Анатолий Нейтак - Камень и Ветра 2. Ветра в зените

• Название: Камень и Ветра 2. Ветра в зените
• Автор: Анатолий Нейтак
• Жанр: Фэнтези

---

– Вы собираетесь игнорировать решения комиссии?

– А ты намерен им подчиниться?

Клауса передёрнуло.

– Нет уж. Помню я этих… комиссионеров. Отлично помню. Решать за себя я буду сам. А ре-шения этих, касающиеся меня, пусть хором утонут в канализации.

– Я так и думала, – хмыкнул доппельгангер Светланы. – Что ж, Группа распущена, добро пожаловать в Группу!

Глава 8

26.09 – 03.10.110 г. ЭпА (812 год Новой Эры); сиротский приют "Тёплое поле", а также орбитальное поселение Тилам-17 и один из малых "камней" Пояса.

24

"Дети должны вернуться к родным и близким".

Ха! А к кому возвращаться сироте?

Тирет хмуро посмотрел на своего провожатого. Тот вернул ему взгляд с принуждённой доброжелательностью.

– Ничё, – старательно сказал провожатый вслух (когда лайт не любит и не умеет общаться словами, предпочитая общение мыс-лью, это всегда заметно). – У нас те точно бу в кайф. Забудь.

– Позвольте поинтересоваться, – с откровенной издёвкой спросил Тирет, – а что вы намерены предпринять в том весьма вероятном случае, если я не пожелаю забыть что бы то ни было?

– Чё?

Вздох.

– Ничё, – Тирет махнул рукой. – Забудь.

Провожатый поёжился и охотно прекратил общение.

"Главное – не обижайтесь на них. Даже если они старше вас годами, они всё равно больше, чем вы, похожи на детей. А детям издавна многое прощается".

Я запомню, Наставница, пообещал Тирет мысленно.

– Слышь, – обратился он к провожатому, – а у вас в приюте народу много?

– Народу?

– Сирот вроде меня. Ну, или не вроде, а так… маленьких лайтов. Много?

– Ага. Двадцать три.

– А ровесников моих сколько?

– Ровесников?

– Кому одиннадцать, двенадцать, тринадцать лет? Много таких?

На лице лайта проступило непонимание.

– Зачем возраст? Всем весело, всем хорошо. Возраст – забудь.

Многое прощается, – повторил Тирет, словно мантру. Прощается. Как дети.

А ведь мы ещё не добрались до места, где "всем весело"…

"Самое важное, особенно поначалу – не отгораживаться. Не быть мрачными и серьёзными. Вы будете выделяться, и это неизбежно. Но постарайтесь выделяться как можно меньше… или хотя бы отличаться не в минус".

Да уж, задала ты нам задачку, Наставница…

Впрочем, когда твои задания были легки? И было ли такое вообще?

Ой, вряд ли…

Новых попыток наладить взаимопонимание Тирет благоразумно не устраивал, и такое положение дел, кажется, устроило провожатого. Имя которого Тирет так и не удосужился спросить. Как, впрочем, и тот – его.

Те, из комиссии ЭН, должны были сообщить, кого отдают в приют. Уж имя-то сказать были просто обязаны. Тирет ещё раз покосился на летящего рядом лайта. Угу. Сообщили. Только вот оно сразу же за ненадобностью вылетело из этой светлой головы.

Может, с ровесниками будет получше? …как выяснилось вскоре, в приюте Тирету было суждено болтаться в этакой статистичес-кой яме. С одного края десяток почти взрослых сиротинушек, внимание которых было поделено между разнообразными виртуальными игрищами, лёгкой выпивкой и сексом, с другого – несмышлёная малышня, самым старшим среди которой было на два года меньше, чем самому Тирету. Старшие едва сочли нужным уделить новичку несколько беглых взглядов; одна девица лет шестнадцати глянула на Тирета с определённым интересом, но он сразу же и твёрдо сказал: "Нет!" – после чего девица фыркнула и тоже перестала его замечать.

Малышня оказалась не столь равнодушна. И более того – любопытна. Когда провожатый оставил новичка среди новых "братьев" и "сестёр", а старшие снова разлетелись по своим делам, самая авторитетная в стайке малышни пара подлетела к Тирету, и курносый мальчишка, старательно скрывая настороженность, спросил:

– И кто ты такой?

Ретивая натура проказника и мистификатора немедленно взяла своё. Тирет ответил тонкой ухмылкой:

– Ты уверен, что хочешь узнать это? Все вы – уверены?

– Да.

– Хотим.

– Угу.

– Тогда – момент.

Тирет огляделся. И не просто так огляделся, а прошёлся по сложной формы помещению густой сетью "ищеек" – каждая на своём "поводке", каждая так и рвётся унюхать что-нибудь необычное. Лим в своё время познакомил его с этой техникой; Тирет бросал сеть густую и чуткую, что было не так-то просто для одарённого больше по части энергетики, чем по части сенсорики. Правда, "ищейки" Тирета, не в пример "ищейкам" Лима, так и не научились находить чисто оптические схемы, но уж источники питания Тирет чуял даже лучше своего учителя…

"Чисто. Никаких камер, никаких записывающих устройств. Терминалы не в счёт: выключены. А старшие… что ж, старшие уже с головой окунулись обратно в свои мирки и свои дела. Стало быть, представление пройдёт без свидетелей".

Оживившись, Тирет коротко поклонился малышне, заворачиваясь в воображаемый чёрный плащ. Впрочем, для маленьких телепатов этот плащ был вполне ощутим, как и мрачноватое веселье с налётом лёгкой театральности.

– Так знайте же, – начал Тирет, – совсем недавно я был велик и ужасен! Я избрал сам себя пожизненным диктатором Звёздного Камня, Трёх Астероидов и Семи Комет. А ещё Девяти Метеоров, но не будем о мелком. И было мне хорошо и привольно в великой космической тьме, и было так долго. Но гадкие чиновники из комиссии Этического Надзора решили, что быть пожизненным диктатором очень плохо. Прямо-таки совсем неприлично. И отправили меня гадкие чиновники на перевоспитание в ваш приют, потому что я – сирота.

– Ты – сирота?

– Разумеется. – Вскинуть брови, тонко усмехнуться. – Разве вы не знаете, что у пожизненных диктаторов не бывает пап и мам?

– А что у них бывает?

– У нас, – поправил Тирет. – У нас, диктаторов, бывает одиночество. – На этом слове мальчишка мечтательно вздохнул. – А ещё у нас бывает великая власть и ужасная сила. Так что трепещите! Ибо хоть меня и отправили на перевоспитание, гадкие чиновники не смогли отнять у меня моей силы. Они даже не верили, что у меня есть сила, ха-ха!

– Я тебе тоже не верю.

– И я.

– Чем докажешь?

Тирет снова рассмеялся – с явной и нескрываемой показушностью.

– Вновь повторю: трепещите! И смотрите внимательно!

Широко разведя руки, он нахмурился и свёл ладони с видимым усилием. Малышня вокруг заахала, а кое-кто даже подался назад, поражённый непривычными и неприятными ощущениями. Исказившийся между руками Тирета, воздух стремительно уплотнился, зашипел, раскаляясь, а там и засветился: сначала тускло-багровым, потом рдяно-алым, изжелта-белым, просто белым. И под конец – слепяще-голубым. Сформировавшись окончательно, шарик прирученного огня почти перестал шипеть, умерил яркость до слабой фосфоресценции и лишь тихо потрескивал изредка, испепеляя случайные пылинки.

– Видали? – гордо поинтересовался уверенный в отрицательном ответе Тирет, перемещая шаровую молнию на кончик поднятого вверх указательного пальца. – Мелочь, конечно, но кое-что доказывает, э?

– А это не опасно?

– А что это такое?

– А как это?

– Научишь меня делать такие штуки?

Последний вопрос застал Тирета врасплох. Он посмотрел на подружку курносого, задавшую его, подумал и сказал:

– Это не так просто, но могу попробовать. Айда за мной! Летим, покажу кое-что.

Курносый возмутился.

– Никуда я не полечу! Ты… ты нехороший!

Разлилась тишина. Тирет смотрел на своего малолетнего оппонента – и чувствовал, что не может рассмеяться в ответ на это детское обвинение. Одно-единственное слово неожиданно состарило Тирета, отбросило далеко-далеко, словно в самую настоящую космическую тьму. Туда, где нет ни лайтов, ни шейдов, ни верха, ни низа, а правое сливается с левым. Туда, где только пустота, и одиночество, и великая власть, и ужасная сила.

Шаровая молния на кончике его пальца набухла злым блеском… загудела… вот-вот сорвётся в смертоносный полёт!..

Погасла.

– Пожалуй, – сказал Тирет, опуская руку. – Отчасти ты прав: хорошим меня не назовёшь. Пожизненные диктаторы редко бывают хорошими. Но сможешь ли ты сказать: "Ты – плохой! Ты – чужой! Уходи отсюда!" Курносый отодвинулся.

– Похоже, не сможешь, – сделал вывод Тирет. – И правильно. Потому что моя главная тайна заключается в том, что я не хороший, но и не плохой. Я – другой.

– Разве так бывает?

– Бывает, бывает. – Тирет наконец наскрёб внутри достаточно искренности, чтобы усмехнуться. Кривовато, конечно, и бледновато, но для начала сойдёт. – Хороший, плохой – это всё снаружи. А внутри мы… другие. Да-да, и все вы тоже другие. Внутри. Но вы не знаете этого, и ни у кого из вас нет главной тайны.

– Как это?

– Если действительно хотите узнать – летите за мной.

Поплотнее запахнувшись в свой воображаемый чёрный плащ – чёрный, как тьма пространства с искрами звёзд, как глыба антрацита, посвёркивающая сколами – Тирет, не оглядываясь, вылетел из помещения приюта.