Эрвин Полле - Четыре жизни. 1. Ученик

• Название: Четыре жизни. 1. Ученик
• Автор: Эрвин Полле
• Жанр: Биографии и Мемуары

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…

Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g

---

Жизнь шла весело, на 1-м курсе у химиков популярно четырёхборье: шахматы, шашки, шашки (поддавки) и уголки. Часами играли на вылет. Отличный тренинг для головы. Позже о таких соревнованиях я никогда не слышал. Много играли в карты, простейшие варианты.

Холодным душем оказалась тройка при досрочной сдаче экзамена по математике в первую сессию. Лектор Василий Васильевич Черников (химики звали его Вась-Вась) предложил мне прийти сдавать с группой, но куда там. Стыдно возвращаться в общежитие (на нашем курсе это первый опыт досрочной сдачи экзамена), тем более что чемоданчик для поездки в Талды-Курган на каникулы был с собой. Кстати, Вась-Вась был своеобразным преподавателем. Лекцию заканчивал строго по звонку, мог и на середине предложения, а следующую лекцию начинал диктовать прямо от входной двери с того места, где закончил. Вась-Вась не стоял на месте, если не писал на доске, находился в постоянном движении наподобие маятника. На экзаменах ответы на поставленные изначально вопросы не слушал, студенты свободно списывали, за столом подсовывал всем одну и ту же практическую задачу. Неудов никогда не ставил, зато помню сессию, когда наша группа N881 в 25 человек пыталась взять один интеграл, в результате, 24 тройки и одна пятёрка. Так уж получилось, что все четыре экзамена по математике Вась-Вась меня «удовлетворил».

Первые зимние каникулы в январе 1959 г., кроме сдачи математики запомнились застольем в Талды-Кургане (родители опять поменяли место жительства, вернулись из Текели в областной центр). Вечером за ужином (дополнительно присутствуют две пары родственников) папа разливает своё вино. Одна рюмка, вторая и на третьей мама, округлив глаза: Эрвин, ты пьёшь? Ответить нечего.

Университет требовал другого уровня подготовки к занятиям, первый год приспособиться не мог. Умом понимал, что готовиться нужно с «карандашом в руках», но привычка к ориентации на хорошую память оказалась сильнее. выяснилось, память может подводить.

На первом курсе занятия начинались в 9 утра, а мы умудрялись вставать в 8.45 и успевать дойти от общежития до главного корпуса ТГУ. Когда сейчас я прохожу этим путём, вспоминаю древний уличный термометр по Реомюру, висевший на угловом здании мединститута. Мало кто понимал его показания, но по дороге в университет я пересчитывал их в градусы по Цельсию. Кстати, знание фактической температуры воздуха не уберегло нас от глубокого обморожения ушей и носа именно на этом маршруте, когда мы со Славой Зуевым торопились на первую лекцию.

Любил посещать лабораторные занятия (у химиков обычная продолжительность — 6–8 часов), здесь мы умудрялись заниматься интересными химическими опытами вне программы. Одна из многолетних забав химиков-первокурсников (ребят!) — изготовление взрывчатых капсул небольшой мощности с подбрасыванием их в университетские туалеты. Визг начальства, топанье ногами, безуспешный поиск персональных виновных с обещанием выгнать из университета, первокурсники «прижимали уши», через год новый набор химиков продолжал традицию.

Жили в студенчестве скромно, стипендия 220 руб. (до реформы 1961 г.), из дома присылали 300 руб. Второй семестр оказался без стипендии, из дома присылали 400 руб. Большинство сокурсников имели малообеспеченных родителей. Питались коммуной (10–15 человек), сбрасывались по 200 руб. в месяц. Типичное дневное меню. Утром: чай без сахара, хлеб, несколько конфет типа «подушечек». Обед: суп, чаще щи (на ведёрную кастрюлю 200–300 грамм мяса), компот. Ужин: огромная сковорода с рожками или жареная картошка, кисель. Питание скудное, но зато весь месяц обеспечен. Варили обед и ужин нанятые пожилые женщины из числа обслуживающего персонала. Стандартный состав коммуны — 1–2 парня, остальные девушки. Ребят обычно освобождали от регулярного дежурства, но поручали доставлять с базара картошку и утром бегать за свежим хлебом (основной продукт питания).

Сложности начинались в воскресенье, коммуна не работала, если нет денег, беда. Кто целый день валялся на кровати, кто где-то урывал (чаще у запасливых девушек) перекусить, кто просто гонял чай без сахара.

Моё типичное воскресное одноразовое питание: 4 стакана молока по 60 копеек и 6 пирожков с картошкой по 40 копеек в ближайшей забегаловке.

Я всю жизнь любил молоко, постоянно это подчёркивал и в очередное воскресенье ребята поймали на слове, что спокойно могу выпить три литра молока, не отрываясь. Поспорили. Собрались зрители, кто-то купил в общежитском буфете и принёс трёхлитровую банку молока, причем, слегка подкисшего. Нет бы, дать задний ход, благо есть основание. Но я упрямый, начинаю пить на глазах полутора десятков парней, опозорился, не смог допить, примерно, пол-литра. Нормальными словами ощущение подкисшего молока над заполненным до предела пищеводом выразить невозможно. Ни лечь, ни сесть — молоко стремится наружу. Память собственной глупости на всю жизнь.

Химфак университета малочисленный (250 студентов), но хорошо организован. Ряд профессоров мирового уровня: Александр Павлович Бунтин (ректор университета, завкафедрой неорганической химии, сдал ему на «хорошо» первый студенческий экзамен), Борис Владимирович Тронов (в будущем мой научный руководитель), Виктор Васильевич Серебренников (крупнейший авторитет в области редкоземельных элементов). Выросли в мировых научных светил и крупнейших руководителей в то время доценты на кафедре Бунтина Владимир Васильевич Болдырев, Геннадий Викторович Сакович.

Бунтин олицетворял собой эталон настоящего профессора (в восприятии первокурсника из глухой провинции): седина, живот, хромовые сапоги, уверенная походка… Среди студентов из поколения в поколение ходила легенда, что нельзя на экзамене ссылаться как на источник знаний по неорганической химии на учебник Некрасова, так как Некрасов только раз в тексте упомянул Бунтина, причём мелким шрифтом. Сохранилась в памяти и манера Бунтина проводить предэкзаменационные консультации. Сначала убедится, что все присутствуют. Вопросы? Нет вопросов? А зачем пришли? Дальше начинается «лирика». Бунтин: «Чем Вы занимаетесь в свободное время? А я рисую. Берёзы! Шишкин схитрил, он всё сосны рисовал, а их рисовать легче…» Много лет эти эпизоды рассказывались со смехом, а сейчас не смешно.

В описываемый период престиж химии стоял высоко, может быть, уступал только радиофизикам и ядерщикам, в конкурсе участвовали сильные абитуриенты, сам конкурс проходил очень жёстко, большинство производственников отсеивались на вступительных экзаменах. Учился курс хорошо. Не более десяти первокурсников оказались слабее основной группы, часть из них отсеялась на первых курсах, часть «доспотыкалась» через академические отпуска и закончила обучение позже.

Общественная жизнь на факультете бурлила (скорей, фонтанировала). Много лет я периодически задумывался над этим явлением. Почему подобной активности молодёжи не видел, будучи преподавателем институтов в Барнауле и Тюмени, наблюдая образованных девушек и юношей на Томском нефтехимическом комбинате? Что это было? Аура хорошего университета? Влияние политической оттепели? Или неадекватное восприятие юного провинциала?

В художественной самодеятельности, спорте, комсомольской деятельности задействованы все студенты, причём многие умудряются совмещать тренировки, репетиции, работу в народной дружине, заседания комсомольского актива…

Среди первых членов знаменитой капеллы Томского университета большая группа химиков, в том числе мои сокурсницы Валя Занина, Эмма Ефимова, Света Финогенова… Были и танцоры университетского уровня (Софья Даутова…).

Помню, как на праздничном вечере нескольких факультетов в филармонии (ныне органный зал) вышел на сцену в спортивном костюме читать «Хлестакова». Сейчас мне кажется, что это было убого, но хлопали… Дважды принимал участие в конкурсе чтецов ТГУ. Существовал порядок: проводятся самостоятельные конкурсы художественной самодеятельности между факультетами по жанрам, 1–2 номера жанра рекомендуются в программу заключительного концерта ТГУ, традиционно проводившегося раз в год весной в драматическом театре Томска.

В молодости кумир — Аркадий Райкин, не понимал, что Райкин исполняет миниатюры, написанные талантливыми авторами, ни на афишах, ни по ходу концерта их не называли. Я несколько лет читал со сцены монолог современного Хлестакова, скопированный с записи выступления Райкина. Впервые задумался о роли автора текста, начав готовить монологи других современных гоголевских героев Манилова, Собакевича, Ноздрёва. Оказалось, автор — Владимир Поляков, позже уточнил, что Райкин много его миниатюр исполнял. Недавно услышал признание Михаила Жванецкого, что именно некорректное отношение великого эстрадного актёра к авторам исполняемых миниатюр стало причиной ухода Жванецкого из театра Райкина. Паразитирование на скрытых от общества талантах не красит актёра, даже великого.