Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там

• Название: Разъезд Тюра-Там
• Автор: Владимир Ковтонюк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901049-85-3

После окончания в 1962 году Московского авиационного института Владимир Александрович Ковтонюк некоторое время работал на лётных испытаниях межконтинентальных баллистических ракет.

О жизни испытателей в непростых условиях, о том, как усилия каждого из них, складываясь воедино, укрепляли государственную позицию на международной арене.

О том, каким невероятным образом испытания ракет оказались вдруг связанными с гибелью советского вертолета во Франции, о любви, о розыгрышах и курьезах, о счастливых случайностях и драмах рассказывается в этой книге.

Автор не претендует на документальное изложение событий, поэтому совпадения с реальными событиями и людьми случайны.

---

Известно, что компания более чем из двух женщин в состоянии подпития ведёт себя вызывающе и вскоре становится развязней, чем компания из одних только мужчин.

Не прошло и получаса, как из первого купе стали доноситься громкие выкрики пьяных женских голосов, смакующих скабрезные анекдоты, и вскоре оттуда полилась похабная песня, исполняемая хором пронзительно нежных голосов:

Я сначала не давала,
А потом дала…

Колёса вагона скороговоркой пересчитали стрелки, переведенные на нужный путь, на мгновение, заглушив слова песни, вагон резко качнуло, и колёса вновь, через равные промежутки времени, парно застучали на стыках рельсов. Героиня песни, вначале стойко защищавшая свою честь, вдруг обречённо сдалась однополчанину, домогавшемуся её любви, и теперь, перехватив инициативу, сама подбадривала его:

Так нажми на все педали,
Всё равно война!

В вагоне было холодно, и Ковалёв, чтоб согреться, подложил под себя два матраца и улёгся на них на правый бок, носом к стенке, взвалив на себя вместо тонкого шерстяного одеяла свою меховую куртку и два матраца.

Вагон был старый, стены купе оклеены лидерином тёмно-синего цвета, на стыках тиснённого выпуклого рисунка скопилась липкая многолетняя грязь.

Ковалёв никак не мог согреться. В полудрёме, похожей на состояние анабиоза, он по молодости лет совершенно не беспокоился о том, удастся ли купить билет на московский самолёт. Он вяло размышлял, чего бы такого особенного купить в Ташкенте, чтобы в предновогодней Москве это выглядело необычным и свидетельствовало, в каких далёких краях ему пришлось побывать.

И когда утром поезд, сбавляя скорость, медленно причаливал к Ташкентскому вокзалу, Ковалёв решил, что обязательно купит большую дыню.

Привокзальная площадь встретила Ковалёва дымами множества мангалов, жаривших ароматные, парализующие волю, шашлыки и люля-кебабы. Ковалёв ещё в поезде составил очерёдность своих действий в Ташкенте. И хотя первым пунктом его плана значился переезд от железнодорожного вокзала в аэропорт и покупка билета на самолёт, и только потом еда и поиски дыни, он почувствовал непреодолимый приступ голода. Его челюсти заныли так, будто он получил несколько ударов по лицу, и он принялся обходить продавцов острых восточных яств, покупая у каждого по шашлыку, пока не исчезло чувство голода.

Без проблем купив в аэропорту билет на вечерний рейс, Ковалёв направился искать дыню.

Алай-базар, бурливший летом разноголосицей продавцов и покупателей, будто потревоженный улей, заваленный таким изобилием арбузов, дынь, абрикос, персиков и виноградных гроздьев, что невольно возникал вопрос, неужели всё это можно продать, казался теперь вымершим. Ковалёва поразили пустые прилавки и царившая здесь тишина.

Чувствуя, как тает надежда выполнить задуманное — купить дыню, он вошёл в один из немногих открытых магазинчиков. На полупустых полках лежало несколько маленьких, начавших портиться, желтых дынь.

— А дыни только такие? Хороших, больших дынь нет? — спросил Ковалёв у продавца.

— Нэт, тэпэр нэ сэзон, — ответил продавец.

— А в других ларьках тоже нет? — продолжал расспрашивать Ковалёв. — Понимаешь, очень хочется в разгар зимы привезти в Москву настоящую узбекскую дыню.

— Нэт, там тоже нэт, — безразлично ответил продавец.

— Если хочешь дыня, поехали ко мнэ дом, там много дыня, продам тэбэ, вся жизн будешь поминат мнэ, — неожиданно предложил шофёр грузовика, подъехавшего с товаром.

— А далеко ехать? — поинтересовался Ковалёв. — На самолёт не опоздаю?

— Нэт, совсэм близка. Старый город.

— А сколько с меня возьмёшь за дыню?

— Сколка, сколка! Пятёрка даёшь, такая дыня берёшь, вся жизн мнэ поминат будешь, — начал повторяться шофёр.

— Хорошо, едем, — согласился Ковалёв.

ГАЗ-51 въехал в лабиринт старого города и долго петлял между высоких, более чем в рост человека, глухих глиняных заборов.

Наконец, по признакам, известным только шофёру грузовика, он остановился у каких-то ворот.

За глинобитной стеной спрятался просторный двор, прикрытый сеткой с крупными ячейками, сантиметров по двадцать пять на сторону, сплетёнными хозяевами из прочного шпагата. По ячейкам вилась виноградная лоза с остатками высохших листьев.

На грядках, окружавших двор, рослыми перьями зеленел лук.

Открытая веранда, примыкавшая к дому со стороны двора, по периметру увешана крупными, килограмм по десять каждая, зеленовато-рябыми яйцеобразными дынями.

Дыни своими острыми скруглёнными концами опирались на веревочное кольцо, которое, в свою очередь, с помощью четырех отрезков шпагата, равномерно распределённых по окружности кольца, подвязывалось к балкам перекрытия.

— Вот, выбирай сам, какой дыня на тэбэ смотрит! — не без чувства гордости предложил шофёр.

Судя по внешнему виду, все дыни были одного сорта и примерно одинакового размера.

— Я плохой специалист в этом деле, поэтому полагаюсь на твой опыт и знания. Выбери мне дыню сам, предложил Ковалёв хозяину.

Шофёр, польщенный доверием покупателя, прошелся по веранде, изучая дыни.

— Вот этот дыня самый хороший, — легонько похлопал он одну из дынь.

— Хорошо, я возьму её, — согласился Ковалёв и протянул хозяину новенькую, хрустящую, голубоватого цвета пятёрку из премии, полученной за удачные пуски.

И вдруг почувствовал, что шофёр, получив деньги, потерял к нему интерес.

— Может, ты меня вывезешь отсюда хотя бы до трамвая, а то в этих дувалах я самостоятельно не найду дороги, — попросил Ковалёв.

— Айда, поехали, — согласился шофёр.

В слоне самолёта, находившегося в воздухе без малого четыре часа, вспыхнули транспаранты «Не курить. Пристегнуть ремни» и Ил-18 пошёл на снижение.

— Температура воздуха в районе аэропорта Внуково минус двадцать семь градусов, — объявила по радио бортпроводница.

«Надо что-то предпринять, чтоб не заморозить дыню, подумал Ковалёв. — Заверну-ка я её в куртку, а сам добегу до аэровокзала в свитере, авось не замёрзну», — решил он.

«Волга», встретившая самолёт в конце взлётно-посадочной полосы, катила через ночь по хитросплетению рулёжных дорожек, подводя самолёт всё ближе к аэровокзалу.

«Всё, автобуса не будет, — понял Ковалёв. — Во Внуково к прилетевшим самолётам автобусы не подают, стоянка находится достаточно близко от аэровокзала».

«Волга» провела самолёт через пустующую стоянку, и это значительно сэкономило время. Потому, что следующий самолёт подкатит к стоянке и будет полчаса дожидаться тягача. Тягач развернет его и теперь уже хвостом вперёд втолкнёт на стоянку между хвостами двух прилетевших раньше самолётов.

«Компактное размещение машин. Молодец, кто придумал такой способ, — решил Ковалёв. — Самолёты делают всё больших и больших размеров, и если их устанавливать не в шахматном порядке, никакой поляны не хватит. Жаль только, что наземные службы столь неорганизованны и неторопливы. Вот и наш самолёт уже полчаса на стоянке, а трап до сих пор не подали. Авиаконструкторы бьются за создание всё более скоростных самолётов, проектируют сверхзвуковой пассажирский самолёт, но все их усилия сводятся «на нет» нерасторопностью, нарочитой медлительностью и низкой квалификацией персонала наземных служб».

Наконец подали трап, и Ковалёв мелкой рысцой, прижав к груди, будто малого ребенка, обёрнутую в куртку дыню, подгоняемый ядрёным морозцем, потрусил к аэровокзалу.

Проскочив через зал прилёта, он выбежал на стоянку такси.

— До Химок, а потом до Старбеево — сказал Ковалёв шофёру.

— А, знаю, где это, — вспомнил таксист. — Червонец, — объявил он цену.

— Погнали!

— Что это, вы мёрзнете, а в куртку завернули что-то такое, что важнее собственного здоровья? — поинтересовался таксист.

— Дыня там Ташкентская, везу к Новому году.

— Здорово! — похвалил таксист. Среди зимы, и вдруг — дыня!

В последний в этом году рабочий день Ковалёв пришёл домой пораньше.

— Ольга Васильевна, — зашёл он к хозяйке избы, в которой снимал комнату. — Разрешите, пожалуйста, нам сегодня немного пошуметь. Ко мне придут сотрудники из отдела, в котором я работаю. Отметим крестины дочери и проводим старый год.

Ольга Васильевна Ахапкина — потомственная старбеевская помещица. Великая Октябрьская Социалистическая революция застала её юной, прекрасной девушкой.

Местный пьяница, живший в полуразвалившемся сарае на дальнем конце деревни, стал вдруг председателем комитета бедноты, где-то добыл кожаную чёрную куртку и кожаную чёрную фуражку. А из маузера, которым его снабдили московские товарищи, он и порешил родителей Ольги Васильевны прямо у неё на глазах рядом с домом, там, где только что расцвели, благоухая на всю округу, неправдоподобно крупные пионы.