Ноам Хомский - Картезианская лингвистика

• Название: Картезианская лингвистика
• Автор: Ноам Хомский
• Издательство: КомКнига
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-484-00181-1

В настоящей книге выдающийся американский лингвист Ноам Хом- ский попытался проследить в трудах языковедов и философов прошлого идеи, сходные с положениями разработанной им теории трансформационной порождающей грамматики. С этой целью он обратился к лингвофилософ- ской рационалистической традиции XVII–XVIII вв., незаслуженно, по его мнению, забытой. Обильно цитируя сочинения Р.Декарта и Ж. деКордемуа, Дж. Хэрриса и Р. Кедворта, братьев Шлегелей и В. фон Гумбольдта, а также других мыслителей Франции, Германии и Англии, Хомский создает целостное представление о главных особенностях рационалистического подхода к языку, основы которого были заложены еще в античности. Знаменитый труд Хомского был переведен на многие языки и вызвал в свое время бурную полемику в научной печати; его русский перевод, несо- мненно, будет воспринят с интересом лингвистами, психологами, философами, культурологами, историками науки и представителями других гуманитарных профессий.

---

«Утверждают, что всякий раз, когда человек говорит, он или подражает, или прибегает к аналогии ». Хоккет согласен с этим мнением и полагает, что «когда мы слышим довольно длинное и сложное высказывание, мы можем быть достаточно уверены, что в действие вступила анало гия» [Op. cit., 425]. От других современных лингвистов Хоккет отличается тем, что хотя бы замечает существование проблемы.

При анализе инноваций Хоккет, по-видимому, исходит из того, что новые выражения могут быть поняты только в соотнесении с контекстом [Op. cit., 303]. В действительности для современного языкознания типично невнимание к языковым механизмам, определяющим значение несложных, но достаточно новых предложений, произносимых в ситуациях обыденного общения. 94 т-> « *" В современных дискуссиях по поводу различии между человеческим языком и системами коммуникации животных иногда случайно воспроизводятся некоторые положения, выдвинутые картезианцами. См., например, [Carmichael 1964]. 24 И. Г. Гердер. «Трактат о происхождении языка» (1772). Частично перепечатан в [Heintel 1960].

При цитировании указываются страницы этого издания. 25 То же самое верно относительно развития языка у индивида. В рассматриваемый нами период исследование «происхождения языка» по сути дела равнялось выяснению «сущности языка», и развитие языка индивида и языка нации часто считались параллельными в отношении их общих особенностей процессами. Ср. с тем, что пишет А. В. Шлегель в «Поэтике» (1801) об усвоении языка детьми:

«У них повторяется в ослабленном виде то же самое, что происходило при обретении языка че ловеческим родом в целом» [Schlegel 1963, 234]; в общем «для изучения языка требуется... та же способность, которая в еще большей степени проявляется при его изобретении» [Op. cit., 235]. X. Штейнталь под влиянием идей Гумбольдта пошел еще дальше: «Различия между первоначальным творением и творением, ежедневно повторяющимся... в отношении языка вовсе не существует » [Steinthal 1855, 116]. 26 Декарт не ограничивает язык чисто интеллектуальной функцией в узком смысле слова. См., например,

«Первоначала философии», принцип CXCVII:

«Так, прежде всего мы видим, что слова, воспринятые на слух либо только написанные, вызывают в нашей душе представления обо всех тех вещах, которые они обозначают, и затем различные страсти. Если... выводить [пером] те или иные знаки, они вызывают в душе читателя представления о битвах, бурях, фуриях и возбуждают у него страсти негодования и печали; если же иным, но почти сходным образом водить пером... то небольшая разница в движении вызовет совершенно обратные представления — о тишине, мире, удовольствии — и возбудит страсти любви и радости» [Decartes 1955, 294; цит. по: Декарт 1989, 413; ср.: Декарт 1950, 431]. 27 «Третий трактат: Диалог о счастье» (1741) [Harris 1801, I, 94]. 28 В ходе своих рассуждений Хэррис, по-видимому, выдвигает одно необоснованное предположение, типичное для современных вариантов этого учения: поскольку человеку присуще «бесконечное число направлений», он предстает как существо чрезвычайно пластичное, отсюда предположение, что врожденные факторы определяют его умственное развитие лишь в малой степени, если определяют вообще. Очевидным образом, это второе предположение не имеет никакого отношения к его замечанию по поводу свободы от контроля со стороны инстинкта и внутренних побуждений, а также по поводу безграничности потенциальных навыков и знаний. Сделав такое предположение, не связанное с другими положениями его учения, Хэррис, разумеется, полностью выходит за рамки картезианства.

В другом месте Хэррис высказывается по данному поводу так, что его слова можно истолковать в совсем ином смысле. Рассматривая взаимоотношения между творческим гением и правилами («Филологические разыскания» (1780) [Harris 1801, II]), он отвергает мнение, будто «гении, хотя и предшествовали системам, также предшествовали и правилам [например, единство времени и места в теории драмы], потому что ПРАВИЛА изначально существовали в их собственном уме и были частью неизменной и вечной истины» [Op. cit., II, 409].

Гений и правила «столь взаимосвязаны, что именно ГЕНИЙ обнаруживает правила [имплицитно присутствующие в его уме], а ПРАВИЛА управляют гением». 29 Какой-либо акт нельзя назвать «творческим» лишь по причине его новизны и независимости от поддающихся точному определению внутренних побуждений или внешних стимулов. Поэтому термин «творческий аспект языкового употребления» без дальнейшего уточнения не совсем подходит для обозначения того свойства обыденного языка, на которое обратили внимание Декарт и Кордемуа.

В связи с этим интересно отметить, что Галилей, говоря об изобретении способа передачи «самых сокровенных мыслей любому другому человеку... не с большей трудностью, чем при расстановке в различном порядке двадцати четырех значков на бумаге»*, назвал его величайшим из всех человеческих изобретений; его можно сравнить с творениями Микеланджело, Рафаэля или Тициана [Galileo 1953,116-117]. Благодарю Э. X. Гомбрича за то, что он обратил мое внимание на эту мысль Галилея.

Сравним сказанное с тем, что говорится по данному поводу в «Общей и рациональной грамматике»: «Благодаря этому чудесному изобретению человеческого разума мы можем из 25 или 30 звуков составить бесконечное множество слов, которые, не имея сами по себе ничего общего с тем, что происходит в нашем рассудке, позволяют открыть эту тайну другим. И не проникая в наше сознание, дух других людей благодаря способности к слову может постичь все наши помыслы и все разнообразные движения нашей души» [Lancelot, * Цит. в пер. с англ. Галилей имеет в виду изобретение письма. См. [Галилей 1964, 203]. Arnauld 1660, 27; цит. по: Арно, Лансло 1990, 89-90; ср.: Арно, Лансло 1991, 29]. 30 См. прим. 25. [цит. по: Schlegel 1963, 233-234]. 31 «Письма о поэзии, просодии и языке» (1795). [цит. по: Schlegel 1962, 152]. 32 «Естественные средства искусства — это действия, посредством которых человек проявляет вовне свое внутреннее бытие» [Schlegel 1963, 230] (единственные средства такого рода — это «слова, тоны и жесты»); поэтому для Шлегеля естествен вывод о том, что сам язык есть наипервейшая форма искусства, более того, «с самого своего возникновения » он является «первичным материалом поэзии » [Op. cit., 232]. 33 Для Шлегеля «искусство» — это «безграничная мысль» и как таковое оно не поддается определению: «его цель, то есть направление его устремлений, возможно наметить в общих чертах, однако то, что оно с течением времени должно и может осуществить, этого разум не способен вместить ни в одно понятие, поскольку оно бесконечно» [Schlegel 1963, 225]. И далее Шлегель продолжает:

«В поэзии это наблюдается в еще большей степени» ибо остальные искусства, в соответствии со своими ограниченными средствами и приемами изображения, обладают определенной сферой, которую можно в той или иной степени очертить. Однако поэзия использует то же средство, с помощью которого человеческий дух вообще осознает себя и полу чает возможность произвольным образом соединять и выражать свои представления; это средство — язык. Поэтому поэзия не привязана к имеющимся в наличии предметам, а сама творит свои собственные; она — самое всеобъемлющее из всех искусств и одновременно она есть универсальный дух, присутствующий во всех них. То в творениях других видов искусств, что возвышает нас над повседневной реальностью и уносит в мир фантазии, мы называем их поэтичностью; поэтому понимаемая в таком смысле поэзия означает художественный вымысел вообще, тот чудесный акт, посредством которого она обогащает природу; как говорит о том само ее имя*, поэзия — это истинное творчество и созидание.

Каждому внешнему материальному изображению в душе художника предшествует внутреннее, при этом язык всегда выступает как посредник сознания, следовательно, можно сказать, что он постоянно выходит из лона поэзии. Язык вовсе не продукт природы, а отпечаток человеческого духа, который запечатлевает в нем возникновение и взаимосвязи своих представлений и весь механизм собственных действий. Таким образом, в поэзии уже созданное воссоздается вновь, и пластичность ее орудия столь же безгранична, что и способность духа к обращению на самого себя посредством все более высокой, более потенцированной рефлексии». 34 Об особенностях, источниках и общей эволюции развития эстетических воззрений романтиков * Ср. греч. TTOieiv 'творить'. H.XoAtcKuu. Картезианская лингвистика см. [Abrams 1953]. Некоторые проблемы философии языка романтиков рассматриваются в первом томе «Философии символических форм» Э. Кассирера (1923); см. англ, пер.: [Cassierer 1953]. См. также [Fiesel 1927]. 35 В частности, в сочинении «О различии строения человеческих языков», опубликованном уже после его смерти, в 1836 г. Факсимильное издание вышло в свет в 1960 г. [Humboldt 1960]. Ссылки даются на это издание. Неполный перевод на английский язык можно найти в книге [Cowan 1963]. В настоящее время Дж. Виртель подготавливает полный перевод с комментариями. Предпосылки языковых теорий Гумбольдта рассматриваются в неопубликованной докторской диссертации, защищенной в Иллинойском университете [Brown 1964]. Блумфилд назвал трактат Гумбольдта «первой значительной книгой по общему языкознанию » [Bloomfield 1933, 18; цит. по: Блумфилд 2002, 32]. Если этот трактат рассматривать на фоне анализируемых нами идей, то его можно считать скорее конечным этапом развития картезианской лингвистики, чем началом новой эры языковедческой мысли. См. [Chomsky 1964], где рассматриваются некоторые проблемы общелингвистической теории Гумбольдта, ее связь с исследованиями, проводившимися в XX в., и новое обращение к ней в современных трудах по языкознанию и теории познания. 36 Перевод греческих слов на немецкий язык принадлежит