Валерий Брюсов - Том 3. Стихотворения 1918-1924

• Название: Том 3. Стихотворения 1918-1924
• Автор: Валерий Брюсов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1973

Настоящее собрание сочинений В.Я. Брюсова — первое его собрание сочинений. Оно объединяет все наиболее значительное из литературного наследия Брюсова. Построено собрание сочинений по жанрово-хронологическому принципу.

Третий том составляют стихотворения 1917–1924 гг. (сборники: «Последние мечты», «В такие дни», «Миг», «Дали», «Меа» и поэтические произведения 1892–1924 гг., не вошедшие в авторские сборники.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

1913

«Я в море не искал таинственных Утопий…»

Я в море не искал таинственных Утопий,
И в страны звезд иных не плавал, как Бальмонт,
Но я любил блуждать по маленькой Европе,
И всех ее морей я видел горизонт.

Меж гор, где веет дух красавицы Тамары,
Я, юноша, топтал бессмертные снега;
И сладостно впивал таврические чары,
Целуя — Пушкиным святые берега!

Как Вяземский, и я принес поклон Олаю,
И взморья Рижского я исходил пески;
И милой Эдды край я знаю, — грустно знаю;
Его гранитам я доверил песнь тоски.

Глазами жадными я всматривался долго
В живую красоту моей родной земли;
Зеркальным озером меня ласкала Волга,
Взнося — приют былых — Жигули.

Страна Вергилия была желанна взорам:
В Помпеи я вступал, как странник в отчий дом,
Был снова римлянин, сходя на римский форум,
Венецианский сон шептал мне о былом.

И Альпы, что давно от лести лицемерной
Устали, — мне свой блеск открыли в час зари:
Я видел их в венцах, я видел — с высей Берна —
Их, грустно меркнущих, как «падшие цари».

Как вестник от друзей, пришел я в Пиренеи,
И был понятен им мой северный язык;
А я рукоплескал, когда, с огнем у шеи,
На блещущий клинок бросался тупо бык.

Качаясь на волнах, я Эльбы призрак серый
Высматривал, тобой весь полн, Наполеон, —
И, белой полночью скользя в тиши сквозь шхеры,
Я зовам викингов внимал сквозь легкий сон;

Громады пенные Атлантика надменно
Бросала предо мной на груди смуглых скал;
Но был так сладостен поющий неизменно
Над тихим Мэларом чужих наяд хорал…

На плоском берегу Голландии суровой
Я наблюдал прилив, борьбу воды и дюн…
И в тихих городах меня встречали снова
Гальс — вечный весельчак, Рембрандт — седой вещун.

Я слушал шум живой, крутящийся в Париже,
Я полюбил его и гул, и блеск огней,
Я забывал моря, и мне казались ближе
Твои, о Лувр,

Но в мирном Дрездене и в Мюнхене спесивом
Я снова жил отрадной тишиной,
И в Кельне был мой дух в предчувствии счастливом,
Когда Рейн катился предо мной.

Я помню простоту сурового Стефана,
Стокгольм — озерных вод и «тихий» Амстердам,
И «Сеn» 'у в глубине Милана,
И вставший в темноте Кемпера гордый храм.

О, мною помнятся — мной не забыты виды:
Затихший Нюнесгейм! торжественный Кемпер!
Далекий Каркасон! пленительное Лидо!..
Я — жрец всех алтарей, служитель многих вер!

Европа старая, вместившая так много
Разнообразия, величий, красоты!
Храм множества богов, храм нынешнего бога,
Пока земля жива, нет, не исчезнешь ты!

И пусть твои дворцы низвергнутся в пучины
Седой Атлантики, как Город Шумных Вод, —
Из глуби долетит твой зов, твой зов единый,
В тысячелетия твой голос перейдет.

Народам Азии, и вам, сынам Востока,
И новым племенам Австралии и двух
Америк, — светишь ты, немеркнущее око,
Горишь ты, в старости не усыпленный дух!

И я, твой меньший сын, и я, твой гость незваный.
Я счастлив, что тебя в святыне видел я,
Пусть крепнут, пусть цветут твои святые страны
Во имя общего блаженства бытия!

1913

«Опять мой посох приготовлен…»

Опять мой посох приготовлен,
Все тот же, старый и простой,
И день отбытия условлен —
Отмечен роковой чертой.

Там, за окном, в пустом пространстве,
Все тот же — милый лик луны.
Кругом — трофеи прежних странствий,
Как память мира и войны.

Там— камни с гор, там — лук и стрелы,
Там — идолы, там — странный щит,
Мой облик, грустно-поседелый,
На них из зеркала глядит.

Вот — карты; резко исчертила
Их чья-то сильная рука.
Вот — книги; что когда-то жило,
Звучит в них — зов издалека!

А там — собранье всех приветствий,
Дипломов пышных и венков…
(О, слава! Как приманчив в детстве
Твой льстивый, твой лукавый зов!)

Так почему ж, под мирной сенью,
Мне не дремать покойным сном,
Не доверяться наслажденью
Мечты о буйном, о былом?

Я окружен давно почетом,
Хвалой ненужной утомлен.
Зачем же бурям и заботам
Я брошу мой счастливый сон?

<1913>

«Плохо приходится старому лешему…»

— Плохо приходится старому лешему,
Мне, горемычному, брат домовой!
Всюду дороги— телегам и пешему,
Летось от пса я ушел чуть живой,
Сын было думал помочь мне, — да где ж ему,
Бок ему месяц лечил я травой.

— Плохо, брат леший, и мне, домовому,
Фабрики всюду, везде корпуса,
Жить стало негде, дом каменный к дому,
В комнатах лампы горят, как глаза;
Веришь, и думать забыл про солому,
Видно, придется и мне к вам в леса;

<1913>

«Ступени разрушенной лестницы…»

Ступени разрушенной лестницы
Уводят в глубокий овраг,
Где липы, столетью ровесницы,
Вечерний нахмурили мрак.

Река обегает излучиной
Приниженный берег. Во мгле
Толпой, беспорядочно скученной,
Рисуются избы в селе.

Лесами просторы обставлены,
Поет недалекий родник…
О город, о город отравленный,
Я здесь, твой всегдашний двойник!

28 июня 1914

Эллису

Нет! к озаренной сиянием бездне
Сердце мое не зови!
Годы идут, а мечте все любезней
Грешные песни любви.

Белые рыцари… сень Палестины…
Вечная Роза и крест…
Ах, поцелуй заменяет единый
Мне всех небесных невест!

Ах! за мгновенье под свежей сиренью
С милой — навек я отдам
Слишком привычных к нездешнему пенью
Оных мистических Дам.

Их не умею прославить я в песне…
Сердце! опять славословь,
С годами все умиленней, чудесней,
Вечно земную любовь!

1914

Листок, спрятанный в коре

Над Озером Грез, где большие березы
Любовно дрожат на вечерней заре,
Они, в летний день, свои детские грезы
Доверили белой коре.

В заветном листке было сказано много;
О чем они робко мечтали вдвоем,
О чем они тайно молили у бога
В недавнем прекрасном былом.

В тот день, как свершились бы эти мечтанья,
Как правдой надежды их сделал бы Рок, —
Они бы вернулись на место свиданья,
Чтоб вынуть поблекший листок.

И дерево свято в груди сохраняло
Листок пожелтелый с чуть видной каймой,
В июле ветвями его обвевало,
Хранило от стужи зимой.

Мечты же писавших не сбылись. Таила
Судьба приговор: им не встретиться вновь!
И юношу зло сторожила могила,
Ее же — другая любовь.

Но все же остались их юные души
На старом листке у свидетеля грез:
О маленькой Мане и бедном Илюше
Твердят колыханья берез.

26 октября 1914

«Не как молния, смерти стрела…»

Не как молния, смерти стрела,
Не как буря, нещадна и зла,
Не как бой, с грудой жертв без числа,
Не как челн, на волнах без весла, —
Тихим утром Любовь снизошла.

Как пророк, я в грозе, я в огне
Бога ждал, — он предстал в тишине.
Я молюсь просиявшей весне;
Сын полей, в голубой вышине,
Небу песню поет обо мне.

Пой певучую песню, певец:
«Эти дни — над всей жизнью венец!
Слышишь стук двух согласных сердец?
Видишь блеск двух заветных колец?
Будь любим — и люби, наконец!»

1 ноября 1914