Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Я видел на улицах Ашхабада людей в теплых пальто, ушанках и галошах на шерстяных носках, но думал, что это просто ненормальные. А здесь? Жених весь в поту, отчаянно отплясывающий какую-то бешеную «джигу», но не снимающий при этом теплого костюма и ушанки; кунаки в теплых халатах и пальто; наконец, невеста в шерстяных носках и галошах!

Я решился и спросил у одного из кунаков, почему в такую жару невеста в толстенной накидке-пончо через голову, носках и галошах. И это под палящим туркменским солнцем при пятидесятиградусной жаре!

— А чтобы свеженький был! — весело ответил кунак, не переставая плясать.

И, наконец, Худай-кули пояснил мне, что теплые одежды не дают проникать горячему воздуху к более холодному телу человека. А тем более спасают тело от палящих лучей, или квантов, летящих от Солнца. Нигде, как в Туркмении, корпускулярная теория света по Ньютону так явно не побеждает волновую теорию Гюйгенса. Солнечный свет в Туркмении так и колотит по башке квантами-фотонами, а меховая шапка смягчает эти удары.

Много удивительного увидели мы в Туркмении. Экзамены в ВУЗах, где, обливаясь потом, студенты в костюмах с карманами, набитыми шпаргалками, часам сидели за партами. Железнодорожные мастерские, где я впервые увидел градусник, показывающий 58 градусов в тени. Там нам точили маховики, и рабочие постоянно делали короткие переходы между станками и табуретками, со стоящими на них чайничками с зеленым чаем. Отхлебнув глоток чая, мастера неторопливыми шажками возвращались к своим станкам.

Я так и не понял, зачем жить в таком аду, зачем так мучиться? Ведь в тысячу раз комфортней зимой в тундре, где от холода можно спастись в теплых чумах, анораках и малахаях. А от жары ведь под кондиционерами не насидишься, надо и на улицу выйти, и в поле работать. Но, видимо там к этому привыкли, а привычка — вторая натура!

К концу первого месяца пребывания в Ашхабаде, несмотря на жару, водку, «бен» и «тряк», постоянные расчеты и черчение, «авторский надзор» в мастерских при 58 градусной жаре, мужское начало дало-таки себя знать. Мы запросили у нашего хозяина каких-нибудь там хоть завалящих, но «дурды». «Дурды» — это так мы с Сашей прозвали в Ашхабаде баб, почему, сам не знаю. Слово «дурды», смысл которого аналогичен болгарскому «стоян», чрезвычайно часто используется в туркменской речи. А раз часто — то значит, это о бабах, справедливо решили мы.

Да и слово очень уж к бабам подходящее, особенно к восточным — «дурды»

— и все тут ясно! Хозяин, Ахмед и даже юный Бекназар были шокированы нашей с Сашей бисексуальностью, они-то уже успели привыкнуть к тому, что мы, мягко выражаясь «светло-синие». Но желание гостей на Востоке — закон! И Худай-кули заявил нам, что вечером будут «дурды».

Чтобы не эпатировать этих «дурды» водкой, мы купили хорошего вина и шоколадных конфет. Запаслись и презервативами — не подхватить бы чего-нибудь экзотического, «южного».

Волнуемся, ждем встречи с утонченными турчанками, этакими «наложницами султана». Но приходит хозяин и приводит двух настоящих «дурды», «дурдее» не бывает!

Во-первых, они оказались русскими, хотя говорили с туркменским акцентом! Во-вторых, они были постарше меня, не говоря уж о Саше. Далее, каждая из них весила больше, чем я с Сашей вместе. «Дурды» были уже полупьяны и не по-хорошему развязны. Мы, по крайней мере, такого восточного варианта русского мата еще не слышали.

Вино наше «дурды» обозвали кислятиной. Выпили по полному стакану водки и заявили, что «борода» (это я) — «хам трамвайный», а «сосунок» (это Саша) — еще «телок».

— Худай-кули, — наконец прорвало меня, — уведи, пожалуйста, этих «ледей» подальше, а то я, как хам трамвайный, за себя не ручаюсь!

— Что…о, это как ты нас назвал? — заорала басом одна из «дурдей», а другая, чувствуя, что конец их пребывания здесь близок, стала лихорадочно допивать водку.

— Леди — это не то, что вы подумали! — пояснил я дамам, открывая двери и выпроваживая их словами чеховского жениха — позвольте вам выйти вон!

— Русский не знаешь! — обругала меня одна из «дурдей».

— От такой слышу! — огрызнулся я, — Чехова читать надо!

И я захлопнул дверь.

Мои кунаки зааплодировали. Им тоже не понравились «дурды». Особенно нашему барду, или по среднеазиатски — «акыну» Бекназару. Он тут же «активизировал» Ахмеда, и под его заунывное бренчание запел:

Мудрый учитель изгнал надостойных дурды-и-и!

Не будет помехи им с Сашей взаимной любви-и-и!

— Мели, мели, Емеля! — допивая свою пиалушку, мрачно сказал ему Саша.

Быстро подошел конец августа. Чертежи были готовы все, но «железо» делалось медленно. Худай-кули сказал, что остальное он завершит сам, и чтобы мы не беспокоились. Нам взяли билеты на самолет и проводили нас «с музыкой». Уже в самолете Саша признался мне, что Худай-кули дал ему тысячу рублей нам на двоих, как оплату за труды. Он боялся, что «учитель» обидится и не возьмет деньги.

Худай-кули позвонил в Москву уже поздней осенью.

— Учитель, — восторженно сказал он, — маховик поставили на трактор, и он поехал, обгоняя автомобили! Семьдесят километров в час!

Я представил себе трактор «Беларусь», да еще с громадным маховиком, мчащимся с такой скоростью по барханам, и схватился за голову…

Кафедральные шуточки

Осенью Саша поступил в аспирантуру. Сначала я наметил ему тему диссертации — маховичный погрузчик, и Саша энергично взялся за дело. Но тема «зачахла» из-за нехватки финансов у заказчика. Пытались сделать науку на гибридном «электро-маховично-бензиновом» автомобиле, но эксперимент был очень несерьезным, почти фантастическим. Мы так перестарались, корректируя эксперимент в свою пользу, что наш автомобильчик, выходило, не потреблял, а выдавал бензин и электроэнергию.

И, наконец, подвернулась «живая» тема с маховичным «стоп-стартом», о котором я уже рассказывал. Саша прекрасно защитил диссертацию, а было это уже в 1986 году. Мне удалось выхлопотать для него место в докторантуру. К тому времени меня назначили заведующим кафедрой «Детали машин», где я сменил на этом посту Сергея Михайловича Борисова.

Помните красивого, славянской внешности ученого, который первым дал мне, тогда еще студенту, положительный отзыв на изобретение? И вот, через тридцать лет после этого, он мне еще оставил еще и кафедру. Бывает же так, что один человек всю жизнь делает другому только доброе. У меня таких людей было достаточно: Буся, Федоров, Недорезов, Медведев из Курска, декан, а потом ректор — Хохлов, конечно же, Сергей Михайлович Борисов. Даже удивительно, что при поддержке стольких влиятельных людей у меня были и промашки, причем существенные. Но они случались, в основном, в личном плане, и не мешали вести веселую и динамичную жизнь на работе.

Есть анекдот про Сталина, посвященный теме работы и шуток. Как-то в присутствии французского писателя-коммуниста Анри Барбюса, Сталин вызывает к себе коменданта Кремля и показывает ему какую-то бумагу.

— Вот, товарищ комендант, на вас поступило заявление, что вы — агент немецкой разведки. Придется вас, товарищ комендант, расстрелять!

Комендант чуть ли ни в обмороке, а всех вокруг, в том числе и Барбюса, пот прошиб.

А Сталин лукаво так улыбнулся и говорит:

— Вот видите, товарищ Барбюс: мы большевики, оказывается, не только работать, но и пошутить умеем!

Вот так, или почти так, пытался и я совмещать напряженную научно-педагогическую работу на кафедре с шуточками и розыгрышами.

Конечно, разыгрывать сотрудников так, как я это делал с Биллом, у меня не получилось бы. Они тоже не лыком шиты, и не так наивны, как американцы. Были розыгрыши, совсем безобидные. Например, на двери нашей преподавательской была строгая надпись: «Уходя, гаси свет!». Тогда я приписал еще одну запятую, и получилась настоящая угроза китайцам: «У, ходя, гаси свет!». Все смеялись, но за китайцев, как за «нацменов» — «национальное меньшинство» (!) вступился правозащитник Шмидт — сын академика Шмидта, и запятую стерли. Не знаю, помнят ли об этом сейчас, но словом «ходя» дразнили в старое время китайцев, даже в стихах Есенина это прозвище встречается.

Были шутки и позлее. Работал у нас на кафедре доцент Туровский Григорий Матвеевич. Он почему-то считал, что я — еврей, ну, а я, соответственно, считал евреем его. Справедливости ради, надо сказать, что вся кафедра нас обоих считала евреями, хотя бы по внешности. Замечу, что этот доцент впоследствии эмигрировал, что подтверждает мою гипотезу его происхождения.

Вот мы и обменивались шуточками по этому поводу — прилюдно поздравляли друг друга с еврейскими праздниками, заговаривали друг с другом на идиш и так далее. Мы оба были юмористами, и не обижались друг на друга. Но я решил нанести Григорию Матвеевичу «смертельный» удар.