Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Я аж рот раскрыл от удивления — вот и встретился, наконец, с моим ангелом-хранителем в лице этого еврейского старца.

— Мне направили вашу докторскую диссертацию из ВАК как «черному оппоненту». Знали, что я почти никому положительных отзывов не даю. А ваша работа мне понравилась. Она — смелая и ни на чью другую не похожа. Несколько преждевременная, правда, лет через пятьдесят ей бы появиться — в самый раз! Но положительный отзыв я вам дал, а сегодня и познакомился с вами лично! А вы мне байки про то, кто сидел позади Сталина, рассказываете!

Я с благодарностью пожал протянутую Борисом Михайловичем руку, и он показался мне красивее самого Алена Делона.

Как и следовало ожидать, я обмывал мое утверждение. В первый же день с Тамарой в ресторане гостиницы «Националь», в том старом корпусе-коробке, что уже разрушили. Познакомился и танцевал я там с очаровательной шведкой лет четырнадцати, не по годам рослой. Та, в свою очередь, представила меня своей маме, тоже очаровательной, тоже шведке, но лет тридцати. Не успели мы по душам разговориться по-английски, как подошла Тамара, и, надавав мне подзатыльников, увела прочь. Шведские «мать и дитя» хохотали от души.

А назавтра выпивали мы уже в ИМАШе, в лаборатории, при закрытых дверях.

— Что это ты все с одной, да с одной ходишь? — недовольно спросил меня один из сотрудников Мони, давний мой приятель по имени Алик, — да еще она и сюда повадилась ходить, «слопает» она тебя и не моргнет! Хочешь новую бабу — молодую, лет двадцати? — предложил Алик, — сегодня же!

И он набросал план действий. Я звоню на работу к Тамаре, говорю, что выпиваю сегодня допоздна с друзьями и там же остаюсь на ночь. Алик звонит своей «бабе» — тоже молоденькой девушке и предлагает встретиться, только чтобы та привела свою подругу. Встречаемся и идем на квартиру к Алику, где две комнаты — на всех хватит.

Разгоряченные выпивкой и масштабом планов, мы пришли на место встречи и обнаружили только знакомую Алика по имени Люба. «Моя» по имени Люда должна была скоро прийти. Алик ее хорошо знал, и что греха таить, имел на нее определенные планы. Тут в его голову пришел гениальный вариант плана.

Он отозвал меня в сторону и спросил, нравится ли мне Люба. Получив утвердительный ответ, он раскрыл мне свой план. Мы берем в магазине чего надо, и я с Любой еду на квартиру Алика, ключ от которой он дает мне. Сам же остается ждать Люду, и забирает ее туда же. Но эта «легенда» — только для Любы. На самом же деле Алик и Люда едут к нему на дачу, на свое собственное свидание. А я остаюсь с Любой и поступаю с ней, как заблагорассудится.

Но «хотели как лучше, а получилось как всегда». Иначе говоря, Люба-то со мной пошла, а вот Люда идти с Аликом отказалась. Они поссорились, и Алик уехал один. Мы же с Любой, утомившись ждать друзей, стали выпивать сами. А тут позвонил Алик и сказал Любе, что он сегодня к нам не приедет, и мы можем поступать, как захотим. Я услышал только, что Люба обозвала кого-то по телефону свиньей.

Мы допили все, что оставалось и легли спать. Люба произвела на меня отличное впечатление, и уже утром я предложил ей взять отпуск и ехать со мной на море. Она согласилась. Я заезжаю днем в Мамонтовку и беру свой портфель. Тете Полли говорю, что с Тамарой все согласовано.

Вот тут кончается все хорошее и начинается один кошмар. В ИМАШ, где я сидел и точил лясы с Моней, звонит Тамара и строжайше приказывает мне прибыть в Мамонтовку. Иначе — она едет к Бусе на субботу и воскресенье! А у меня на шесть вечера назначена встреча с Любой. Не зная, что и предпринять, я иду на встречу с Любой и вместо блондинки Любы ко мне подходит темноволосая девушка и называет себя Людой. Говорит, что Люба занята и попросила ее, как подругу, провести вечер со мной. Подруга мне тоже понравилась, и я приглашаю ее в квартиру Алика, благо сам Алик на даче.

Она идет со мной, мы почти не выпиваем, только разговариваем, а когда дело доходит до «дела», Люда начинает собираться домой, и, несмотря на мои протесты, уходит. Я — в прострации: в Мамонтовку ехать уже поздно, одному оставаться — ох, как не хочется. Звоню домой Любе — она уже ложится спать, у нее и у Алика есть ко мне важный разговор. Она с утра едет к нему на дачу и приглашает меня заехать туда же попозже, часам к двенадцати.

Время уже за полночь, выхожу из дома немного проветриться и привести мысли в порядок. Прохожу мимо телефонной будки и вижу — в ней стоит рослая, хорошо одетая красивая девка, почему-то босая, и пьяным голосом кричит в трубку:

— Гиви… твою мать, дай мне Шоту! Шота — ты? А где он? Тьфу, твою мать! — плюет в трубку и бросает ее висеть на проводе.

Я строго выговариваю ей, что так делать не следует, вешаю трубку, и замечаю, что с грузинами, да и вообще с кавказцами дело иметь опасно…

— Тебя как зовут? — вдруг спрашивает девица с отчаянным выражением на лице.

— Влип, — думаю я — это же курам на смех — советую не иметь дела с кавказцами, а сам — при таком имени…

И отвечаю ей по-еврейски — вопросом на вопрос:

— А тебя?

— Я — Маша! — пьяным голосом отвечает девица, выходит из будки, берет меня под руку, — пошли!

— Куда? — в ужасе спрашиваю я.

— К тебе, ко мне — безразлично! Мне плохо — понимаешь? — заглядывая мне в глаза, быстро говорит босая Маша.

— Как не понять — самому плохо! — и я, взяв грех на душу, веду Машу в квартиру Алика.

Мы выпиваем, что осталось, а осталось почти все; Маша рассказывает мне какую-то ахинею про ее любимого Шоту и «пидораса» Гиви. Она плачет, целует меня и спрашивает не грузин ли я, так как очень похож на ее Шоту…

Маша сама тянет меня в койку, и ведет себя там очень страстно, приходится даже прикрывать ее рот, чтобы соседей не испугать. Потом мы выпили еще и забылись.

Просыпаюсь я часов в шесть — Маши нет рядом. На цыпочках выхожу из комнаты, а моя рослая босоногая фея, в чем мать родила роется в ящиках Аликиного комода…

Вот почему Шота «игнорирует» Машу — она же воровка! — доходит до меня.

— Маша! — громко крикнул я, голая леди вздрогнула и выпрямилась, — у тебя туфли украли?

— Украли, — кивает она головой, как болванчик — украли!

— Но разве это хорошо, — продолжаю я, — вот ты и ходишь босая! Квартира эта чужая, понимаешь ли ты, подо что меня подводишь? Ложись! — как офицер солдату, приказываю я.

Маша забежала в «нашу» комнату и мигом исполнила приказ.

— До чего ж хороша девица — между делом думаю я — и красива, и страстна

— а воровка! Да и проститутка, уж точно! Жалко, а какой любовницей могла бы стать!

Утром она выпила крепкого кофе, я — чаю. Даю ей двадцать пять рублей на туфли; не итальянские, конечно, но неплохие советские купить можно. И выпроваживаю с поцелуем за дверь. Мне пора ехать на дачу Алика, а это верст семьдесят на электричке, а потом пешком километра четыре.

Преодолеваю этот кошмарный путь, калитка на участке открыта, стучу в дом. Двери открывает Алик и таращит глаза от удивления:

— Что случилось? Пожар, ограбление?

— Да нет, с квартирой все в порядке, а Люба — у тебя?

Глаза у Алика вытаращились по максимуму, и он только спросил:

— А с тобой тоже все в порядке? Что ей здесь надо?

Тогда я пояснил ему ситуацию, и он все понял.

— Девки сговорились, и решили нас проучить — пока тебя, да и мне надо ждать подлянку! Хочешь, оставайся — погуляем, выпьем, а хочешь — иди, выясняй отношения!

Я поблагодарил и побежал на станцию. У меня начиналось состояние лихорадочной любовной гонки, такое состояние Киплинг называл «амок». Что делать? Звонить Любе, выяснять отношения? Ведь мы с ней договорились ехать на море. Кто лукавит — Люба или Алик? А вдруг Люба — у Алика на даче, спряталась в доме? Тогда зачем он приглашал меня остаться?

Еле дотерпел до прихода электрички, прибыв в Москву, наменял на вокзале двушек и принялся звонить.

У Любы в трубку ответил мужской голос, попросил назваться. А когда я это сделал, то послал меня матом подальше. Мне показалось, что говорил он с армянским акцентом. Тогда я снова набрал номер Любы, и когда услышал его «але?», то вслух вспомнил все самые грязные армянские ругательства. Я продолжал их вспоминать даже тогда, когда трубку повесили. Все — Любу надо вычеркнуть!

Меня била лихорадка. Решено — звоню Бусе.

— Привет! — добродушно откликается Буся.

— Позови Тамару! — прошу я.

— Тамар — тебя! — кричит Буся, потом в трубке слышна какая-то перебранка, и Буся удивленным голосом отвечает мне: — Не хочет подходить! Разбирайтесь сами, не впутывайте меня в свои дрязги! — уже кричит Буся и вешает трубку.

Я в бешенстве — куда податься? И вдруг я вспоминаю — Таня! Моя самая яркая любовь в молодые — аспирантские и даже «кандидатские» годы! Звоню.

— Таня, я в Москве проездом, так хочу видеть тебя, как, зайти можно?