Лорел Гамильтон - Дуновение холода

• Название: Дуновение холода
• Автор: Лорел Гамильтон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-059784-0, 978-5-271-36971-1, 978-5-4215-2469-4

Враги Мередит готовы на все, чтобы любой ценой опорочить ее и устранить от власти — а если получится, то и просто убить

Теперь могущественная знатная дама из враждебного правящего дома обвиняет преданных телохранителей принцессы в безжалостном надругательстве, и если вину их удастся доказать, то их ждет мучительная казнь. А дядя Мередит, умный и безжалостный король Тараннс, плетет искусную сеть лжи, соблазна и магии, которой надеется опутать племянницу.

Опасность нарастает.

Помощи ждать неоткуда.

И Мередит все чаще задает себе вопрос: стоит ли корона Сумеречного двора тех мук и страданий, которые приходится переживать в борьбе за нее?

---

Я не отрывала глаз от Риса: на лице у него написан был тот же ужас, какой чувствовала я.

— Что это? — спросил Гален.

— Когда-то любой акт творения требовал жертвы, — проговорил голос Дойла… но не Дойла.

— Нет! — воскликнула я. — Нет, я не давала согласия!

— Он дал, — сказал голос. Взгляд Дойла тоже был не его.

— Но почему? Почему он?

— Он олень.

— Нет!! — Я встала, путаясь в полах халата, и шагнула к черным псам и незнакомцу в теле Дойла.

— Мерри, — позвал Рис.

— Нет!! — снова крикнула я.

Один из псов на меня зарычал. Магия вспыхнула во мне, жаром прокатилась по коже. Я сияла, будто проглотила лунy; на лицо легли рубиновые сполохи от волос, и глаза светились — я видела зеленые и золотые отблески.

— Ты бросаешь мне вызов? — спросили губы Дойла, но не с Дойлом мне пришлось бы драться, скажи я «да».

— Мерри, не смей, — сказал Рис.

— Мерри! — взмолился Гален. — Не надо, Мерри, Холод такого не пожелал бы.

Борзые ткнулись мордами мне в руку и в бок. Я глянула на них: собаки светились. Рыжая половина морды Минни сияла цветом моих волос, а от шкуры под моей рукой лился белый свет, перемешиваясь с моим. Рыжеухий белоснежный Мунго казался живой драгоценностью.

Руку кольнуло кольцо королевы. Как многие другие артефакты, оно набирало силу в волшебной стране, а мы сейчас в ней и оказались.

Вокруг моих борзых плясали призрачные щенки: моя Минни успела забеременеть. Первые щенки волшебных собак за… лет пятьсот или больше?

Минни толкнула меня мордой в бок, заставляя взглянуть на себя. На два уже моих маленьких призрака, плывущих в воздухе надо мной. Только я знала, что они не призрачные, они настоящие. Понятно теперь, откуда такая усталость. Близнецы — как моя мать и ее сестра. Близнецы. И еще — бледнее этих двоих, как мысль, парящая на краешке сознания, — третий. Еще не воплощенный, только обещание будущего. А значит, близнецы — не единственные дети, которые у меня родятся; будет как минимум еще один ребенок: мой и еще чей-то.

И едва я об этом подумала, как вспомнила, что у кольца и другие силы есть. Если я хочу знать, кто станет отцом моих детей, то с помощью кольца я узнаю — здесь, на волшебной земле. Я повернулась к Дойду и получила самый желанный для меня ответ. Кольцо мигнуло, и воздух наполнился запахом роз.

Я повернулась к Холоду. Ребенок замер над ним неподвижно, притихший и слишком серьезный. Нет, о Богиня, только не это! Даже чудо рождения ребенка, двоих детей, не оправдает потерю Холода. Я этих призрачных младенцев еще не знаю, я их не обнимала, не видела их улыбок. Не знаю, как мягки их волосы, как сладко пахнет кожа… Они еще не существуют! А Холод — вот он. Он мой, он отец моего ребенка!

— Молю тебя, Богиня, — прошептала я.

На краю поля зрения шевельнулся Рис, и ребенок потянулся к нему, провел по его ладони призрачной ручкой. Рис почувствовал: он пытался разглядеть, кто к нему прикасается. Но так быть не должно! Я ношу двоих детей, а не троих. Отцов наблюдался переизбыток.

Впрочем, ненадолго, в случае… Я шагнула к Холоду. Гален перехватил меня по пути, и кольцо так кольнуло руку, что я споткнулась. Четыре. Четыре отца на двоих детей? Абсурд. Я с Галеном больше месяца не спала в привычном смысле слова, потому что оба мы понимали, что король из него плохой. Они с Китто вдвоем позволяли мне всласть удовлетворять тягу к оральному сексу. Но от этого не беременеют!

Запах роз стал сильней, что обычно означало подтверждение. Невозможно, подумала я.

— Я Богиня, а ты забываешь собственную историю.

— Какую историю? — спросил Гален.

Я удивленно на него посмотрела:

— Ты слышал?

Он кивнул.

— Историю Керидвен.

Гален нахмурился:

— А что… — Но тут лицо у него осветилось пониманием. Мой Гален, чьи мысли так легко читаются на прекрасном лице… — Ты говоришь о…

Я кивнула. Он нахмурился опять.

— Я думал, что истории о том, как Керидвен забеременела, съев пшеничное зерно, и о том, как заново родилась Этайн[4], когда кто-то там проглотил ее в образе бабочки — только мифы. Нельзя забеременеть оттого, что проглотишь.

— Ты же слышал Ее слова.

Он потрогал мой живот через шелк халата, и расплылся в улыбке. Он просто сиял — а у меня сил не было.

— Холод тоже отец моего ребенка, — сказала я.

Радость Галена померкла, как свеча, закрытая темным стеклом.

— Ох, Мерри, прости.

Я качнула головой и высвободилась из его рук. Я хотела опуститься на колени рядом с Холодом. Рис уже стоял рядом с ним.

— Я верно расслышал? Холод стал бы твоим королем?

— Одним из, — сказала я. Сил у меня не было объяснять, что Рис тоже, некоторым образом, в эту лотерею выиграл. Слишком много всего навалилось.

Рис прижал пальцы к шее Холода, подержал. Склонил голову, так что волосы скрыли лицо. Единственная сияющая слезинка упала Холоду на грудь.

Синий рисунок оленьей головы мигнул ярким светом, словно слезинка вызвала вспышку магии. Я дотронулась до татуировки, и она загорелась еще ярче. Я положила руку на грудь: кожа была еще теплая. Линии рисунка вокруг моей руки вспыхнули языками синего огня.

— О Богиня, — взмолилась я. — Не отнимай его у меня! Пусть не сейчас. Пусть он увидит свое дитя, прошу! Если хоть когда-то ты была ко мне благосклонна, верни мне его!

Синие языки разгорались ярче и ярче. Жара от них не было, но было покалывание как от электрического тока — довольно сильное, почти на грани боли. А свет такой яркий, что я уже не видела тело Холода; чувствовала гладкость мускулистой груди, а видела только синеву огня.

И тут пальцы ощутили шерсть. Шерсть? Значит, я не к Холоду прикасаюсь, синее пламя скрывает кого-то другого. Не человекоподобного, покрытого шерстью.

Существо у меня под рукой поднялось на ноги и оказалось слишком высоким, рука соскользнула. За спиной у меня очутился Дойл, подхватил с пола, обнял. Языки пламени опали: перед нами стоял огромный белый олень, глядя на меня серо-серебряными глазами.

— Холод! — Я потянулась к нему, но он отбежал. Помчался к окнам вдали через акры мрамора, словно мрамор не скользил под копытами, словно сам он был легче пушинки. Я испугалась, что он врежется в стекло, но перед ним открылись застекленные высокие двери, которых раньше не было, и олень выбежал на вновь созданную землю.

Двери за ним закрылись, но не исчезли. Наверное, пространство еще сохраняло эластичность.

Я повернулась в объятиях Дойла посмотреть ему в лицо. Теперь его глазами смотрел сам Дойл, не Консорт.

— Холод…

— Теперь олень, — сказал Дойл.

— А наш Холод теперь для нас потерян?

Мне хватило выражения темного лица.

— Его уже нет, — поняла я.

— Нет, он есть, но другой. Станет ли он снова тем, кого мы знали — ведомо только Божеству.

Холод не умер, но для меня потерян. Для нас потерян. Он не будет воспитывать своего ребенка. Никогда не придет в мою постель.

О чем я молилась? Чтобы он вернулся ко мне. Если бы я подобрала другие слова, он бы все равно превратился в животное? Я не о том попросила?

— Не вини себя, — сказал Дойл. — Где есть жизнь, есть надежда.

Надежда. Важное слово. Хорошее слово. Только сейчас его было мало.

Глава двадцать четвертая

— Плевать мне, сколько еще собак создаст твоя магия, — крикнул Ясень. — Ты клялась, что с нами переспишь, а так и не переспала!

Он метался по комнате, вцепившись руками в светлые лохмы, словно решил их выдрать.

Падуб сидел на большом белом диване, а Галли-Трот лежала пузом кверху у него на коленях — насколько смогла поместиться, то есть. Оставшееся занимало немалую часть дивана. Падуб почесывал собаке брюхо. Вспыльчивый Падуб казался куда более спокойным, чем я привыкла его видеть.

— Секс был нужен, чтобы мы вошли в силу. Ну так мы вошли.

— Не в силу сидхе! — Ясень остановился перед братом.

— Лучше я гоблином останусь.

— А я лучше стану королем сидхе, — сказал Ясень.

— Принцесса уже сказала вам, что ждет ребенка, — напомнил Дойл.

— Опоздали вы на вечеринку, — добавил Рис.

— А кто виноват? — Теперь Ясень напротив меня остановился. — Если б ты с нами переспала всего месяцем раньше, у нас был бы шанс!

Я глядела на него, слишком вымотанная, чтобы реагировать на его злость и разочарование. Кто-то набросил на меня одеяло; я в него закуталась, меня знобило. Мне было холодно, и я не знала, как справиться с этим холодом. Смешно. Холода больше нет, а я скорбь ощущаю как холод.

Я могла придумать дипломатичный ответ. Могла наговорить много вежливых слов, только не хотела. Мне все равно было. Настолько, что я не хотела придумывать вежливые слова. И я просто глядела на Ясеня.

Гален опустился на диван рядом со мной, обнял за плечи. Я к нему прижалась, позволила себя обнять. Он стоял здесь наготове вместе с теми, кого позвал в малую гостиную Дойл на случай, если гнев Ясеня пересилит его способность соображать. И гнев его был так силен, что Дойл с Рисом присесть не решались. Предпочитали стоять — на случай, если самый разумный из братцев лишится разума.