Марк Блауг - Методология экономической науки

• Название: Методология экономической науки
• Автор: Марк Блауг
• Издательство: НП «Журнал Вопросы экономики»
• Жанр: Экономика
• Год: 2004
• ISBN: 5–901389–04–2

Книга одного из самых известных в мире историков и методологов экономической науки посвящена исследованию природы экономического объяснения. Сделав строгий методологический обзор основных разделов современной экономической теории, автор стремится выяснить насколько «научна» экономическая наука, в какой мере она нацелена на объяснение реальных фактов.

Ставшая классической, книга профессора Блауга адресована экономистам, в первую очередь преподавателям и студентам экономических вузов, но представляет интерес также для историков и философов науки.

Данное издание выпущено в рамках проекта «Translation Project» при поддержке Института «Открытое общество» (Фонд Сороса) — Россия и Института «Открытое общество» — Будапешт

Q.A.: Местами качество распознания оставляет желать лучшего и просит сверки с графическим оригиналом.

---

Однако поскольку дискуссия ведется в контексте теории сбалансированного роста, а обе стороны соглашаются, что к сбалансированному росту реальный мир даже не приближается, спор двух Кембриджей, в том виде, в котором он ведется сейчас, не может быть разрешен с помощью эмпирических исследований. Но это не помешало сторонам спорить с удвоенной энергией. Протагонисты в обоих лагерях описывали спор как войну «парадигм», в то время как на самом деле две парадигмы не просто пересекаются, а полностью совпадают друг с другом. Кроме риторики, между способами теоретизирования двух Кембриджей нет никаких различий[138] (см. выше, главу 10). Даже радикальные политические экономисты («порода», получающая распространение в Соединенных Штатах) посвятили большую часть своих усилий «рассказыванию новой истории»: те же старые факты получают иную интерпретацию на языке парадигмы конфликта сил, а не парадигмы максимизации полезности, как если бы общественную науку можно было свести к «твердым ядрам», выбор между которыми — дело вкуса (см. Worland S.T., 1972; Applebaum E., 1977). Тому небольшому количеству эмпирических работ об «экономическом империализме», расовой и половой дискриминации, отдаче от образования и характере социальной мобильности, что появились в «Review of Radical Political Economics», не хватало четко выраженных гипотез, которые отличали бы прогнозы радикалов от предсказаний основного течения (Bronfenbrenner M., 1970; Lindbeck A., 1971). Но радикальные экономисты хотя бы открыто заявляют о своем методологическом предпочтении социальной и политической значимости эмпирической надежности в качестве кислотной пробы «хорошей» теории[139]. Действительно, если о радикальных экономистах и можно сказать, что они разделяют общую методологию, это, похоже, будет методология волюнтаризма: «если я так думаю, то это так» (см. Blaug М, 1990, ch. 3, особ. р. 60–63).

Аналогично, поздние приверженцы австрийской школы утверждают, что выводят свои экономические суждения из априорных рассуждений без всякого участия опыта, и, следовательно, отказываются от эмпирической проверки как метода установления справедливости своих выводов. Похожим образом институционалисты претендуют на то, чтобы моделировать экономическое поведение в терминах определенных структур, и удовлетворяются «пониманием» функционирования экономики, даже если при этом они почти не могут предсказать фактическое развитие экономических событий. Наконец, марксисты слишком глубоко привержены философии эссенциа–лизма, чтобы захотеть пройти сквозь строй эмпирических проверок: конечно, они надеются, что их пророчества верны, но разработали целый арсенал иммунизирующих стратагем для защиты марксизма при любых несбывшихся предсказаниях (см. Blaug М., 1990, ch. 2). Короче говоря, радикалы, современные австрийцы, институционалисты и марксисты имеют прекрасные отговорки, чтобы не обращать внимание на методологические императивы фальсификационизма.

И вновь фальсификационизм

Экономисты неоклассического основного течения таких отговорок не имеют. Они проповедуют важность эмпирической проверки теорий, но редко поступают в соответствии с заявленными ими методологическими канонами. Аналитическая элегантность, экономное использование теоретических средств и широчайший размах, достигаемый путем все более героических упрощений, слишком часто ценились здесь выше возможности строить прогнозы и выше значимости при разрешении политических вопросов. Рабочую философию современной экономической теории как науки на самом деле можно охарактеризовать как «безопасный фальсификационизм».

Разумеется, некоторые экономисты, например, Шэкл или современные последователи австрийской школы, будут утверждать, что в такой дисциплине, как экономическая теория, предсказать ничего нельзя, поскольку экономическое поведение, направленное в будущее, является принципиально непредсказуемым. Но эти экономисты составляют меньшинство. Применительно к большинству можно утверждать, что битва за фальсификационизм в современной экономической науке выиграна (что вряд ли можно сказать о некоторых других общественных науках). Осталось только убедить экономистов принимать его всерьез.

Прикладная эконометрика

Нетрудно выдвинуть целый ряд убедительных причин, в силу которых экономисты сами не используют методологию, которую проповедуют: все ученые склонны упорно цепляться за «деградирующие» исследовательские программы в присутствии «прогрессивных», но экономисты особенно подвержены этому, хотя бы потому, что экономическая система, в отличие от природы, настоятельно требует своей оценки, а не только беспристрастного изучения. Далее, экономическая теория постоянно затрагивает вопросы, относящиеся к области государственной политики, так что главные экономические доктрины являются не только научно–исследовательскими программами (НИП) в лакатошианском смысле, но и программами политических действий (ППД). Эта двойная функция экономических теорий приводит к ситуациям, когда одна и та же конкретная теория оказывается «деградирующей» НИП и «прогрессивной» ППД, то есть предлагает правительствам расширяющийся список мероприятий. (Примером такой теории может служить марксизм, в то время как монетаризм в своей поздней фазе являет собой пример противоположной ситуации.) И только когда теория является одновременно «прогрессивной» НИП и «прогрессивной» ППД, мы говорим о «революции» в экономической мысли (очевидным примером здесь является победа кейн–сианской экономической теории в 1930–е годы)[140].

Как бы то ни было, но тот факт, что экономическая теория является наукой, помимо прочего еще ориентированной и на политику, служит по крайней мере одной из основных причин, по которым методология НИП Лакатоша не идеально описывает историю экономической теории или, в любом случае, описывает ее значительно хуже, чем историю физики. Именно по этой причине задача отделить позитивные утверждения в экономической теории от нормативных и ясно указать условия проверки позитивных утверждений фактами сегодня, как никогда, остается важной для прогресса экономической теории.

К сожалению, нам недостает и надежных данных, и мощных методов, чтобы четко различить обоснованные и необоснованные утверждения в позитивной экономической теории, и профессиональный лозунг «печатайся, если хочешь выжить», способствует подходу к эконометрическим исследованиям как к игре. При этом ничего не делается для улучшения баз данных или стандартных методов, постоянно используемых для проверки экономических гипотез. Эти слабости, относящиеся не столько к теоретической эконометрике, сколько к фактическим процедурам, которые применяются в эконометрике прикладной, в значительной мере объясняют, почему экономисты зачастую не хотят следовать фальсификационистским заповедям, в верности которым сами они клянутся. Во многих областях экономической теории разные эконометрические исследования дают противоречащие друг другу результаты и, с учетом доступных данных, у нас часто не оказывается эффективных методов для выяснения, который из них верен. Вследствие этого противоречащие друг другу гипотезы иногда сосуществуют на протяжении десятилетий. Путаницы добавляет и беспорядок в стане «чистой» эконометрической теории, где «байесианцы», такие как Лимер, и атеоретические агностики, такие как Симе, противостоят «классикам», например, Хендри и Майзону, — я заимствую эти ярлыки у Джонстона (Johnston J., 1991) только для экономии времени[141]. Для некоторых это служит основанием, чтобы вовсе отказаться от эконометрики.

Но это не слишком привлекательная альтернатива, поскольку она оставила бы экономическую теорию практически без какого–либо способа выбрать из множества возможных объяснений единственное, лучше других объясняющее экономические события. Даже если мы утверждаем, что существуют иные методы проверки экономических гипотез, такие как менее строгий метод «коллигации», практикуемый экономическими историками, или этнографические методы, которые предпочитают некоторые институционалисты, требования людей, формирующих экономическую политику, тем не менее возвращают нас к использованию эконометрики, поскольку только она может дать и количественные, и качественные выводы. Наша единственная надежда, таким образом, состоит в улучшении теоретической и прикладной эконометрики, и, на самом деле, улучшения последней могли бы произойти очень быстро, если бы ее представители усовершенствовали методы своей работы.

Томас Майер (Mayer Т., 1980) имеет несколько конкретных предложений, которые существенно укрепили бы претензии экономической теории на статус «строгой науки». Во–первых, вслед за Леонтьевым он убеждает нас уделять гораздо больше внимания сбору данных. Во–вторых, осуждает тенденцию рассматривать эконометрические результаты как данные «критического эксперимента», который не подлежит повторению; напротив, большинству прикладных эконометристов следует стремиться к воспроизведению предыдущих результатов на ином наборе данных; поскольку мы все больше полагаемся на вес многих свидетельств, нежели на результаты единственного «критического эксперимента», нужно собирать факты с помощью периодических опросов с целью разрешить противоречия между ними. В–третьих, он утверждает, что повышению стандартов оценки эконометрических исследований способствовало бы поощрение журналами тех работ, где основное внимание уделяется точности результатов, а не тех, в которых используются более технически совершенные методы. В–четвертых, Майер рекомендует нам страховаться от подгонки данных, требуя от авторов предоставлять все посчитанные ими регрессии, а не только ту конкретную, которая подкрепляет их гипотезу. В–пятых, он предлагает авторам не использовать все доступные данные для оценки своих регрессий, но оставлять некоторое количество как резервную выборку для проверки регрессий; это возвращает нас к ранее проведенной границе между оценкой структурной связи и проверкой экономической гипотезы. В–шестых, он убеждает журналы публиковать статьи, сообщающие о «незначимых» результатах и требовать от авторов предоставления неопубликованных данных для того, чтобы каждый мог легко проверить их работу. Наконец, Майер добавляет: «учитывая все слабости эконометрических методов, мы должны быть достаточно открыты для понимания, что истина не всегда облачена в форму уравнений и не всегда рождается в недрах компьютеров. Иные способы проверки, такие как обращение к экономической истории, не следует рассматривать как архаичные» (p. 18)[142]. Сегодня эти рекомендации так же актуальны, как и в 1980 г. Единственное средство преодолеть недостатки эконометрики, как говорит Песарян (Pesarian M.H., 1987), это — больше качественной эконометрики.