Ноам Хомский - Картезианская лингвистика

• Название: Картезианская лингвистика
• Автор: Ноам Хомский
• Издательство: КомКнига
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-484-00181-1

В настоящей книге выдающийся американский лингвист Ноам Хом- ский попытался проследить в трудах языковедов и философов прошлого идеи, сходные с положениями разработанной им теории трансформационной порождающей грамматики. С этой целью он обратился к лингвофилософ- ской рационалистической традиции XVII–XVIII вв., незаслуженно, по его мнению, забытой. Обильно цитируя сочинения Р.Декарта и Ж. деКордемуа, Дж. Хэрриса и Р. Кедворта, братьев Шлегелей и В. фон Гумбольдта, а также других мыслителей Франции, Германии и Англии, Хомский создает целостное представление о главных особенностях рационалистического подхода к языку, основы которого были заложены еще в античности. Знаменитый труд Хомского был переведен на многие языки и вызвал в свое время бурную полемику в научной печати; его русский перевод, несо- мненно, будет воспринят с интересом лингвистами, психологами, философами, культурологами, историками науки и представителями других гуманитарных профессий.

---

Для всего рассматриваемого периода характерен частый акцент на тождественности глубинной структуры, лежащей в основе разнообразных поверхностных форм в самых разных языках; это связано с проблемой способов выражения значимых семантических связей между элементами речи. В гл. VI «Грамматики» Пор-Рояля рассматривается выражение этих отношений посредством падежных окончаний, как это наблюдается в классических языках; посредством внутренней модификации вроде той, что наблюдается в status constructus древнееврейского языка; с помощью частиц, как в романских языках, или просто с помощью фиксированного порядка слов78, как в случае выражения субъектно-предикатных и предикатно-объектных отношений во французском языке. Все эти способы рассматриваются в качестве манифестаций глубинной структуры, общей для всех этих языков и отражающей структуру мысли. Подобным же образом Лами в своей «Риторике» обсуждает различные средства, используемые в разных языках для выражения «отношений, последовательности и связи всех идей, которые возбуждаются в нашем уме при рассмотрении этих вещей» [Lamy 1676, 10-11].

Энциклопедист Дю Марсэ* также обращает внимание на тот факт, что связи между элементами речи в одних языках выражаются с помощью системы падежей, а в других те же связи выражаются порядком слов или специальными частицами; при этом он указывает на наличие корреляции между свободой порядка слов в предложении и богатством флексий [см. рус. пер.: Дю Марсэ 2001, 117]79.

Примечательно предположение о том, что в любом языке существует единообразный набор отношений, в которые могут вступать слова, и эти отношения соответствуют потребностям мышления. Философыграмматисты вовсе не пытались доказать, что во всех языках существуют падежные системы как таковые и что для выражения падежных отношений повсюду используются флективные средства. Напротив, они постоянно подчеркивали, что система падежей всего лишь одно из средств выражения подобных отношений.

Иногда указывалось, что названия падежей можно использовать применительно к разным видам отношений в качестве педагогического приема; также обосновывалась целесообразность, по соображениям простоты, различать падежи даже там, где нет формальных показателей. Отсутствие системы падежей во французском языке отмечается уже в самых ранних грамматиках. См. [Sahlin 1928, 212].

Важно понять, что использование названий падежей, имеющихся в классических языках, примени * Дю Марсэ (или Дюмарсе) Сезар Шено (Du Marsais или Dumarsais C.-Ch., 1676-1756) — французский философ-просветитель и грамматист. тельно к языкам, лишенным флексии, свидетельствует исключительно о вере грамматистов в единообразие соответствующих грамматических отношений; они верили, что глубинные структуры по существу одни и те же в разных языках, хотя средства их выражения могут быть совершенно различными. Истинность подобного утверждения отнюдь не очевидна, иначе говоря, оно представляет собой нетривиальную гипотезу, однако, насколько мне известно, современное языкознание не предоставляет нам данных, которые позволили бы серьезно ее оспорить80.

Выше было отмечено, что в «Грамматике» ПорРояля большинство наречий, собственно говоря, не относится к категориям глубинной структуры, они используются лишь для того, чтобы «выразить в одном слове то, что иначе можно было бы выразить лишь сочетанием предлога с именем» [Lancelot, Arnauld 1660, 88; цит. по: Арно, Лансло 1991, 63; ср.: Арно, Лансло 1990, 146]. Грамматисты более позднего времени просто опускают уточнение «большинство наречий». Так, Дю Марсэ считает, что «наречие отличается от других видов слов тем, что оно равноценно предлогу и имени; оно имеет значимость предлога с его дополнением; это слово, делающее речь короче» [Du Marsais 1769, 660]. Дав такую общую характеристику, Дю Марсэ переходит к анализу обширного класса единиц способом, который мы перефразируем как выведение формы «предлог — дополнение» из глубинной структуры. Еще более подробный анализ наречий дал Бозе* 81. Между * Базе Никола (Beauzee N., 1717-1789) — французский грамматист, составитель грамматических статей в «Энциклопедии». прочим, он отмечает, что, хотя «наречное словосочетание » (phrase adverbiale), например, avec sagesse 'с благоразумием', не отличается по своему «значению» (signification) от соответствующего наречия sagement 'благоразумно', оно может отличаться от него «добавочными идеями» (idees accessoires), которые с ним ассоциируются: «когда необходимо противопоставить действие и привычку, наречие более подходит для обозначения привычки, а наречное словосочетание — для указания на действие; тогда я скажу так: Un homme que se conduit sagement ne peut pas se promettre que toutes ses actions seront faites avec sagesse 'Человек, ведущий себя благоразумно, не может ожидать, что все его действия будут совершаться им с благоразумием' » [Beauzee 1819, 342]82. Это различение является частным случаем «естественного неприятия всеми языками полной синонимии, которая способна лишь обогатить язык звуками, бесполезными для точности и ясности выражения».

У грамматистов более ранней эпохи можно найти и другие примеры анализа в терминах глубинной структуры; так, повелительные и вопросительные предложения трактуются как по сути дела эллиптические трансформы глубинных выражений с такими дополнительными термами, как I order you... 'Я приказываю вам...' или I request... 'Я прошу...'83. Поэтому глубинная структура предложения Venez me trouver 'Приходите ко мне в гости' имеет вид, Je vous ordonne (prie) de me venir trouver 'Я вам приказываю (прошу вас) прийти ко мне в гости'; предложение Qui a trouve cela? 'Кто это нашел?' значит Je demande celui qui a trouve cela 'Я спрашиваю о том, кто это нашел' и т. п.

Можно привести в пример тривиальное применение трансформации при выведении из глубинных предложений выражений с конъюнкцией термов [Op. cit., 399 f.]. Несколько более интересные случаи приводит Бозе при анализе союзных средств; например, он считает, что наречие comment 'как' опирается на глубинную форму, содержащую слово maniere 'способ' и относительное придаточное, поэтому предложение Je sais comment la chose se passa 'Я знаю, как это произошло' имеет значение Je sais la maniere de laquelle maniere la chose se passa букв. 'Я знаю способ, каким способом это произошло'. Значение выражения La maison dont j'ai fait l'acquisition букв, 'дом, покупку которого я совершил' он анализирует как La maison de laquelle maison j'ai fait l'acquisition букв, 'дом, которого дома я совершил покупку'. Используя этот метод, он вскрывает лежащую в основе данных предложений глубинную структуру с ее главной и придаточной частью.

Интересное развитие описанного метода можно найти у Дю Марсэ в его теории конструкции и синтаксиса^. Он предлагает называть «конструкцией» (construction) «расположение слов в речи», а «синтаксисом » (syntaxe) — «связи между словами». Например, в трех предложениях лат. Ассерг litteras tuas 'Я получил твое письмо', Tuas accept litteras Твое я получил письмо' и Litteras accepi tuas 'Письмо я получил твое' представлены три разные конструкции, но синтаксис остается одним и тем же, ибо связи между составными элементами одни и те же во всех трех случаях. «Таким образом, каждое из этих трех расположений вызывает в сознании один и тот же смысл: J'ai recu votre lettre 'Я получил ваше письмо'». «Синтаксис» он далее определяет следующим образом: это «то, благодаря чему в каждом языке посредством слов мы можем вызвать в сознании людей, знающих данный язык, тот смысл, который мы хотим выразить. Синтаксис — это часть грамматики, содержащая знание о знаках, установленных в языке с тем, чтобы в сознании людей мог из смысла отдельных слов складываться смысл целой фразы» [Du Marsais 1769, 229-231; цит. с небольш. изм. по: Дю Марсэ 2001, 107-108]. Таким образом, синтаксис некоего выражения есть по сути дела то, что мы называем его глубинной структурой; конструкция же выражения — это то, что мы называем его « « я^ поверхностной структурой00.

Это различение проводится на основе следующих общих рассуждений. Мыслительный акт составляет отдельную единицу. Для ребенка «ощущение» сладости сахара поначалу есть неанализируемый единичный опыт [Op. cit., 181]; для взрослого человека значение предложения Le sucre est doux 'Сахар сладок', та мысль, которую оно выражает, также есть отдельная сущность.

Язык доставляет средства, необходимые для анализа этих объектов, иным путем не дифференцируемых. Он предоставляет «средство облечь в одежды, если можно так выра зиться, нашу мысль, сделать ее ощутимой, расчленить, проанализировать ее, одним словом, придать ей такой облик, чтобы ее можно было сообщить другим с боль шей точностью и подробностью.

Таким образом, каждая отдельная мысль явля ется, так сказать, некой совокупностью, целым; при пользовании речью она членится, анализируется и де H. Хсшскиы. Картезианская лингвистика тализируется с помощью производимых органами речи разнообразных артикуляций, которые образуют слово» [Op. cit., 184].

Подобным же образом восприятие речи заключается в выведении единой и нерасчлененной мысли из последовательности слов. «[Слова] в своей совокупности вызывают в сознании читающего или слушающего цельный смысл или мысль, которую мы хотим в нем породить» [Op. cit., 185]. Чтобы понять, какова эта мысль, разум должен прежде всего обнаружить связи между словами предложения, т. е. определить его синтаксис; затем он должен определить значение, полностью проанализировав глубинную структуру. Метод анализа, которому следует разум, заключается в том, чтобы расположить рядом взаимосвязанные слова и таким образом установить «значимый порядок» (ordre significatif), в котором взаимосвязанные слова следуют друг за другом. Реально произнесенное предложение само по себе может следовать «значимому порядку»; в таком случае оно называется «простой (естественной, необходимой, значимой, повествовательной) конструкцией » [Op. cit., 232; Там же, 108]. В противном случае «значимый порядок» должен быть восстановлен посредством той или иной аналитической процедуры, он должен быть «восстановлен разумом, который воспринимает смысл исключительно через этот порядок » [Op. cit., 191-192]. Например, чтобы понять латинское предложение, мы должны реконструировать «естественный порядок», имеющийся в сознании говорящего [Op. cit., 196]. Мало понять значение каждого предложения, требуется нечто большее: