Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

• Название: Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века
• Автор: Пётр Пискарёв
• Издательство: Гиперион
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89332-136-4

Эти мемуары написаны двумя петербургскими старожилами, родившимися на рубеже XIX–XX вв., и публикуются по рукописи, которая находится в собрании А. М. Конечного, составителя и комментатора этой книги. Воспоминания П. А. Пискарева и Л. Л. Урлаба — это документальный реестр реалий повседневной и праздничной жизни города рубежа веков и его обитателей, они дополняют и корректируют сведения, сообщаемые другими мемуаристами и являются еще одним источником по быту и зрелищной культуре старого Петербурга для самого широкого круга читателей (от любителя книг до специалиста по городской культуре и истории).

Иллюстративный материал предоставлен А. М. Конечным.

В оформлении обложки использованы работы Мстислава Валериановича Добужинского (1875–1957).

---

119

В обязанность полиции входил и надзор за поведением нянь и бонн во время их прогулок с детьми. «Чины полиции, имеющие наблюдение за общественными садами и скверами, во всех тех случаях, когда будет обнаружено со стороны нянек и бонн грубое и насильственное обращение с детьми, обязаны тотчас же принимать зависящие меры к устранению подобных отношений к детям» (Алфавитный сборник. С. 494).

120

С. Ф. Светлов в главе «Прислуга» пишет:

«Обыкновенный контингент прислуги в семье среднего достатка следующий: кухарка, горничная и, где есть дети, нянька.

Няньки получают от восьми до десяти рублей в месяц жалованья и пользуются против другой прислуги некоторыми привилегиями.

Кухарки получают разное жалованье, начиная от трех рублей (которые по большей части поступают на место прямо из деревни) и кончая пятнадцатью рублями. Средняя плата — десять рублей „со своим горячим“, т. е. хозяева не обязаны давать кухарке кофе, чаю, сахару и булок. Если же кофе и чай идет от хозяев, то это называется „с отсыпным“. В небольших семьях кухарка исполняет все работы: стряпает, убирает комнаты, стирает и т. п.

Средний оклад горничной также около десяти рублей „со своим горячим“ или же „с отсыпным“. На обязанности горничной лежит уборка комнат и прислуживание за столом.

Кушанье всей прислуге полагается от хозяев. Помещается прислуга довольно плохо: кухарки спят в кухнях, а горничные — либо в кухне же, либо в каком-нибудь коридорчике или в каморке. Особые комнаты для прислуги — редкость. На праздниках Рождества и Пасхи и в день ангела прислуге дарят подарки или деньгами, или материей на платье.

В богатых домах, кроме вышеозначенной прислуги, держат лакеев, официантов, поваров, подгорничных, поднянек, кухонных мужиков и т. п.

Принимается прислуга или по публикациям в газетах, или в конторах по найму прислуги или же, наконец, по чьей-либо рекомендации. Но найти хорошую кухарку очень трудно и потому „кухаркин вопрос“ причиняет хозяйкам много забот и хлопот. Многие из прислуги приносят „аттестаты“ от прежних хозяев, но аттестаты эти не пользуются доверием, ибо русские народ добрый и легко выдают хорошие аттестаты людям, их вовсе не заслуживающим. Кроме того, такие аттестаты нередко фабрикуются в мелочных лавочках, в портерных и т. п. Непременным условием при приеме прислуги служит предъявление ею паспорта, который, по прописке в полиции, хранится у хозяев прислуги» (Светлов. С. 63–64).

Рекомендации по найму прислуги см.: Хозяйка дома (Домоустройство) / Сост. Юрьев и Владимирский. СПб., [1895]. Прислугу можно было также нанять на рынке: «На Никольской площади расположен Никольский рынок со сборным пунктом для найма рабочих и прислуги. Прислуга здесь дешевая, так как большинство прямо приезжие из деревни» (Зарубин. С. 75), или на специальной бирже (см.: [Рабинович-Марголина С. С.]. На бирже труда: В женском отделении (Из наблюдений дежурной) // Русское богатство. 1917. № 4/5. С. 106–137). См. также: Наставление для управления домашнею прислугою, с верными указаниями для отопления и освещения комнат // Карманная хозяйственная библиотека. Серия 3. Т. 41. Кн. 4. СПб., 1858.

121

«Вразнос торгуют всевозможные торговцы. Вот главнейшие виды этой торговли: папиросами, сигарами и спичками; спичками, почтовой бумагой, чернилами, конвертами (кричат: „вот спичек хорош… бумаги, конвертов“); ягодами и яблоками; мороженым (в кадках, которые носят на головах); селедками и яйцами; дичью; свежими огурцами и луком; книгами недорогими (книгоноши); дешевыми брюками, пиджаками и жилетами; платками и шарфами (татаре); газетами (газетчики); сайками, булками и пирожками (главным образом в коридорах рынков; славятся теперь гостинодворские пирожки); сбитнем и баранками; дулями и грушевым квасом; ваксой и чернилами; горячими сосисками и вареными яйцами (ходят преимущественно по портерным и кабакам); скверными апельсинами и сохлыми конфектами (торгуют старые бабы); растениями и цветами; печатками; гипсовыми статуэтками; жестяными ведрами, лоханками и мышеловками; плетеными корзинками (торгуют словаки и русины, которые в то же время и играют на дудке); плетеными стульями, половыми щетками, бильбокетами и разными детскими игрушками; арбузами, которые возят на тележках и прочее» (Светлов. С. 41).

122

Пестрая и шумная толпа торговцев и разносчиков, наводнявшая улицы и дворы города, для многих мемуаристов осталась ярким впечатлением детства и неотъемлемой частью жизни Старого Петербурга.

«А сколько еще всевозможных продавцов и уличных ремесленников заполняло улицу — разносчики, сбитенщики, точильщики, стекольщики, продавцы воздушных шаров, татары-халатники, полотеры — всего не перечесть, — и их белые передники, картузы, зипуны, валенки (иногда так красиво расписанные красным узором) и разные атрибуты и инструменты простонародья, как все это оживляло и красило картину петербургской жизни, — пишет Добужинский. — На черный двор, куда выходили окна всех кухонь, забредали разносчики и торговки и с раннего утра распевали на разные голоса, поглядывая на эти окна: „клюква-ягода-клюква“, „цветы-цветики“, „вот спички хорош — бумаги, конвертов — хорош спички“, „селедки голландские — селедки“, „кильки ревельские — кильки“! И среди этих звонких и веселых или охрипших голосов гудел глухой бас татарина: „халат-халат“ или „шурум-бу-рум“. Сквозь утренний сладкий сон я уже слышал эти звуки, и от них становилось как-то особенно мирно» (Добужинский. С. 13, 6).

«Если бы я был композитором, я бы создал музыкальное произведение из разнообразных напевов разносчиков, ходивших по дворам старого Петербурга, — говорит Оболенский. — С раннего детства я знал все их певучие скороговорки, врывавшиеся весной со двора в открытые окна вместе с запахом распускающихся тополей. <…>

Покачиваясь и поддерживая равновесие, появляется рыбак с большой зеленой кадкой на голове. На дне кадки в воде полощется живая рыба, а сверху, на полочке, разложена сонная:

Окуни, ерши, сиги,
Есть лососина-а-а-а.

За ним толстая торговка селедками с синевато-красным лицом звонко и мелодично тянет:

Селллледки голлански, селлледки-и-и-и.

А то въезжает во двор зеленщик с тележкой и поет свою заунывную песню:

Огурчики зелены,
Салат кочанный,
Шпинат зеленый,
Молодки, куры биты.

<…> А из форточек высовывались руки и бросали медные монеты, завернутые в бумажку.

Шарманщики, певцы и торговцы пленяли нас своими мотивами только во дворах. На улицах эта музыка была запрещена. Но среди торговцев были привилегированные. Так, торговцы мороженым ходили по улицам с кадушками на головах и бодро голосили:

Морожина харо-шее»

(Оболенский. С. 13–14).

Ключева вспоминает дворовых торговцев в рабочих уголках Коломны:

«Наш двор с утра оживлялся торговцами. <…> Во дворе раздавался протяжный голос селедочницы: „Селедки голландские, шотландские, селедочки для водочки“ <…> После селедочницы на сцену появлялась торговка клюквой. Та кричала высокой нотой: „…Клюква-ягода-клюква!“ За плечами у ней была большая корзина из лыка, полнешенька набита клюквой. <…> Красивее всех голосила молодая бабешка — торговка зеленью, она очень складно распевала: „А вот огурчики зеленые, редиска мо-ло-дая, травка зеленая, корешочки в суп, кто не любит круп“. Затем появлялся усатый булочник, говорил он в нос: „Хлебцы шведские, кисло-сладкие, сладко-кислые, захватывают дух, на вкус, что жареный петух“. Он носил эти хлебцы на голове, а на голову у него был положен кожаный кружочек, на который ставился лоток. <…> Всяк кричал на свой лад, и каждый имел свой мотив и свои ноты, и своих покупателей» (Ключева. С. 206).

В главе «Петербургский двор» Григорьев, который жил в начале века на Петербургской стороне, пишет:

«Рано утром появлялись разносчики. Молочницы (реже — молочники) — здоровые бабы, жительницы окраин и пригородов — „с кувшином охтинка спешит“. В руках у них был бидон, с которым они прошагали неблизкий путь. Иногда молочница приезжала на тележке или в тарантасе, заставленном бидонами. Тарантас оставался на улице с мужиком или с мальчишкой, который стерег лошадь, пока хозяйка ходила по квартирам. Молоко часто бывало разбавлено водою, что в течение десятилетий служило неистощимым источником газетных острот.

Появлялся разносчик-мясник в картузе с белым передником, часто с черными кожаными манжетами. На голове у него была круглая, вроде большого бублика, кожаная подушечка с дыркой в середине, чтобы удобнее было нести на голове лоток. На лотке лежал товар, прикрытый белой тряпкой. Зеленщик тоже нес на голове корзинку, круглую или продолговатую, со всякой зеленью. С лотком на голове появлялся и кошатник. Он торговал печенкой для кошек. Каждая порция нарезалась на кусочки, которые были выложены цепочкой на бумаге; стоила порция две копейки. Кошки знали своего поставщика и опрометью бросались ему навстречу.