Пит Шоттон - Джон Леннон в моей жизни

• Название: Джон Леннон в моей жизни
• Автор: Пит Шоттон
• Жанр: Биографии и Мемуары

«До Баллады Джона и Йоко была баллада Джона, Пола, Джорджа и Ринго. А до нее была баллада Джона и Пита. Воспоминания Пита Шоттона об их детской дружбе удивительны, а через годы БИТЛЗ он ведет нас с завидной проницательностью. И спустя столько лет приятно узнать, что вне битловского круга у Джона был такой хороший товарищ, для которого он был просто Джоном Ленноном, Другом.»

Марк Лэпидос, продюсер «Битлфеста»

---

«До чего же это должно быть страшно, — заметил Джон, — когда ты не можешь контактировать с остальным миром и все вокруг относятся к тебе, как к слабоумному, хотя ты и знаешь, что ты не глупее их.» Он тут же дал своим счетоводам распоряжение перечислить в один из фондов пожертвование в 1.000 фунтов стерлингов.

Стремясь расширить кругозор и придать своему существованию смысл, Джон начал перепахивать трактаты по психологии и религии. Он изучал работы Фрейда, Джанга, Вильгельма Райха и ряда других менее известных авторов, включая и того, чье волшебное всеизлечение требовало просверливания дырки во лбу пациента. Эта теория настолько заинтриговала Джона, что он даже захотел предложить для такого необычного лечения себя самого.

«Но с дырками в голове ты никуда не сможешь пойти», — запротестовал я.

«Ну и х… с ним. Если это получится, я пойду на это», — отрезал он.

Джон также окунулся в чтение Библии и, по наущению Джорджа, таких восточных религиозных текстов, как «Бхагават Гита» и «Тибетская книга мертвых». Однажды ночью он даже заперся в туалете и попросил Бога явиться ему. «Я встал на колени, как м…к, — поведал он позднее, — и заорал: «Бог, Иисус или х… знает, кто ты там еще… и где ты там…, пожалуйста, хотя бы разок скажи мне просто, какого черта я должен делать в этой жизни?»

Нечто вроде ответа на этот вопрос появилось в неожиданной форме — кусочков сахара, которые дантист Джорджа, как-то вечером развлекавший Леннонов и Харрисонов в своей квартире в высотном доме, подбросил им в кофе. Когда они вскоре после обеда собрались уходить, он поставил их в известность о том, что добавил в их напитки нечто под названием ЛСД.

Джона, Син, Джорджа и Пэтти эта маленькая шалость нисколько не порадовала и, не обращая внимания на его предостережения, они без промедления ушли. Далее, вместе с дантистом, последовавшим за ними, они отправились в клуб «Эд Либ», где Пэтти первой начала ощущать таинственный эффект наркотика уже когда они ехали вверх на лифте. Визжа от ужаса, она кричала, что лифт горит. На этой тревожной ноте и отправились двое Битлов и их жены в свое первое наркотическое путешествие.

Когда они, наконец, покинули клуб, Джордж, который вел машину, обнаружил, что он не в состоянии оценить, на какой скорости они едут: три километра в час или триста. Тем не менее, он каким-то образом умудрился провести свою «Мини» по лондонским магистралям, мимо знакомых зданий, которые казались плавящимися, горящими или как-то иначе неузнаваемо преображенными, до самого Эшера. Там Джон, уверенный, что бунгало Джорджа — это огромная субмарина, и он — ее капитан, всю ночь не сомкнул глаз.

На следующее утро Джон и Син согласились в том, что они словно только что вернулись из Алисиного Зазеркалья. Но если Син сочла испытанные ощущения самым жутким кошмаром во всей своей жизни, то Джон не мог дождаться следующей возможности повторить ЭТО.

Так началось его трехлетнее увлечение ЛСД. Он воспринял «кислотку», как некий Божий дар, волшебный ключик к неведомым областям собственного сознания и потенциальное лекарство от многих своих личных психологических проблем. ЛСД дал ему почти осязаемую форму восприятия мира, как сюрреалистического карнавала, и возможность в любое время и безо всяких усилий, не вставая со своего кресла, созерцать образы мистических видений и даже общаться с Богом. К весне 1966 года, когда БИТЛЗ начали работать над «Револьвером», и Джон, и Джордж глотали этот наркотик почти ежедневно. Они в буквальном смысле ели его, как конфеты.

Несмотря на все стремления Джона познакомить меня с «прекрасным новым миром», я, как и Пол МакКартни, отклонял его настойчивые предложения почти год. Мои личные духовные устремления все еще заметно отставали от его, а перспектива бесконтрольного галлюцинирования попросту пугала меня.

Но, как всегда, наши отношения не портились моим желанием оставаться «праведным» в то время, когда Джон достигал границ своей психики, хотя, конечно, я не мог представить, что именно он испытывал, до тех пор, пока сам не попробовал бы это магическое химическое соединение. С другой стороны, позиция Джона меня нисколько не удивляла, ибо он сразу ухватывался за все необычное. А помимо всего прочего, Джон обладал удивительной выносливостью ко всевозможным стимуляторам и крепким напиткам.

Но, как бы то ни было, в те дни влияние ЛСД на Джона в определенном смысле было благотворным. Этот наркотик вернул ему жизнерадостность, энтузиазм и вдохновение на создание самых лучших песен. Он также помог сгладить острые края его характера и в конечном итоге, излечил его от высокомерия и паранойи. Джон распахнул ворота Кенвуда и разрешил фанам бродить по саду, а иногда даже звал их на чашку чая. У него стало привычкой, во всяком случае, на некоторое время, вставать с восходом солнца. Он также отрекся от мяса и алкоголя, а новая строго вегетарианская диета быстро ликвидировала его брюшко. Мне помнится, что он даже занялся тщательным изучением Нового Завета в поиске упоминаний о вкусовых предпочтениях Христа, безуспешно пытаясь убедиться в том, что Иисус был вегетарианцем. Заставая меня за поглощением бифштексов и гамбургеров, которые он некогда считал очень вкусными, он терзал меня безжалостным взглядом и говорил: «А ты не задумываешься, что съедаешь сейчас чью-нибудь маму?»

Но я, как ни старался, так и не смог перейти на «соевые бюргеры» и «немясные сосиски», которыми Джон теперь до отказа забил свой холодильник. Однако я, в конце концов, все же дал ему и Терри Дорану уговорить меня составить им компанию в «трипе на ЛСД» во время празднования 4-летия Джулиана.

С этого дня мы с Джоном «путешествовали» довольно часто. В течение своей «жаворонковой» фазы, он практически каждое утро появлялся в моей спальне с подносом для завтрака, где непременно была чашка чая и таблетка «кислотки».

Конечно же, Ринго и Пол к тому времени тоже «сдались», и тем самым дали начало метаморфозам: из «Потрясной Четверки» они превратились в «Оркестр Сержанта Перца».

Однажды в субботу вечером, приехав в Кенвуд, я застал Джона и Тэрри за пульверизаторной раскраской фасадной стороны дома в психоделические люминисцентные цвета. Не удовлетворившись итогом дня, проведенного в брожении по Кенвуду и перекрестном обстреле одиноких предметов садовой мебели и скульптур из чудных новых аэрозольных баллончиков для рисования, они решили аналогичным образом разделаться и с самим особняком.

Едва Джон успел мне об этом рассказать, как недовольная Синтия высунула голову в окно спальни и, чихая и кашляя, крикнула: «Что в доме такое творится? Тут везде дым!»

«А, кстати, Пит, — сказал Джон, — давай-ка зайдем туда. Там наверху сидит один грек, с которым я очень хочу тебя познакомить. Это волшебник. Его зовут Алекс.»

Бросив аляповато-красные, желтые, пурпурные и зеленые краски, Джон затащил меня в редко посещаемый рабочий кабинет, где мы увидели худощавого и изрядно обросшего парня, сидевшего на полу и внимательно изучавшего какие-то схемы. «Он изобретает летающее блюдце», — пояснил Джон.

Встав для приветствия, Алекс удостоил меня пронизывающего взгляда. «Это Пит Шоттон, мой старый приятель из Ливерпуля», — сказал Джон.

«О-о-очень славный м-м-малый», — произнес «изобретатель» и его взгляд переплавился в ангельскую улыбку. Алекс прекрасно говорил по-английски, но страдал сильным заиканием, которое постепенно исчезало по мере того, как новое лицо завоевывало его доверие.

По-настоящему его звали Алексис Мардас, но Джон всегда упоминал его как «Волшебного Алекса». Алекса, утверждавшего, что он — сын одного из важных членов правого военного правительства страны, и Джона познакомил их общий друг — владелец картинной галереи «Индика» Джон Данбар.

Не знаю, действительно ли он обладал своими хвалеными учеными степенями нескольких престижных университетов Европы, но он мог похвастаться впечатляющими способностями в электронике. Кроме того, он обладал удивительным обаянием и способностью убеждать, и быстро завоевал место в узком кругу близких друзей БИТЛЗ. Что касается Джона, то он думал об Алексе Бог знает что, и ничего не соображая в электронике, всерьез считал его могучим волшебником.

Однажды ночью, через несколько недель после нашего с Алексом знакомства, мы с Джоном о чем-то болтали, когда он вдруг вспомнил, что на следующий день у этого грека должен быть день рождения. Джон редко переживал по такому поводу, но его уважение к Алексу было настолько огромным, что на сей раз день рождения стал исключением из правила.

«Ах, ё… твою мать! — воскликнул он, — завтра же приезжает Волшебный Алекс, а я еще не приготовил ему никакого подарка! Что бы ему такое подарить, а, Пит?»

«Не знаю, — сказал я. — А что ему нравится?»

«Ага… — произнес Джон после секундного раздумья. — Ему очень нравится мой «Айсо Гриффо». Джон имел в виду восхитительную итальянскую спортивную машину, за которую совсем недавно на автомобильной выставке в Эрле заплатил кучу денег. В то время он, фактически, был единственным владельцем «Айсо Гриффо» в Великобритании. «Давай тогда подарим ему этот ё…й «Айсо»!» — воскликнул он.