Александр Мелихов - Биробиджан - земля обетованная

• Название: Биробиджан - земля обетованная
• Автор: Александр Мелихов
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7516-0811-8, 978-5-9953-0024-3

В книге «Биробиджан — земля обетованная» известный петербургский писатель Александр Мелихов рассказывает о создании в СССР Еврейской автономной области. Как осуществлялся проект, замешанный в равной степени на высокой романтике и большевистской демагогии? Что из идеи создать для евреев новую родину получилось, а что исчезло без следа? Что вообще стало результатом самой впечатляющей и поучительной попытки большевиков адаптировать еврейство к «новой жизни»? На эти и многие другие вопросы найдет в этой книге ответы заинтересованный читатель.

---

Вергелис пытался (и это сошло ему с рук) привести в некую гармонию тему русского и еврейского подвига: я, дескать, еврей, но одновременно и русский. Вот характерный отрывок из поэмы Вергелиса «Песнь о герое» — Иосифе Бумагине, повторившем подвиг Александра Матросова (это его дочь стоит первой в списке тех, кто отвергал лицемерное сочувствие израильской военщины):

Я русский воин, я еврей из-за сибирской дали.
Я в бой пришел с хинганских гор, где вся моя семья,
Меня в труде сибиряки умельцем называли,
И смельчаком теперь зовут меня в бою друзья.

Врагу известно — у меня рука тяжеловата.
На русском поле рос и креп мой род из века в век.
Я на Матросова похож, как на родного брата,
Я русский воин, я еврей из-за сибирских рек.
Я родины своей солдат. Я к площадям Европы
С боями тяжкими пришел, не сдавшись, не устав.
Я с теми, кто под пули шел, сражался, рыл окопы,
Россию милую храня, на страже счастья встав.
Я волю нес друзьям, врага карая неустанно.
Готов гранатой сердце я швырнуть в лицо ему.
Я русский воин, вырос я в тайге Биробиджана.
Я с теми, кто спасает мир в пороховом дыму!

Да, и впрямь изящное решение: «я русский воин, я еврей».

Субэтнос?

* * *

Исаак Бронфман в «Литературную энциклопедию» не попал, но в биробиджанской плеяде он фигура вполне заметная.

Улица Шолом-Алейхема

…Мне дорог этот город.
Люблю гудков его
Рассветный говор,
И звон Биры,
И сумерки аллей —
Здесь я встречаюсь
С юностью моей.
И часто снятся мне
Костры и ливни,
Гул тракторов
И перебранка пил.
Легли проспектов
Солнечные линии
В местах,
Где зверь таежный воду пил.
И не жалею,
Что кирпичиком здесь лег я
Вот в эти мостовые
И дома.
Взметнулся город
Птицей-песней легкой,
И я шепчу
Шолом-Алейхема слова:
«Смеяться здорово,
Врачи велят смеяться!»
На площадях цветет сирень, акация.
Шолом-Алейхем —
                    это значит
«Мир вам!»
Что может быть дороже
Этих слов!
Мой город спит
Под небосводом мирным,
Укутанный таинственностью
Снов.
Шолом-Алейхем —
Звонкий мастер слова —
Любил людей.
И был любим он ими.
Сегодня мы встречаемся
С ним снова
На улице,
Носящей это имя.
Здесь поднялись дома
До неба синего,
Здесь встали корпуса
Заводов новых.
Живут здесь люди
Честные и сильные —
Строители
Невиданнейшей нови.
Когда рассвет
Крыло зари расправит
И приподнимет
Черный полог ночи,
Ему навстречу
Двери открывает
К станкам своим спешащий
Люд рабочий.
О, если б мог
Шолом-Алейхем видеть,
Как труд их светел,
Радостен и славен.
Он — вечно молодой,
Смешливый витязь,
Великой Песнью
Труд людей прославил.
Над городом —
Распахнутые дали…
— Шолом-Алейхем, люди,
Мир вам, люди!
И улице мы это имя дали —
Она достойна.
И всегда так будет.

Гешефт (из фронтовой тетради)

Мне с венграми досталось разделить
Победы радость.
                     Было все похоже
На то, что мне в тот день любой прохожий
Считал за долг улыбку подарить.
И я бродил, той радостью согрет,
По городку с беспечностью разини,
И подошел дорогой к магазину,
По случаю нехватки сигарет.
А он являл собою пустоту,
Среди развалин чудом уцелевший.
Да, пуст был он.
                     Но за прилавком плешью
Поблескивал хозяин на посту.
Хозяин — толст, в ермолочке и скор
В движениях —
                     развел руками: видишь…
На языке простого люда — идиш —
С хозяином заводим разговор.
На языке знакомом и веселом
Приветствие радушное звучит:
— Шолом Алейхем! — мне он говорит.
И отвечаю я: «Алейхем шолом!»
— Откуда ж вы, позвольте вас спросить?
Какие ветры по миру носили?
— Как видите, хозяин, из России… —
Он на погоны глазом стал косить.
— Э-э-э, как же не слыхали!
                     Мир болтлив,
Как тот раввин из нашей синагоги.
Мой дед едва унес оттуда ноги,
Когда еще, хи-хи,
                     Я был соплив.
Вы скажете, он подобру сбежал?
Его богаче не было в Одессе!
А вы — откуда?
                     Извините, если…
— Есть город там такой — Биробиджан…
— Ах, — будто треснул на зубах орех, —
Туда же можно ехать на кончину!
Тайга, медведи, небеса с овчину…
Простите мне, хи-хи,
                     мой глупый смех… —
И он, повеселев и поблажев,
Прошелся за прилавком, подбоченясь…
— Еще вопрос имею к вам, почтенный:
Какой вы там имеете
                     гешефт?
То на меня он весело глядел.
То зло —
                     на автоматную гашетку…
— Простите, — отвечаю, — но гешефтом
В знакомом идиш
                     я не овладел.
— Как можете шутить, — скривил он рот.
Но вот опять затараторил бойко:
— Мы магазин имеем?
                     Маслобойку?..
Чем делаем свой маленький доход?
Тут я захохотал — о, бизнесмен!
Лицо дельца
                     враз вытянулось тупо. —
А мой гешефт понять вам недоступно!
Простите мне, — ха-ха! —
                     мой глупый смех.
Спросить позвольте: вы давно с Луны?
Я вижу бизнес вам проел печенку.
Вы все еще — хозяином лавчонки,
А я давно — хозяином страны.
Я — тракторист, хозяин. Я пашу —
И пышен хлеб мой на столе
                     Отчизны!
Вот это, я сказать вам должен, — бизнес.
О чем я, кстати, и стихи пишу.
О, у меня богаты закрома,
Засыпанные этими руками!
Но час пришел — бороться с сорняками
Нас призвала история сама.
А как живем, так тот напрасен спор:
Что спорить, если прежде не увидишь?..
Тем кончился на языке,
                     на идиш,
Приятный обоюдно разговор.

Боюсь, это его последний разговор и с российским читателем…

* * *

Эммануила Казакевича, автора знаменитой «Звезды», рекомендовать не нужно. Хотя, может быть, и стоит задуматься, почему он не вплел в свой шедевр никаких еврейских мелодий. В расчетливости геройского разведчика, пробивавшегося на фронт с риском загреметь в штрафбат, заподозрить трудно. Скорее всего, он стремился в своей балладе избежать психологической и идейной усложненности, с которыми неизбежно связана еврейская тема.

За свою военную прозу Казакевич дважды награждался Сталинскими премиями, но его идишистский биробиджанский период сегодня совершенно забыт. И может быть, напрасно. Советую прочесть его стихотворение и маленькую поэму 1936 года. Как минимум, это документы эпохи.

Земля, на которой я счастлив

Я, коня не седлая,
Взлетел на него.
И шарахнулись в стороны
Синие тени.
Я наметом лечу
Среди сказочных гор
По обильному августу
В рыжем цветеньи.
От Биры до Хингана,
Коня горяча,
Мимо пасек,
Пропахших медвяным настоем,
Сквозь смолистые запахи
Кедрача
Я лечу. И я вижу —
Земля моя строит.
Мне навстречу
Выходят мои земляки.
Я приветствую их,
Поздравляя с успехом…
— О-го-го!
Возвращается из-за реки
Их ответ многократным
раскатистым эхом.
И девчата с полей
Мне помашут вослед.
Тракторист улыбнется
Приветливо, щедро.
Я люблю свою землю!
Мне мил белый свет!
В зимовье нахожу
Я смолистые щепки.
Сухари.
И хрустящую
Соль в туеске.
И заботу о том,
Кто придет сюда следом.
В моем сердце
Нет места старухе-тоске,
Залита она ярким
Улыбчивым светом.
Я наметом промчусь
По родимой земле,
Да, она для меня!
И, как тысячи радуг,
Расцветает в душе,
Расцветает во мне
Неизбывная, полная
свежести, радость!
Становлюсь я похожим
На эти края.
Не прохожий,
А общего дела участник.
Полюбила меня,
Присушила меня
та земля,
На которой я счастлив!

Начинается город

Маленькая поэма