Фрэнк Норрис - Спрут

• Название: Спрут
• Автор: Фрэнк Норрис
• Издательство: Художественная литература. Москва
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00671-8

Настоящий том "Библиотеки литературы США" посвящен творчеству Стивена Крейна (1871-1900) и Фрэнка Норриса (1871 - 1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом "Алый знак доблести" (1895), Фрэнк Норрис - романом "Спрут" (1901).

---

Но Энникстер, потеряв всякое терпение, перебил старика, обратившись к Дженслингеру.

- Чепуха! Конечно, дорога должна продавать по два пятьдесят! - вскричал он.- У нас договор есть.

- Что ж, действуйте в соответствии с ним, мистер Энникстер,- ответил Дженслингер многозначительно. - Раз уж у вас есть договор. Но смотрите в оба.

Вскоре после этого Дженслингер уехал. Вошел китаец-слуга и стал накрывать на стол.

- Как по-вашему, что он хотел нам сказать? - спросил Бродерсон после ухода Дженслингера.

- Относительно земли? - ответил Энникстер.- Понятия не имею. Просто что-то в голову взбрело. У нас же на руках проспекты, где их условия напечатаны

черным по белому. Это и есть обязательство.

- Что касается обязательств,- пробормотал Бродерсон,- то железной дороге они, как правило, не помеха.

- А где же Остерман? - спросил Энникстер, сразу меняя тему разговора, словно считал, что говорить тут больше не о чем.- Неужели этот кобель вовсе не приедет?

- А ты звонил ему, Пресли? - спросил Магнус. Пресли взял «Принцессу Натали» на колени и поглаживал ее по длинной блестящей шерсти; кошка от удовольствия сощурила глаза, так что остались лишь две узенькие щелочки, и отрешенно месила лапками плисовые брюки Пресли.

- Да, разумеется,- ответил Пресли.- Он обещал быть.

И как раз в этот момент появился Остерман.

Это был еще молодой, но уже заметно лысеющий человек. У него были большие красные и к тому же торчащие уши; рот тоже большой - длинная горизонтальная прорезь под самым носом, скулы, обтянутые смуглой, красноватой кожей, несколько выдавались. В общем, лицо клоуна, исполнителя комических куплетов, человека, всегда готового пошутить, подурачиться, который за словом в карман не лезет. Однако сельское хозяйство мало его интересовало, и все управление ранчо он свалил на управляющего и надсмотрщиков, сам же жил в Боннвиле. Большой щеголь и позер, Остерман любил порисоваться и быть всегда на виду, постоянно старался произвести впечатление и привлечь к себе внимание. Человек он был довольно энергичный, но энергию свою растрачивал по пустякам, совершенствуясь в каких-то никчемных областях деятельности, гоняясь за модой, и по-видимому, был неспособен долго задержаться на чем-то одном. То он увлекался фехтованием, то жонглерством, то стрельбой из лука. Целый месяц убил на то, чтобы научиться играть на двух банджо одновременно, а потом вдруг забросил это занятие и увлекся тиснением по коже, смастерил великое множество кошельков, спортивных поясов и шляпных лент, которые затем раздарил знакомым барышням. Он стремился жить так, чтобы не наживать себе врагов; многие его любили, но мало кто уважал. Знакомые называли его «этот кобель Остерман» или «этот дуралей Остерман» и постоянно приглашали отобедать. Он принадлежал к породе людей, которых невозможно игнорировать, хотя бы из-за их шумливости. Совершенно неизменно было в нем стремление всех удивить; он умудрялся каким-то образом распускать среди знакомых необыкновенные истории, главным героем которых оказывался сам - словоохотливый, забавный, вездесущий, балагур и рассказчик анекдотов с неиссякаемым запасом их.

Можно не сомневаться, что Остерман всегда сидел по уши в долгах, но относился он к этому философски. В предыдущем году у Бермана были его закладные чуть ли не на треть урожая, и в качестве процентов этот ростовщик выжал из него изрядную сумму. Несмотря на это, Остермана с Берманом не раз встречали гуляющими под руку на улицах Боннвиля. Остерман имел обыкновение похлопывать Бермана по жирной спине, приговаривая:

- Ты парень хоть куда, хоть и наел себе брюхо прямо-таки непотребное! Верно я говорю?

В тот момент когда Остерман входил с веранды, оставив на вешалке свой кавалерийский плащ и мокрую шляпу, в дверях появилась миссис Деррик. Рассыпаясь в любезностях, Остерман поздоровался с ней.

- Я на минутку,- сказала она, приветливо улыбаясь мужчинам и обводя их наивным, вопрошающим нзглядом красивых карих глаз.- Зашла поздороваться и выяснить, все ли у вас тут есть.

Она заговорила с Бродерсоном, справилась о здоровье его жены, которая была больна всю прошедшую неделю, а Остерман повернулся к остальной компании, пожимая налево и направо руки и без умолку болтая:

- Здорово, ребятишки! Здравствуйте, Губернатор! У вас, как я посмотрю, прямо племенной сбор. А, и Энникстер здесь! Здорово, Жеребец! Ну что скажешь - пыльновато сегодня, а?

Энникстер начал багроветь и, отойдя в угол, остановился в нелепой позе, опустив руки по швам, у витрины с птичьими чучелами; он обозлился на Остермана на то, что тот позволяет себе с ним вольности в присутствии жены Магнуса. Вот же пакостник! Есть у этого болвана голова на плечах или нет? И когда он научится вести себя прилично в женском обществе? Обозвать его «Жеребцом» при миссис Деррик? Ни один конюх не позволил бы себе такого; да любой батрак умеет себя лучше держать.

За обедом, который вскоре подали, Энникстер чувствовал себя не в своей тарелке, сидел надутый и отказывался от угощения, как будто мстил кому-то за свое попранное достоинство. Он сидел и строил адские планы, как он оборвет Остермана, если тот еще раз позволит себе что-нибудь подобное.

Повap-китаец приготовил на десерт черносливовый пудинг, который Энникстер и прежде не раз едал у Деррика и потому ждал его с некоторым нетерпением и даже старался очень не наедаться, чтобы оставить для него место. Такой пудинг, без сомнения, должен вернуть ему доброе расположение духа, да и за свой желудок он был сейчас более или менее спокоен и мог себе кое-что позволить.

К несчастью, пудинг подали с подливкой, которую Энникстер не выносил - густое, переслащенное сусло. И прежде чем успел он остановить китайца, тот уже плюхнул ложку ему на тарелку.

- Экая гадость! - в сердцах воскликнул Энникстер.- Терпеть не могу! Помои какие-то! Убери прочь! Уж лучше буду есть без подливки.

- Зато тебе для живота хорошо, Жеребец,- заметил Остерман.- Проскочит так, что и не заметишь. Помои, говоришь? Хорошее название.

- Знаешь, брось-ка ты меня Жеребцом называть. Помалкивал бы лучше, если Бог умом обошел; и кроме того, мне для живота это не хорошо, а плохо. Да и вообще, что ты можешь знать о моем животе? При одном взгляде на эту бурду меня мутит.

Вскоре после этого китаец убрал со стола и подал кофе и сигары. Снова появилась бутылка виски и сифон с содовой. Отодвинувшись от стола, мужчины уселись поудобней, закурили сигары и тотчас заговорили о начавшихся дождях и видах на урожай. Бродерсон производил в уме сложные вычисления, стараясь точно установить, когда он ездил к своему свояку в Юкайю, а Остерман принялся показывать фокусы с хлебными шариками. Но «Принцесса Натали», балованная кошка, проявляла беспокойство: Энникстер занял кресло, на котором она привыкла спать каждую ночь. Уснуть она не могла и вместо этого неотрывно следила за каждым его движением блестящими желтыми, прозрачными как янтарь, глазами.

Наконец Магнус, сидевший во главе стола, встрепенулся, приосанился и сказал:

- Хочу сообщить вам, господа, что я проиграл дело против железной дороги, то есть дело о тарифах. Олстин вынес решение в пользу дороги, а теперь ходят слухи, что тариф будет еще повышен.

Выслушали его с большим вниманием. На минуту воцарилась тишина. Первым заговорил Хэррен:

- Это все штучки Бермана. Чувствуется, что назревает что-то крупное, и, если так, всем ясно, кто за этим. Несомненно Берман! А кто за ним? Разумеется, Шелгрим!

Шелгрим! Это имя неожиданно ворвалось в разговор - веское, гнетущее, чреватое ассоциациями, кото наводили уныние и страх. Оно было хорошо известно всем присутствующим; во всем округе, во всем штате, на всем Западе, в самых отдаленных уголках Соединенных Штатов не было человека, который не понимал бы значения его носителя. Крупнейшая фигура в финансовом мире конца девятнадцатого века, дитя своей эпохи, закономерный продукт существовавшего порядка вещей, символическое, типичное порождение проснувшихся в обществе стихийных сил. В этот период, характеризовавшийся развитием «Движения за обновление» и «Новой финансовой политики», время реорганизации капитала, возникновения сильных корпораций, консолидации огромных промышленных предприятий, никого так не боялись и никого так не ненавидели. как Шелгрима, одновременно отдавая должное колоссальному организаторскому таланту и мощному интеллекту владельца и президента ТиЮЗжд, чьей воле повиновались обширные пространства страны, простирающиеся от океана до океана.

- Мне все-таки кажется, что Шелгрим пока еще ничего не предпринял,- сказал Магнус.

- Раз так,- вскричал Остерман,- нам надо начинать действовать, пока он бездействует.

- Не предпринял, как же! - фыркнул Энникстер.- Да он, вероятно, давным-давно предпринял что-то, только мы этого не заметили.