Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там

• Название: Разъезд Тюра-Там
• Автор: Владимир Ковтонюк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901049-85-3

После окончания в 1962 году Московского авиационного института Владимир Александрович Ковтонюк некоторое время работал на лётных испытаниях межконтинентальных баллистических ракет.

О жизни испытателей в непростых условиях, о том, как усилия каждого из них, складываясь воедино, укрепляли государственную позицию на международной арене.

О том, каким невероятным образом испытания ракет оказались вдруг связанными с гибелью советского вертолета во Франции, о любви, о розыгрышах и курьезах, о счастливых случайностях и драмах рассказывается в этой книге.

Автор не претендует на документальное изложение событий, поэтому совпадения с реальными событиями и людьми случайны.

---

В ночлежке они жили вчетвером. Кроме Ковалёва и Кузьмина, которого Сахар почему-то называл Австрийцем, хотя тот приехал из Магадана, еще Саша Костенок с приборного факультета и «радист» Виктор Латышев.

Перед экзаменационной сессией, а первый экзамен тогда сдавали перед новым годом, числа 29–30 декабря, Ковалёв и Костенок, в силу свойственной студентам неорганизованности, «дочерчивали» примерно в полночь курсовую работу по черчению — пересекали сферы бестолково расположенными квадратными отверстиями. За окном градусов двадцать пять мороза. Латышев читал книжку про конденсаторы.

Австриец же, сдав в срок несколько радиосхем, начертить которые было явно проще и быстрее, чем приходилось Ковалёву и Костенку, успел к этому позднему времени посмотреть несколько снов, и они, безусловно, завидовали ему. К тому же его сладкое равномерное похрапывание сделало их зависть изобретательной.

Известно, что зависть относится к категории нехороших чувств. Едва переглянувшись, они поняли, что сейчас сделают. Ковалёв дотянулся до самого ненавистного предмета, роль которого в ночлежке вне всякого сомнения принадлежала будильнику, установил время звонка на семь двадцать утра и перевёл стрелки на семь пятнадцать. Так надо, чтоб все вошли в роль и смогли достоверно изображать, будто чертили всю ночь.

Костенок поставил стул между столом и раскладушкой Австрийца. На стул, поближе к уху австрийца, пристроили будильник. Пружина в будильнике была настолько мощной, что, начиная звонить, он подрыгивал и заваливался набок. Да они и сами хотя и ожидали звонок с некоторым душевным трепетом, всё же резкий, пронзительный, удивительно противный для организма, звук заставил их вздрогнуть.

Не так уж давно уснувший Австриец вскакивает с постели, секунду смотрит на всех потусторонним непонимающим взглядом, постепенно осмысливая, что опаздывает в институт, и рвется к умывальнику. Но Костенок не пускает его, легонько отталкивая:

— Куда лезешь! Моя очередь, спать надо меньше!

И даже, для большей убедительности, (какая жертва!) умывается.

Ковалёв закручивает в рулон ватман с чертежами.

Наконец, они великодушно позволяют Австрийцу умыться, одеться, схватить чемоданчик с лекциями и уехать в институт. В половине первого ночи. На последнем трамвае.

Вернулся он пешком, часа в три ночи, под завывание метели, замёрзший.

— Г-г-г-гады, — простучал он зубами под хохот ребят, продолжавших чертить.

— Ну и остался бы в институте, — посоветовал Костенок.

— Да вахтёрша на проходной пере… рала, погрозилась милицию вызвать, оттаивал Австриец. — Даже погреться не пустила.

— А помнишь?

Конечно же, Ковалёв помнил!

Софочка, слегка откинувшись, сидела на шикарном диване. Сашка Костенок, Ковалёв, Витька Латышев и Валерка Австриец разместились полукругом на стульях напротив, разглядывая ковры, которыми были увешаны все стены комнаты. Ковры смягчали звуки и кричащей роскошью, не сравнимой с убожеством ночлежки, где ютились студенты, очень смущали их.

Софочка, поигрывая холеными пухленькими пальчиками правой руки, лежавшей на валике дивана, вела беседу, в основном, с Костенком. Ее пальчики, украшенные перстнями, были будто перетянуты ниточками, и это делало их похожими на миниатюрные сосиски.

Костенок был старше остальных ребят года на три, до поступления в институт учился в летном училище и даже начал летать. Но во время игры в футбол ему стукнули бутсой в позвоночник. И хотя это никоим образом не отразилось на его жизнедеятельности, из училища его всё же отчислили.

Костенок казался ребятам очень взрослым. Он по-прежнему увлекался гимнастикой, запросто крутил на турнике «солнце», а на кольцах делал «крест», его тело было мускулистым, а фигура красивой.

Идут они, к примеру, всей компанией где-нибудь в районе Сокола, а навстречу — красивые барышни.

— Саш, а вот ту ни за что не сможешь! — шепчет ему Австриец под ехидными взглядами остальных, показывая украдкой на одну из них, самую гордую с виду.

Через два-три дня она обязательно в ночлежке, развенчивая в очередной раз миф о неприступности женщин, который все еще жил в юных мальчишеских душах.

А еще через часок они, выставленные на мороз на время сеанса, проводимого Костенком, слышат едва заглушаемый тонкими досчатыми стенами несдерживаемый крик этого неприступного с виду божества, улетающего на небеса в припадке страсти. К этому времени они уже побывали в магазине и их руки держат очередную проигранную Сашке партию водки в количестве трех бутылок.

Вот почему все они на фоне Костенка казались примерно сорокалетней опытной Софочке угловатыми недоразвитыми щенками.

— Я работаю ученым секретарем в… — Софочка, глядя обреченным кроликом в Сашкины немигающие желтоватые глаза хищника, несколько раз произнесла название научно-исследовательского института, которое, впрочем, никому ни о чем не говорило.

— Слушайте, мужики, кто скажет, почему Софочка несколько раз сказала, что она ученый секретарь? — спросил Ковалёв после того, как, отдав по двести рублей «с рыла», по выражению Сахара, все вышли на улицу.

— Это для того, чтоб Санька не подумал, что она работает в скобяной лавке вместе со своим Сахаром, — догадался Латышев. — Саш, а почему бы тебе не походатайствовать через Софочку перед Сахаром? Пусть скинет квартплату. Хотя бы до сотни, — предложил он с улыбкой.

Улыбка была при этом и добродушной, и ехидной, но такой широкой, что курносый нос на Витькиной рязанской физиономии стал казаться зажатым щеками.

При стипендии в двести девяносто рублей идея Латышева показалась заманчивой.

— И чтоб хоть раз в неделю бабу присылал, пусть убирает. В ночлежку войти страшно, — добавил Ковалёв с мыслью «гулять, так гулять».

Чем больше они выдвинут самых невероятных условий, тем меньше вероятность того, что Костенок выполнит их, а, значит, меньше и вероятность проигрыша. Но и вполне вероятный проигрыш всё равно был выгоден. Так или иначе, но купленную водку Костенок один пить не станет.

— И пусть нам сам Сахар дрова возит, — добавил, ухмыляясь, вконец обнаглевший Австриец, отличавшийся умением генерировать самые невероятные идеи.

В тот воскресный день закатное солнце уже окрасило снег непередаваемыми красками, какими закат отличается от рассвета, когда за окном нашей ночлежки послышался шум подъехавшего автомобиля.

Австриец, оторвавшись от надоевших дифференциальных уравнений, выглянул в окно и, увидев Сахара, выбиравшегося из-за руля четырестапервого «москвича», удивленно воскликнул:

— Сахар зачем-то приехал!

А дальше Австриец аж нос сплющил, прильнув к стеклу:

— Братцы! Сахар дрова привез!

Еще через пару дней в дверь крепко постучали и в на пороге ночлежки появилась могучая, будто с агитплаката или из поэмы Некрасова, женщина. Зычным голосом, прямо с порога она весело объявила:

— А ну-ка, архаровцы, пошли все вон! Буду убираться!

Все выскочили сразу, а обалдевший Австриец замешкался, за что был взят некрасовской дамой, которой и конь нипочем, за шиворот и выброшен в коридор, будто нашкодивший котенок.

Да, женщины — страшная сила! Аксиома!

Кузьмин положил опустевшую армейскую фляжку на стол и поднес спичку к открытому горлышку. Фляжка огрызнулась изнутри пламенем и, вращаясь, пролетела над столом прямо в руки Валентину Романову.

— Понял, — сказал тот, оценив нестандартный прием, которым была передана фляжка, и, открыв холодильник, в очередной раз привычным движением поднес трубку ко рту.

Как показала статистика примерно пятидесяти пусков ракеты Р-16, отклонения от цели, как по дальности, так и по курсу головной части массой пять тонн, пролетевшей двенадцать тысяч километров, а иногда и более, составило от тридцати до пятидесяти метров.

Серия пусков ракеты Р-16 закончилась за неделю до нового года. В пусках ракет на всех площадках наметился перерыв. Представители промышленных предприятий, командированные на полигон, разъезжались по домам.

Ковалёв ехал в Ташкент в продуваемом, пустом, наводящем тоску, купе поезда Москва-Ташкент.

Он сел в поезд около десяти часов вечера. По его прикидкам пассажиров в вагоне было всего человек восемь, не больше. Наверное, это стало причиной того, что проводницы решили не разжигать печку, с помощью которой отапливался вагон. Остывшая печка при резком покачивании вагона сиротливо хлопала створкой для загрузки угля.

Вагон-ресторан был закрыт и расчёт Ковалёва на то, что можно будет перекусить в поезде, не оправдался.

Едва поезд отошёл от станции Джусалы, проводницы со всего поезда собрались в первом купе вагона, в котором ехал Ковалёв, и устроили «девичник».

Известно, что компания более чем из двух женщин в состоянии подпития ведёт себя вызывающе и вскоре становится развязней, чем компания из одних только мужчин.