Гарри Гаррисон - 50 х 50

• Название: 50 х 50
• Автор: Гарри Гаррисон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-03694-3

Гарри Гаррисон опубликовал свой первый научно-фантастический рассказ «Проникший в скалы» в 1950 году. Прошли годы, Гаррисон стал знаменитым писателем, одним из столпов жанра, автором десятков романов и многих сотен рассказов. И вот на пороге нового тысячелетия он собственноручно составил этот сборник из 50 лучших и любимых рассказов — своеобразный отчет о первых 50 годах успешной работы в фантастике.

---

В мозгу репортера истошно билась мысль: «Нет! Нет!» — но он послушно поднялся.

— Тебя не интересует, чем занимался Чарли до того, как стал монстром, выступающим в шапито? Какой ты, Дэн, недогадливый! Старина Чарли был так же, как и ты, репортером. Он прослышал про любопытную историю — и взял след. Как и ты, он не понял всей важности того, что ему удалось раскопать, и разговорился со мной. Вы, репортеры, не в меру любопытны. Я покажу тебе папку газетных вырезок, которая полна журналистских карточек. Разумеется, я это сделаю до твоей смерти. После ты уже не сможешь все это оценить. А теперь — марш!

Дэн последовал за ним в темноту тропической ночи. Внутри у него все зашлось от ужаса, и все же он молча, покорно шел по улице.

Случай в подземке

— Слава богу, наконец-то все это закончилось.

Голос Адриенны Дюбуа, сопровождаемый аккомпанементом звонкого частого стука ее острейших высоченных каблучков, отдавшись от стен, резко разнесся по пустому тоннелю подземку. Ее слова тут же сменил оглушительный ритмичный грохот ремонтного поезда, который промчался мимо перрона, гоня перед собой и волну затхлого плесневелого воздуха.

— Уже второй час ночи, — заметил Честер и зевнул во весь рот, прикрывая зевок тыльной стороной ладони. — Нам, наверно, придется ждать не меньше часа.

— Не будь таким пессимистом, Честер, — сказала Адриенна, и в ее голосе прозвучали те же самые металлические нотки, с которыми металлические набойки ее каблучков стучали по асфальту. — Обработаны все материалы для новой сводки, мы, вероятно, получим премию и завтра сможем полдня отдыхать. Думай позитивно, в таком вот духе, и будешь чувствовать себя намного лучше, уверяю тебя.

В это мгновение они подошли к турникету. Честеру так и не удалось придумать остроумного ответа, от которого не слишком сильно разило бы вторым часом пополуночи, и он сунул жетон в щель. Адриенна тут же проскользнула в раскрывшуюся пасть, а Честер, порывшись в кармане, обнаружил, что это был его последний жетон. Он устало добрел до кассы, чуть слышно шепча два-три хороших грязных слова.

— Сколько? — послышался усталый голос с той стороны маленького окошечка в стальной раме.

— Два, пожалуйста. — Он сунул мелочь в окошко.

Нет, он ничего не имел против того, чтобы заплатить за нее, в конце концов, она же была женщиной, но он желал, чтобы она по меньшей мере поблагодарила его или хотя бы кивком показала, что видит: ее ввела в метро не божественная сила. В конце концов, они оба работали в одном и том же дурдоме, зарабатывали одинаковые деньги, а теперь она будет зарабатывать гораздо больше. Он на мгновение позабыл об этой мелкой подробности. Щель сглотнула его жетон, а когда он прошел через автомат, за спиной лязгнули, сходясь, одетые жесткой резиной челюсти.

— Мне в последний вагон, — сказала Адриенна; она, близоруко прищурившись, вглядывалась в глубину пустого темного тоннеля. — Давай, пройдем в конец платформы.

— Мне удобнее в середине, — ответил Честер, но ему пришлось сразу же нестись вслед за ней. Адриенна никогда не слышал того, чего ей по какой-либо причине не хотелось слышать.

— Теперь я могу кое-что сообщить тебе, Честер, — заговорила она оживленным голосом, который должен был продемонстрировать откровенность. — Я не могла говорить об этом прежде, так как мы делали одну и ту же работу, и, в некотором смысле, являлись претендентами на одну и ту же должность. Но после того как Блейсдейл уйдет с работы — у него коронарная недостаточность и сердце плохо тянет, — а случится это через пару недель, я стану исполняющий обязанности редактора отдела и, конечно, буду получать побольше…

— Я уже слышал об этом в курилке. Поздрав…

— …И поэтому я имею право дать тебе несколько добрых советов. Ты должен быть более пробивным, Честер, не упускать случая, если уж он подворачивается…

— Ради всего святого, Адриенна, ты разговариваешь, как неопытный разносчик в переполненном трамвае.

— И об этом тоже. Поменьше шуток. Люди начинают думать, что ты не принимаешь всерьез свою работу, а это в рекламном бизнесе верная смерть.

— Конечно, я не принимаю эту работу всерьез — да и кто в здравом уме мог бы так поступить? — Он услышал грохот и взглянул в тоннель, но там было все так же пусто. Скорее всего, это по улице над головой проехал грузовик. — Или ты хочешь убедить меня, что действительно переживаешь о том, как создавать бессмертную прозу, описывающую подмышки миледи, которые пахнут так, как надо, потому что она использует нужное снадобье, помогающее отбить ее природную вонь?

— Не будь вульгарным, Честер. Ты же знаешь, что можешь быть любезным, когда хочешь, — сказала она, пользуясь преимуществом женщины, которой позволено игнорировать аргументы и вводить эмоции в беседу, строившуюся перед тем на исключительно логических посылках.

— Ты чертовски права, я могу быть любезным, — хрипло сказал он, не желая лишать себя удовольствия тоже проявить немного эмоций. С закрытым ртом Адриенна была достаточно привлекательна для своих без малого сорока лет. Вязаное платье изумительным образом обрисовывало ее задницу, а искусство творцов бюстгальтеров, без всякого сомнения, оказало изрядное содействие в формировании атакующе-зазывной линии груди, причем он готов был держать пари, что ее, то есть грудь, приходилось не столько поддерживать, сколько сдерживать.

Он шагнул к ней поближе и, приобняв женщину за талию, слегка погладил ладонью ее бок.

— Я могу быть любезным и могу припомнить время, когда ты ничего не имела против того, чтобы проявить ответную любезность.

— Это время давно прошло, мальчик, — сказала она тоном учительницы и отвела в сторону его руку с таким видом, будто стряхивала с себя червя. Честер выронил газету, которую прижимал к боку локтем и, сердито пробормотав что-то невнятное, нагнулся, чтобы поднять ее с пыльного перрона.

После этого она на несколько секунд умолкла и лишь перебирала складки на юбке, словно желала стереть следы его оскверняющего прикосновения. Сверху, с улицы, не доносилось ни звука, и на длинном тускло освещенном перроне станции было тихо, как в пустом колумбарии. Они были здесь одни и ощущали то странное одиночество, которое могут испытывать только обитатели большого города, где всегда вокруг тебя люди, но каждый из них отгорожен от всех остальных невидимой стеной. Утомленный, настигнутый внезапным приступом депрессии, Честер зажег сигарету и глубоко затянулся.

— Тебе никто не разрешал курить в подземке, — с подчеркнутой холодностью сказала Адриенна.

— Мне не разрешается ни курить, ни слегка потискать тебя, ни пошутить в офисе, ни смотреть с абсолютно оправданным презрением на нашего очередного клиента…

— Да, тебе не разрешается, — отрезала она и наставила на него тонкий пальчик с кроваво-красным ногтем. — И раз уж ты заговорил об этом, я скажу тебе еще кое-что. Я знаю, что остальные сотрудники тоже давно это заметили. Ты работаешь в фирме гораздо дольше меня, и тебя предполагали поставить редактором отдела, но потом от твоей кандидатуры отказались. А мне по секрету сказали, что вообще-то они думают отпустить тебя на все четыре стороны. Ты понимаешь, что это значит?

— Да, понимаю. Это значит, что я взлелеял на своей груди ядовитую змею. Я припоминаю, что сам нашел тебе эту работу и что мне пришлось доказывать старику Блейсдейлу, что ты с ней справишься. Тогда ты вела себя так, будто испытываешь ко мне глубокую благодарность — помнишь страстные объятия в холле твоего пансиона?

— Не будь свиньей!

— Ну а теперь, когда возник шанс уйти на повышение, страсть угасла, и, похоже, моя работа пошла прахом. Когда имеешь в друзьях дорогую Адриенну, не нужно трудиться заводить врагов…

— Вы знаете, что в подземке водятся твари?

Голос был хриплым и дрожащим. Он послышался на платформе, казавшейся абсолютно пустой, настолько внезапно, что оба опешили. Адриенна от изумления открыла рот и резко обернулась. Рядом с большой мусорной урной лежало пятно глубокой тени, и ни один из них не заметил, что там, прижавшись к стене, сидел на полу человек. А теперь он с трудом поднялся на ноги и шагнул на свет.

— Как вы смеете! — пронзительно воскликнула испуганная и разгневанная Адриенна. — Прятаться там, подслушивать личную беседу. Неужели в этой подземке нет полиции?

— Знаете, тут водятся твари, — ухмыльнувшись и склонив голову набок, повторил человек. Он, казалось, не обратил никакого внимания на Адриенну и обращался только к Честеру.

Это был бродяга, один из представителей той орды грязных и вшивых бездомных, которая растеклась по всему Нью-Йорку после того, как Боуэри[39] сравняли с землей и дневной свет упал на обитателей этой свалки отбросов человечества. Отвыкшие от него, эти люди бросились на поиски достаточно темных убежищ, и многие из них нашли его в мрачных пещерах подземки, где зимой можно было погреться в отапливаемых вагонах, где имелись туалеты, где можно было успешно попрошайничать и отдыхать в укромных уголках. Этот был облачен в униформу своей профессии: бесформенные грязные штаны, на которых, похоже, не хватало большей части пуговиц, туго подпоясанная засаленной веревкой короткая столь же грязная куртка с чужого плеча, из распахнутого ворота которой виднелось несколько слоев чего-то, напоминавшего нательное белье, болтающиеся на ногах растрескавшиеся ботинки с отрывающимися подошвами. Его серая кожа была изрезана глубокими морщинами, как у мумии, причем каждая морщина рельефно выделялась черной линией наполнявшей ее грязи. Из черной дыры рта, словно почерневшие от времени надгробные памятники своим почившим собратьям, торчали немногочисленные случайно уцелевшие зубы. При ближайшем рассмотрении этот человек производил отталкивающее впечатление, тем не менее он был такой же банальной принадлежностью этого города, как и сумки-авоськи и вонючие сточные люки на улицах.