Аполлон Григорьев - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Аполлон Григорьев
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1980

Ап. Григорьев хорошо известен любителю русской литературы как поэт и как критик, но почти совершенно не знаком в качестве прозаика.

Между тем он — автор самобытных воспоминаний, страстных исповедных дневников и писем, романтических рассказов, художественных очерков.

Собранное вместе, его прозаическое наследие создает представление о талантливом художнике, включившем в свой метод и стиль достижения великих предшественников и современников на поприще литературы, но всегда остававшемся оригинальным, ни на кого не похожим.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Севский молчал, он был убит: он видел в будущем наступательные и оборонительные союзы матери, то с Званинцевым против Лидии, то с Лидиею, с его будущей женою, против него самого, — он видел всю эту семейную трагедию, он знал, что Званинцев видит это еще лучше его, и не имел права обвинить этого благородного, великодушного человека. Да и как сметь обвинять его? Он защищал его свободу, он, этот гордый человек, для него выносил капризы его больной матери, он, наконец, этот игрок Званинцев, сел с нею и с каким-то стариком с Анною на шее за копеечный преферанс.

Лидия и Севский снова остались одни.

— Что вы скажете, Лидия? — грустно обратился к ней молодой человек, опираясь руками на спинку ее кресла.

— Послушайте, Дмитрий, — отвечала ему она, — вы иногда не правы перед вашей матушкой.

— Так, я это знал, — с отчаянием прошептал молодой человек, — и вы — против меня?

— Против вас?.. я? — возразила Лидия своим серебряным голосом; — вы ребенок! вы не хотите слушать людей, которые желают вам добра.

— Кого ж это? не Званинцева ли?

— Неужели вы не благодарны, Севский? — возразила Лидия с тихим укором.

— Этого еще недоставало! — почти с бешенством сказал тот. — О да, я несчастен, — начал он после минуты молчания.

— Воображением, — холодно добавила его невеста.

— Вы слышали о Позвонцеве? — спросил Севский мрачно и глухо.

— Это не ваши слова, Дмитрий Николаич, — насмешливо отвечала молодая девушка, — это — слова вашего друга.

— Лидия…

— Вы сердитесь?

— Он вам не нравится?

— Кто?

— Тот, кого вы с насмешкою назвали моим другом.

— Скажу вам откровенно — да.

Севский опустил голову и почти коснулся обнаженного плеча своей зевесты, с которого спустился нечаянно легкий газовый шарф.

— Лидия… — сказал он страстным шепотом, — вы хотите, чтобы я разорвал связи с моим лучшим другом?

— Я ничего не хочу, Дмитрий Николаевич, — холодно сказала его аевеста, выставя вперед нижнюю губку и поправляя спустившийся газ.

— Вы хотите этого? да говорите же, Лидия, — умоляющим тоном сказал снова Севский.

Лидия улыбнулась ему обаятельною, обещающею целую бездну наслаждений улыбкою.

— Лиди, вы знаете, — я раб вашей воли, — отвечал на эту улыбку молодой человек и в забытьи страсти снова склонился головою к ее плечу. Бедная голова его! Она горела, от нее было жарко даже Лидии.

А она отвернулась в сторону, чтобы скрыть презрительную улыбку. Она оборотилась только тогда, когда сквозь газ почувствовала на своем плече горячий поцелуй молодого человека.

— Севский! — сказала она с укором.

— Разве вы не моя, Лиди, — сказал ей Севский, сжавши ее руку, — разве вы не моя жена, моя сестра, моя подруга…

— Дитя вы, Севский, — рассеянно прервала его девушка, освобождая из рук его свою руку.

Это равнодушие обдало его холодом. Мрачный и грустный, он подошел к столу, за которым сидела его мать и Званинцев. Мать его ставила ремизы и бесилась.

— С вами нельзя играть, мой батюшка, — обратилась она к Званинцеву, который объявил игру без козырей.

— Да — я счастлив, — беззаботно заметил тот.

— Дайте мне сыграть за вас следующую игру! — обратился к нему Севский.

— За меня? — пожалуй, — отвечал тот, — только заметьте, молодой человек, — прибавил он с улыбкою, — что играть за себя я позволяю только в картах.

И, обремизивши опять Варвару Андревну, которая пошла вистовать с приглашением, он встал со стула, уступивши место Севскому, мимоходом взял карту в лото и, закуривши сигару, подошел к Лидии.

— Зачем у вас барон сегодня? — спросил он ее.

— Не знаю, — отвечала Лидия с невольным смущением.

— За что вы прогнали вашего жениха? — снова спросил он беспечно, разваливаясь подле Лидии в больших креслах, в которых сидела прежде Варвара Андревна.

— Я его не прогоняла, — отвечала, судорожно смеясь, девушка.

— Ну, удался ли ваш наступательный союз с Варварой Андревной? — еще спросил он, показывая сигарою на печально сидевшего у окна в противуположном углу Александра Иваныча.

— Вам это лучше знать, — отвечала Лидия с тем же судорожным смехом.

— Вы, кажется, думаете, что я всемогущ?

— Почти, — сказала Лидия, опуская головку.

— Помилуйте, я играю всегда роль примирителя или ровно ничего не делаю.

— Вы выиграли, Иван Александрович! — вскричал в эту минуту Мензбир со стола, где играли в лото.

Лиди вздрогнула. Для нее чем-то роковым и странным показался этот выигрыш.

Званинцев погладил правою рукой свою черную бороду.

. . . . . . . . . .

Снежная вьюга крутилась вихрем и стучала в окно маленького домика в одной из самых отдаленных линий Васильевского острова.

По небольшой комнате, на обветшалых и грязных стенах которой развешаны были старинные портреты Петра II и Екатерины 1-й, ходил неровными шагами знакомец наш барон. Он был, по-видимому, в сильном лихорадочном волнении и беспрестанно смотрел на часы.

— Сударыня, — вскричал он наконец с нетерпением в щель двери другой комнаты, — сударыня!

— Что, батюшка? — отвечал оттуда дряблый и визгливый голос.

— Если меня еще обманули, — сказал барон, — то черт задави мою душу…

В комнате сильно плюнули на пол.

— Фу ты батюшки, ругатель какой, — завизжал там тот же голос, — да уж говорят тебе, батюшка, что будет. Ведь еще семи нет.

Барон заходил по комнате.

Минут через десять на дворе послышался лай собак.

— Спрячьтесь, батюшка, спрячьтесь, — закричал женский голос из комнаты, и барон, дрожа от внутреннего волнения, поспешил укрыться за большим деревянным шкафом с платьем.

В комнату вбежала Лидия, вся закутанная в меховой салоп и засыпанная вьюгой; она быстро порхнула в дверь, из которой женский голос разговаривал с бароном.

Барон вышел из-за шкафа.

Страшно и отвратительно было бы постороннему взглянуть на него в эту минуту, лицо его было покрыто смертною бледностью и обрамлено щетиной поднявшихся дыбом рыжих волос, по временам яркий румянец пятнами вспыхивал на этих синеватых щеках, изобличая внутреннее волнение и присутствие чахотки; ноги его ходили ходуном, как говорят русские, руки судорожно тряслись.

Он подошел к двери и стал смотреть в щель. Чем больше смотрел он, тем сильнее становилось его волнение, тем ярче и жарче выходили на щеках его пятна, сделавшиеся наконец кровавыми. Еще минута и он упал бы, кажется, в страшных судорогах.

Он наконец сжал ручку двери — и дверь отворилась.

В комнате Лидия одна полулежала на канапе — перед нею было разложено несколько только что сшитых платьев, из которых одно, только что скинутое, упало к ее ногам.

Крик ужаса вырвался у нее при появлении барона. Она хотела было привстать — но, повинуясь голосу стыда, закрылась только и прижалась к углу камина.

— Тетушка!.. — закричала она. Барон улыбнулся бесстыдной улыбкою.

Лидия посмотрела вокруг себя с ужасом. Она была одна в комнате, двери в спальню тетки были заперты изнутри задвижкою.

— Лидия, — с судорожным трепетом начал барон, приближаясь на два шага, — вас не спасет никто и ничто… вы в моих руках, в моих, Лидия.

Бедная девочка ломала руки с отчаяния: гнусная предусмотрительность не оставила кругом ее ничего, чем бы можно было защититься. Барон сделал еще шаг.

— Вы меня знаете, — продолжал он, — знаете, что я не шучу, со мной шутили долго, да нельзя же шутить вечно.

Лидия отвернулась с отвращением.

Она молчала, — она знала, что перед нею не человек, а раздраженный зверь… Но она почувствовала прикосновение чужой руки.

Она вскочила и по невольному чувству сжала руки с умоляющим видом.

— Барон, барон… — говорила она.

За дверями комнаты послышался смех, перерываемый кашлем.

— Перестаньте дурачиться, — сказал барон, успевши наконец совладеть с собою и придавая тону своих слов самую невозмутимую холодность, — вы в моих руках, я это сказал вам.

Слова его были прерваны сильным лаем собак на дворе. Лидия бросилась к окну.

Барон удержал ее и обхватил своими жилистыми руками. Между зверем и девочкой началась тогда борьба. Гибкая, как пантера, Лидия вырвалась было из его рук, но барон снова схватил ее.

— Лидия, — шептал он, страстно сжимая ее слабые, нежные члены. Сильный удар раздался в эту минуту в дверь комнаты.

Лидия рвалась из рук барона, который обеспамятел и не слыхал ничего.

Еще удар, и ржавые, старые задвижки уступили силе этого удара.

Барон опамятовался, когда сильная рука оттащила его и с презрением бросила, как гадину, на пол.

Лидия забыла даже о беспорядке своей одежды, — с таким благоговением взглянула она на прекрасный, величавый образ, стоявший перед нею с невозмутимым спокойствием.