Эрвин Полле - Четыре жизни. 1. Ученик

• Название: Четыре жизни. 1. Ученик
• Автор: Эрвин Полле
• Жанр: Биографии и Мемуары

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…

Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g

---

Касаясь «зубной» темы нельзя не упомянуть убогость протезирования (всё старался делать в Талды-Кургане). Средний советский человек имел полный рот металлических зубов, я не исключение. Последние два десятка лет начали использовать анодированную нержавейку «под золото». В 1992 г., когда я проводил ремонт зубов в поликлинике ТНХК перед служебной командировкой в Германию, за 2 дня до отлёта мне поставили жёлтую коронку (не заказывал, ругался, плевался, но не поедешь же с оголённым зубом). Техник считал, что все хотят носить «золотые» зубы и, в результате, до 2006 г. у меня торчали коронки разного цвета (что думали понимающие люди, не знаю).

Общественная работа мне была не в тягость, с раннего детства был идеалистом-правдолюбом, предполагался рост в университетском масштабе (слишком часто меня стали приглашать в комитет ВЛКСМ). Весной 1960 г. студентов ТГУ взбудоражили решения ректората, озвученные на собрании комсомольского актива университета. Хрущёв чувствовал, молодёжь пытается уйти от партийного контроля, последовали жёсткие указания в сфере идеологического воспитания. Уроки «нравственности» в битком набитом конференц-зале даёт ректор Данилов. Осуждается демонстративное поведение ряда радиофизиков и физиков: носят яркие полосатые рубахи на выпуск, вызывающие причёски (кок) и узкие брюки. Несколько человек в этих рубахах вызываются на сцену для показательной порки. Смышлёные парни отвечали аргументировано, показали этикетки с рубах, пошитых на московской государственной фабрике. Диалог глухого со слепым! В присутствии 200 человек ректор откровенно проигрывает, но все решения приняты заранее. В ярких рубахах в университете не появляться, в научную библиотеку ТГУ не пускать в брюках шириной меньше 22 см., вахтёры соответствующие указания получили, им выданы линейки. Несколько толковых студентов исключено из университета (через год восстановлены, часть из них позже остались преподавателями alma mater).

В конце актива выпустили на сцену химика Соловьёва, с которым позже пришлось жить в одной комнате. История следующая. В 1956 г. в Томске начались стихийные студенческие антикоммунистические митинги. Власти предложили провести митинг-дискуссию в актовом зале ТГУ в научной библиотеке. Участвовало 800 человек. На следующий день выступавшие были арестованы и получили по 5 лет лагерей. И вот наголо остриженный Соловьёв бубнит: «Ошибки отдельных коммунистов я принимал за ошибки партии… Прошу простить меня и разрешить продолжать учиться на 4-м курсе…» В памяти отложилось очень тягостное впечатление от этого актива. Кстати, год совместного проживания с Соловьёвым показал полностью сломленную психику когда-то активного студента, публично он никогда больше не будет «искать правду».

Политическая оттепель в стране упиралась в стену догматизма преподавателей истории КПСС. Заставляли студентов наизусть учить моральный кодекс строителя коммунизма — чушь какая-то. Помню конфликт с историком Зольниковым на экзамене в конце 2-го курса. Один из трёх вопросов: борьба СССР за мир. Начал рассказывать с 20-х годов, упомянул Лигу наций. Зольников побагровел: рассказывайте, что сказал Хрущёв там-то и там-то, как я читал на лекциях. Начался диалог на повышенных тонах (на лекции по истории КПСС я редко ходил, но политикой интересовался, даже в студенчестве выписывал среди других изданий аджубеевские «Известия»). Для присутствующих — кино. Зольников атакует, сохраняя лицо, а мне нельзя «хлопнуть дверью», так как в этот период исполнял обязанности секретаря факультетского бюро ВЛКСМ. Пришлось уйти с «тремя очками», что тоже неприятно. Только через три года на госэкзамене удалось доказать догматикам соответствующей кафедры, что «Истории КПСС» — не предмет, требующий большого интеллекта.

Закончился учебный год и я сделал ещё одну попытку перейти в мединститут. Показал зачётку и согласовал с деканом лечебного факультета зачисление на 2-й курс (после двух лет учёбы в университете). Следовало догнать латынь и анатомию (начало). Все остальные предметы аналогичны и с опережением. Но опять, как и в 1958 г., преграду поставил ректор мединститута академик Торопцев. Пришёл к нему на приём. Торопцев: «Нет! Мы не берём студентов даже из ветеринарного института». Пытался что-то рассказать, доказать, но Торопцев вышел из кабинета. Посидел минут 5 и на этом реальные попытки стать медиком прекратились (были подобные мысли и во времена аспирантуры, но необходимость кормить семью поставила на мечте крест).

Летом 1960 г. обком комсомола начал пропагандировать «подъём голубой целины» в области (строительство птичников). Университет откликнулся одним из первых. Наш отряд состоял из добровольцев, филологов и химиков, человек 18, в основном ребята. Лет через 15 такие отряды назвали строительными. Мы делали сплошную двухметровую изгородь вокруг многогектарного лесного массива, прилегающего к крупной утиной ферме. Сами деревья валили, пилили доски… Основная цель руководителей совхоза (не помню названия, где-то вдоль железной дороги севернее Асино) защитить птицу от четвероногих (лисы) и двуногих хищников. Работали в режиме утро-вечер, днём в самую жару часа 3 отдыхали, купались. Запомнилось обилие молдавского бочечного вина крепостью 8-10, которое местные жители, преимущественно бывшие зэки, напрочь игнорировали. До сих пор храню общественную зачётную книжку с одной записью об участии в разработке «голубой целины», сделанной комитетом ВЛКСМ университета. Областные комсомольские лидеры быстро забыли этот почин. Кстати, слово «почин» вышло из идеологического потребления, а в 60-70-е годы многие вздрагивали, открывая свежую газету, неужели опять какой-нибудь почин. Ну а сейчас можно встретить воспоминания томичей о поездках на целину в Казахстан (1958 год) и первых стройотрядах в 70-х годах. «Голубую целину» никто не вспоминает.

Летом 1960 г. в университете ходили упорные слухи, что в сентябре сводный отряд университета поедет на казахстанскую целину. Мне очень хотелось попасть, пару раз звонил из Талды-Кургана в комитет комсомола, наконец, прозвучало: отбой, студенты ТГУ поедут в колхозы Томской области. Мне ехать в колхоз было не обязательно, так как летом отработал на «голубой целине». Но находиться больше 2–3 недель в доме родителей без реального дела, я уже не мог (не выдерживал домашней атмосферы, как ни странно). Кто бы мог подумать в конце августа 1960 г., что совершенно необязательная добровольная поездка в колхоз через месяц приведёт меня на больничную койку и навсегда отлучит от спорта. Судьба!

Третий курс

На первых двух курсах я всё ждал, пока дорасту до третьего, чтобы внутренне почувствовать себя настоящим студентом. Со временем понимаешь, это элемент детско-юношеского желания ускорить темп собственной жизни, скрытое стремление оставить наивность молодости где-то позади и стать, наконец, взрослым. О-хо-хо! И вот я студент 3-го курса.

Появился в Томске на удивление сокурсникам (все знали мою «голубую целину»), 01.09.1960 г. вместе на пригородном поезде доехали до Асино, оттуда полтора десятка км до деревни Старокусково. Местные жители сразу рассказали, что деревня — родина знаменитого писателя Маркова (жизнь делает удивительные зигзаги, через 18 лет я женился на дальней родственнице Георгия Мокеевича).

Как всегда у студентов-химиков ребят мало, все заняты на погрузочно-разгрузочных работах. Сначала возили зерно в Асино, затем реальные объёмы уборочных работ снизились, началось чисто советско-колхозное использование дармовой рабочей силы, перевозка пшеницы из амбара в амбар. Технология следующая: вручную плицами насыпаем мешки, несём мешки в машину, проезжаем 100 метров, переносим мешки и ссыпаем в другой амбар. Мешок весом 60–80 кг (в основном, мешки китайские джутовые) носим по одному. Физическая нагрузка, пот, осенний ветер своё дело сделали. Последствия на всю жизнь. А кто виноват? Никто! Организм не выдержал.

Почувствовал боль в спине, день полежал. Пошёл в сельскую больницу. Врач, сосланный латыш, похоже, принял меня за симулянта, прописал банки. Пару дней промучился, бросил село и уехал в Томск, никого не спрашивая. Недели 2 ходил по врачам университетской и городской (на улице Розы Люксембург) поликлиник, каждый что-то говорит, а лечения никакого нет. Плюнул, понял, что помочь выздороветь смогут только папа с мамой и уехал в Талды-Курган.

В Талды-Кургане меня полностью обследовали, папа свозил в Алма-Ату на консультацию. Диагноз — пояснично-крестцовый радикулит. Рентген показал расщепление в четвёртом поясничном позвонке (забавно, именно в это время приобрёл необычайную популярность юмористический роман финна Марти Ларни «Четвёртый позвонок»). Первое мнение хирургов — оперативное вмешательство, которое должно было исключить подвижность позвонка и соответственно защемление нерва. Слава богу, невропатологи настояли на менее радикальных способах лечения. Положили в нервное отделение областной больницы. Между тем боль с поясницы распространилась на правую ногу, т. е. воспалился седалищный нерв (ишиас).