Александр Алтунин - На службе Отечеству

• Название: На службе Отечеству
• Автор: Александр Алтунин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства:

Герой Советского Союза генерал армии Александр Терентьевич Алтунин прошел по фронтовым дорогам Великой Отечественной войны сотни огненных верст. О своем участии в боях под Смоленском, в Крыму, в Белоруссии, на берегах Вислы и в Германии он рассказал в повествованиях мемуарного характера "Повесть о тревожной молодости" и "Звезды над Вислой", вышедших в Воениздате Они и легли в основу этой книги. Автор дополнил их главами о своей довоенной жизни и о своей службе в Вооруженных Силах в послевоенные годы.

---

Кругом по-прежнему стояла тишина. С Вислы тянуло прохладой. Где-то в заводях кричала утка, собирая ставшее уже на крыло потомство. Косой рог луны медленно заходил за горизонт.

По проторенной десятками солдатских сапог тропинке мы споро шли к переднему краю. Спустились в ход сообщения, из него попали в добротно оборудованную в полный профиль траншею. Командиры дежурных подразделений, предупрежденные о моем выходе, встречали и докладывали об обстановке. Ничего подозрительного в поведении противника не было, если не считать замеченного и мной: противник не пускал ракеты, и молчали их дежурные пулеметы.

У одной из пулеметных площадок 5-й стрелковой роты коротала ночь группа бойцов. При моем появлении поднялся младший лейтенант Быков, приложил руку к головному убору, собрался было доложить, но я опередил:

— Не надо, Николай Васильевич. Дежурная смена?

— Так точно, товарищ капитан, — ответил Быков. — Провожу вот беседу.

— О чем разговор, если не секрет?

— Разговор у нас один — противника выбросить из Польши. — Быков посмотрел на меня. — Добить фашистов в собственном логове, как говорит агитатор полка. Ну и затем — по домам.

— Ну это слишком общо.

— Если конкретнее, то рассказываю молодежи о первом дне форсирования. Вспоминаю, как фрицы валом валили на нас. Косим из пулеметов и автоматов, бьем из винтовок, а они прут. Ребят вспомнил. Многих уже нет с нами. Сержантов Заточного, Ляха… Младший лейтенант махнул рукой и тяжело вздохнул.

Быков в день форсирования Вислы был ранен. Подлечился и вновь возвратился на плацдарм. Принял свой взвод. Я, признаться, был рад за него. Во время первой встречи поздравил с выздоровлением, поинтересовался состоянием здоровья. "Нормально", — ответил тогда Быков, хотя бледное, болезненное лицо младшего лейтенанта явно противоречило бодрому ответу. Теперь вот новая встреча.

— Как настроение, Николай Васильевич?

— В порядке, не считая мелочей. Фрицы за последнее время психовать стали чересчур. А вот нынче, на удивление, присмирели. Не замышляют ли чего?

— Кто знает. Мне это тоже не нравится. Немцы — народ педантичный. Держатся буквы инструкции, а тут изменили заведенному порядку. Однако, думаю, все обойдется.

— Может, перекурите с нами, — предложил Быков.

— Нет, хочу заглянуть еще в шестую.

— Дело ваше, — с сожалением произнес младший лейтенант. — Мы бы и чайку организовали.

— Спасибо, Николай Васильевич. После Серпухина в шестой все легло на сержантские плечи. Спешу туда.

Старший лейтенант Петр Серпухин, возглавивший после гибели Чугунова 6-ю роту, во время одной из контратак гитлеровцев был смертельно ранен. По пути в медсанроту умер.

В расположении 6-й роты, занимавшей оборону на склоне небольшого холма, текла такая же жизнь, как и в других подразделениях батальона. Несли службу наблюдатели, в готовности находились дежурные смены. Бойцы оживлялись при моем появлении. Понять их было нетрудно. Командир на передовой в такой час, когда кругом непонятная, неспокойная тишина, — это и успокаивает и ободряет, поднимает настроение. Тем временем близилось утро. Бледнели, теряли блеск звезды. Несколько похолодало.

Встреча с бойцами принесла облегчение, но полностью не успокоила. Где-то внутри притаилось настороженное предчувствие. Я гнал его прочь, старался думать о прошлой жизни, о родных сибирских местах, на которые сейчас глядят из бездны вселенной те же самые звезды, что зависли над нашим плацдармом.

Не успел вернуться на НП батальона и зайти в блиндаж, как зазвонил телефон. Связист протянул мне трубку.

— Ты тоже не спишь.

— Привычка, Саша. Да и что-то не по себе сегодня.

— Мне тоже.

— Из рот доносят — тишина. Не перед бурей ли? Решил тебе позвонить. Выходит, не один сомневаюсь. Я тут удвоил охранение. Береженого, говорят, и бог бережет, хотя мы с тобой и неверующие. Советую и тебе то же сделать.

— Спасибо, Николай Яковлевич.

— Благодарить позже будешь. Дело-то одно делаем. В замы никого вместо меня тебе не прислали?

— Нет, еще не назначили.

— Да, вот еще что. Мой тебе совет. Перемести-ка минометчиков, пулеметчиков и противотанкистов на запасные огневые позиции. Фрицы наверняка успели засечь основные, по ним в первую очередь будут вести огонь.

Николай Яковлевич Бухарин — человек осторожный, предусмотрительный. За своевременный совет я был искренне ему признателен.

Отдав необходимые распоряжения, побрился и присел к столу. В дверях появился ординарец:

— Товарищ капитан, завтрак готов. Можно подавать?

— Не хочется что-то, — махнул я рукой.

— Может, хоть чаю выпьете? — настаивал боец.

— Хорошо, неси твой чай. Заодно и пригласи сюда капитана Преснякова.

Солдат вышел. Я развернул схему обороны батальона, пробежал глазами по инженерным сооружениям… И вдруг — грохот, да такой, что заскрипели бревна наката, с потолка потекли струйки земли. За ним — снова страшный удар. Еще!.. Дверь с треском распахнулась ц сорвалась с петель. "Артналет, пронеслось в голове. — Неужто засекли штаб? Повода вроде для этого не давали, соблюдали маскировку".

В дверном проеме мелькнула тень, и вместе с очередным грохотом в блиндаж под напором воздушной волны буквально влетел Пресняков.

— Вот это гвоздит так гвоздит! — Игорь Тарасович тряхнул головой. Света не видно по всему плацдарму. "Скрипуны" молотят вовсю…

"Скрипунами" мы звали тяжелые немецкие минометы.

Новый удар потряс блиндаж. Зашевелились бревна наката. Струйки земли превратились в земляные ручьи. Угол потолка начал проседать. Блиндаж наполнился пылью и кислым запахом тротила, стало нечем дышать.

"В траншею! — мелькнула мысль. — Бревнами завалит".

— Выходи! — заорал я. — Завалит, выходи!

Но адъютант старший, связисты и без этого поняли, чго нужно уходить. Накат трещит, продолжает оседать, все бросаются к выходу. Ход сообщения встречает смрадом, лицо и грудь осыпают комья земли. Натыкаемся на кого-то и один за другим падаем. Под нами кто-то стонет и чертыхается: "Руки-ноги поотдавили!" Оказывается, часовой. Пригнулся в траншее от осколков, на него мы и налетели.

Поднимаюсь, сплевываю на бруствер подавшую в рот пыль. Стараюсь разобраться в происходящем. Кругом продолжает греметь, выть, свистеть. Земля перемешалась с небом. Стены траншеи дрожат, но сопротивляются разрушительной силе взрывов. То, что это не обычный артналет, для меня понятно. Грохот стоит над веем плацдармом. Вспоминаются разведданные последних дней о сосредоточении противника на нашем участке фронта. Может, это и есть ответ на мучивший нас вопрос о намерениях гитлеровского командования?

Какая-то неведомая сила заставляет меня выпрямиться. Вновь бросаю взгляд на район обороны. Траншеи, ходы сообщения, огневые позиции артиллерии и минометов тонут в огне и дыму. Та же картина — справа и слева у соседей, в тылу. Находящийся за горой сзади нас командный пункт полка тоже затянут дымом разрывов, как и огневые позиции гаубичников справа.

— Связь с ротами есть? — повернулся я к сержанту Звягельскому.

Сера; ант, словно потеряв соображение, непонимающе уставился на меня. Пришлось повторить вопрос. И только тут он понял, метнулся внутрь. Через несколько минут возвратился назад. По его расстроенному лицу нетрудно было догадаться — связи нет.

— Понятно, — махнул я рукой.

Звягельский вновь повернулся и исчез в блиндаже.

Тем временем противник продолжал засыпать нас снарядами и минами. Потом налетела фашистская штурмовая авиация, начала утюжить огневые позиции артиллерийских и минометных батарей и огнеметчиков. Густой сизый смрад заполнял округу, щекотало в носу, першило в горле, резало глаза. Рядом зачертыхался Пресняков. Глянул на него: кого это он так чихвостит? Игорь Тарасович с колена вел огонь по уходящим немецким самолетам. Но на смену им из-за Гурно уже выплеснулась новая волна стервятников. Минован первые траншеи, фашисты нацелились на наши тылы. Сумасшедшей силы взрыв колыхнул землю. В воздухе, как легенькие спички, перевертывались искромсанные бревна.

— Никак, в нашу баню угодили. Вот гады!

Самолеты вновь вошли в пике. Раздирающий уши вой полоснул по округе, заставляя все живое вжиматься в землю. Кровь прилила к голове. Приседая, успел взглядом скользнуть по Преснякову. Лицо Игоря Тарасовича серело, принимало землистый оттенок. Мелькнула мысль о солдатах и офицерах, находящихся в траншеях. Как там все это переносят? Не дрогнут ли в этом аду огня? Постарался сомнения отогнать, но опасность, нависшая над батальоном, все больше и больше тревожила. Понимал, что нужно немедленно что-то предпринять, только вот что? По себе знаю, люди в такой ситуации нуждаются в добром слове. Но связи нет. Послать на линию телефонистов — верная смерть, И дальше ждать опасно. После этого бурелома фашисты несомненно предпримут атаку.