное» — «чуть слышное».

Когда пили вино —

Я с тобой не стану пить виноу.
Оттого что ты мальчишка озорной,
Знаю, так у васзаведеноу —
С кем попало целоваться под луной

произнося «знаю так» вместо «знаю я».

Когда он жил еще один и я приходила к нему в гости, он встречал меня словами:

Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.

В то время он читал Ахматову каждый день.

На выступлениях Маяковский часто приводил стихи Хлебникова как образцы замечательной словесной формы.

На острове Эзеле
Мы вместе грезили.
…На Камчатке
Ты теребила перчатки.
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
— Пинь, пинь, пинь! — тарарахнул зинзивер.
Олебедиво!
О озари!

(«Кузнечик»)

Бобэоби пелись губы
Вээоми пелись взоры
Пиээо пелись брови,
Лиэээй пелся облик
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо!

* * *

Маяковский любил слово как таковое, как материал. Словосочетания, их звучание, даже бессмысленное, как художник любит цвет — цвет сам по себе — еще на палитре.

Ему доставляло удовольствие произносить северянинские стихи. Он относился к ним почти как к зауми. Он всегда пел их на северянинский мотив (чуть перевранный), почти всерьез: «Все по-старому», «Поэза о Карамзине», «В парке плакала девочка», «Весенний день», «Нелли», «Каретка куртизанки», «Шампанский полонез», «Качалка грезёрки», «Это было у моря…» и много других.