Сигизмунд Дичбалис - Зигзаги судьбы

• Название: Зигзаги судьбы
• Автор: Сигизмунд Дичбалис
• Издательство: Ин-т полит, и воен. анализа, Центр по изучению Русского Зарубежья
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-93349-024-5

18-го февраля 2011 года в госпитале, в Брисбене (Австралия) умер один из последних ветеранов Вооруженных Сил Комитета Освобождения Народов России, солдат разведдивизиона 1-й пехотной дивизии ВС КОНР, участник боёв на Одере и в Праге Сигизмунд Анатольевич Дичбалис (1922–2011). По его распоряжению, прах будет погребен в Санкт-Петербурге.

Сигизмунд Дичбалис (СД) оставил прекрасные воспоминания о своей невероятной жизни «Зигзаги судьбы».

Как вспоминал сам Сигизмунд Анатольевич, после событий в Праге командующий РОА, генерал Андрей Андреевич Власов сказал: кто уцелеет, пусть расскажет всю правду о Русском Освободительном Движении. Именно это Сигизмунд Анатольевич и делал всю свою жизнь.

Наверное, он был единственным бойцом РОА, который вел свой собственный сайт (http://roa2.narod.ru/), отвечая на вопросы посетителей о тех исторических событиях, очевидцем и участником которых ему довелось быть. Немало найдется людей, познакомившихся с ним через его «Гостевую книгу», которым он оказал подчас неоценимую помощь в сборе материалов по истории РОА.

---

Очень милая, и даже очень красивая, девушка, родом с Кубани, задержалась в лагере по болезни. Лежала она одна в углу склада, её трясло, как в лихорадке, какая-то сволочь украла у неё чемодан с переменой белья, и несчастная, пропотевшая и изголодавшаяся, страдала как от голода, так и от невозможности сменить бельё. Такой я её нашёл во время одного из моих обходов для проверки пожарной безопасности.

У меня была возможность выходить за пределы лагеря, доставая спирт или что-то вроде самогона у немцев для офицеров СМЕРШа. Добывал я это у одного аптекаря в Хемнице, который вдобавок занимался также и проявкой фотоплёнок и продавал плёнки для фотоаппаратов, имевшихся в лагере.

Тем же вечером я появился в углу, где лежала больная, с литровой бутылкой дезинфекционной жидкости, коробочкой пилюль от малярии и едой.

С помощью двух женщин из лагерной среды, больная была обтёрта с ног до головы тёплой водой, смешанной с дезинфекционной жидкостью, и переодета в мою рубашку и кальсоны. Накормив её немного, я уговорил её принять пилюли и уложил на чистую солому. Бельё её было выстирано, и после повторения процедуры с обтиранием, пилюлями и едой, моя больная начала выздоравливать. Я проводил с ней каждый вечер, разговаривая о том и о сём, и как-то незаметно мы оба дошли до того положения, когда дружба вот вот могла перейти в другое чувство, более пылкое и более интимное.

Однажды, вечером, мы находились рядом и в том состоянии, когда уже не рассудок командует действиями, а молодая кровь и влечение друг к другу требуют своего. Вот в этот момент я и заметил слезы, льющиеся по щекам Валентины. На мой вопрос, почему она плачет, чуть слышным шепотом она ответила мне: «Саша, милый, люблю я тебя очень, хочу быть твоей, но как я потом докажу дома на Кубани, что я не трепалась с немцами? Я голодала и терпела много, но сохранила мое девичество для того, чтобы доказать дома, что не спала с немцами за кусок хлеба».

Бедная благородная дочь кубанского казака, что с тобой случилось по возвращении на твою Родину? Помогла ли тебе твоя невинность оправдаться перед односельчанами? Ты была моложе меня, может, прочтешь эти строки и вспомнишь этот случай? Я так гордился тобою! И горжусь!

Валя уехала, а я всё ещё был в почти пустом лагере, и моя судьба была в чужых руках.

Однажды, пережёвывая кусок хлеба после весьма и весьма скромного обеда, я почувствовал чью-то руку на моем плече. Обернувшись, я вскочил из-за стола. Передо мной стояла женщина в форме майора СМЕРШа, и даже с орденами. Перед этим я видел её только в здании, где нас проверяли. Туда я приносил заказанный спирт, раздобытый у аптекаря. Ей нужен был шофёр и переводчик, и ей указали на меня. Мы долго ехали на юг от Хемница, пока я не нашёл маленький госпиталь для больных венерическими болезнями. Он был набит офицерами Красной Армии. Как ни странно, но весь обслуживающий персонал и врачи госпиталя были немцами.

Майорша поручила мне узнать, где находится капитан такой-то, сама осталась в машине. После расспросов и объяснений мне указали на флигель постройки, предупредив, что там лежат безнадёжные, и доступ к ним ограничен.

Об этом я доложил моей пассажирке, сидевшей в машине. Немного обдумав ситуацию, она вышла из машины, и мы пошли опять к главному врачу за разрешением посетить палату, где лежал офицер, которым она интересовалась. Главврач сам пошёл с нами и через меня объяснил майорше, что он рекомендует не подходить к постели больного, а, как в родильном доме, посмотреть только через стеклянную стенку.

В маленькой палате лежало четверо. Когда мы подошли к стеклу, только один повернул голову в нашу сторону, другие были вроде как без сознания. Наша майорша, её звали Зоей, долго смотрела на кровать у окна. Что происходило в её душе, сказать трудно, но, после того как врач ответил на её вопрос о возможности выздоровления пациента отрицательно, пробурчав что-то вроде: «Так ему, сукину сыну, и надо», она повернулась и вышла из палаты.

Долго она молчала по дороге домой, потом, вдруг повернувшись ко мне, спросила, как меня звать. Я ответил. «Сашка, отвези меня куда-нибудь, где можно будет выпить без помех», — последовал приказ-просьба. Дело было уже к вечеру, и я не мог придумать ничего другого, как привезти Зою к аптекарю.

Опять она осталась в машине, пока я объяснял немцу, что от него требуется. Через пару минут он пригласил нас в свой кабинет с письменным столом, покрытым зелёной скатертью. Там уже стояла бутылка какой-то настойки, стакан и тарелка. Аптекарь вежливо уверял, что как только его жена управится на кухне, он принесёт закуску.

«Выпьешь со мной?» — последовал вопрос Зои, и она знаком дала понять аптекарю, что нужен ещё один стакан.

Вот так началось близкое знакомство между майором СМЕРШа и солдатом РУССКОЙ ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ АРМИИ.

Она пила, как лошадь, закусывая свининой, картошкой и кислой капустой. После второй бутылки она уже не замечала, что мой стакан остаётся полным.

С болью в сердце и слезами рассказала она, что умирающий сифилитик является её зятем, а её дочь, медсестра, инвалид войны, изувечена и изуродована. Зять — то ли с горя, то ли от распущенности — подхватил заразу в Польше, и, не решаясь признаться, скрывал болезнь, пока не стало поздно…

Майоршу я привёз на следующее утро домой, в лагерь. Выходя из машины, она даже не взглянула на меня, и мне остались только воспоминания о прошедшей ночи, да грязная машина, которую надо было вымыть и сдать в хозвзвод.

Помню, была назначена учебная пожарная тревога. Надо было приготовить в разных углах солому, опрыскать её керосином, запрятать несколько дымовых шашек, завалить подходы разным хламом и ждать тревоги ночью. Ну, конечно, каждый «пожарник» во взводе, был неофициально проинструктирован — ложиться под одеяло в полной форме, только расстёгнутой, и даже в сапогах. Надо было притвориться, что тревога застала нас врасплох. Каждому было указано, где находятся брандспойты, погруженные на тележки, лопаты, топоры и т. п. Моему старшине я ещё раз показал, где надо подключать шланги к водопроводной системе и, чувствуя себя жуликами, мы улеглись рано спать.

Минут через десять за мной пришел связной и вызвал в хозвзвод. Там стоял приготовленный «Опель», и в нём уже сидела Зоя. В руках у неё была путевка, в которой стояло просто: «Хемниц».

Отъехав какое-то расстояние от лагеря, она предложила заехать к аптекарю, сказав мне, что ей как-то невмоготу, и просто хочется выпить без лагерных дружков.

Не моту теперь припомнить все, слово к слову, о чём мы говорили с ней. Скажу лишь, что всё повторилось опять, с той лишь разницей, что аптекарь был так доволен двойной платой за его услуги и вино с закуской, что на диване появились чистые простыни и подушка.

Так прошла вторая встреча с женщиной старше меня лет на двадцать.

Наши тайные «рандеву» становились уже тягостными для меня, и я был очень рад узнать от майорши, что через несколько дней лагерь закрывается, и мы будем перебираться в Польшу.

Наша последняя встреча с Зоей была для меня большой неожиданностью. Во-первых, она поступила как-то отчаянно и без всяких мер предосторожности, к которым мы прибегали до сих пор, чтобы скрыть нашу связь и избежать осложнений.

Она пришла ночью в пустой дом, где я занимал комнату и ночевал, как король, в огромной постели с перинами. Перины я не любил и всегда сбрасывал их на пол. И вот, часа в два ночи, я чувствую, как кто-то не только укрывает меня периной, но и наваливается всем телом сверху. Услышав её шепот и почувствовав запах водки, я догадался, что произошло. В ночной темноте зарылись мы в перину, прикладываясь к горлышку бутылки, когда во рту становилось сухо. Задремав под утро, я был разбужен её рукой, гладившей мою щеку.

Она сидела уже полностью одетая на краю кровати и смотрела на меня каким-то материнским взглядом, даже сострадательно.

«Тебе нельзя ехать домой, Сашка», — сказала она вдруг.

На мой вопрос «почему?», я услышал слова, которые перевернули мою судьбу.

«Ты, Сашка, много видел, ты много слышал и много знаешь!» — сказала она и вдруг, не попрощавшись, встала и скрылась за дверью.

Спасибо, Зоя, кем бы ты ни была, за это предостережение!

Слова Зои ещё звучали в моей голове, когда я пошёл к начальнику лагеря, с которым у меня были хорошие отношения по делам продовольственным.

Сказав ему, что по слухам мы скоро покинем Германию, я спросил его, не разрешит ли он мне получить увольнительную на пару дней для того, чтобы подобрать нужное для нашего личного багажа перед отъездом. Эта идея понравилась ему. Что-то вроде командировочного удостоверения на три дня было в моих руках вместе с путёвкой на тот самый «Опель», в котором я возил майоршу.

ПОБЕГ

Первым делом остановился я у аптекаря, которому, с большой важностью, я объяснил, что нахожусь на специальном задании, для которого мне нужна гражданская одежда. Через полчаса я уже ехал, как гражданский с поддельными документами. Аптекарь был мастер на все руки. Меня пару раз останавливали советские патрули, но, проверив моё командировочное удостоверение, они пропускали меня без проблем.