Николай Ляшенко - Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

• Название: Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера
• Автор: Николай Ляшенко
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12020-3

«Солдат должен быть накормлен, знать, за что воюет, и верить своему командиру» — это универсальная формула успеха ведения любой войны. Перед вами книга одного из тех, кто прошел войну от звонка до звонка, видел горечь отступлений и радость побед, будучи офицером саперной роты, ползал на брюхе в окопной грязи.

Эта книга — откровенный рассказ о тех людях, кто воевал, и о тех, кто предпочитал отсидеться в тылу, кто искренне верил в социалистическое будущее СССР и кто использовал идеологию в карьерных интересах. Эта книга воспоминаний — откровенное свидетельство «бойца идеологического фронта» о себе и своем времени.

---

Приближалась вторая военная зима. Тяжелая для всех, она кажется во сто крат тяжелее солдату в окопе, у которого к тому же где-то живет семья: жена, дети, старики. Как они вступают в зиму? Запасли ли хлеба, овощей, продуктов, есть ли теплая обувь, одежда? Может, они все еще обивают пороги — хотя и редко, но встречаются еще бездушные чиновники и бюрократы. Ох! как тяжело отражалось на моральном состоянии солдат и офицеров изредка проявлявшееся бездушие и невнимание к их семьям.

Парторг роты старший сержант Телегин оказался на редкость активным и деловым коммунистом. Партийная организация под его руководством жила полнокровной жизнью. Все коммунисты имели те или иные партийные поручения. Боевой листок роты здесь выходил часто, хотя и нерегулярно. В нем можно было прочесть и о личном счете снайперов, и о ночной работе пулеметчиков, увидеть смешную карикатуру на завшивевшего немецкого вояку, и советы, когда лучше чистить оружие, и многое другое. Словом, рота не скучала, а партийная организация не бездействовала. Обходя боевые посты и огневые точки, я вдруг заметил, что на каждой из них висели либо у входа, либо просто укрепленные на стене окопа, или прикрепленные на двух палках — различные политические призывы и разного рода военные афоризмы, аккуратно выжженные на небольших дощечках, вытесанных топором из полена. Меня это сильно заинтересовало, и я попросил парторга рассказать, как они это делают.

— Да вот, как-то сидим в дождь, — начал парторг, — кто дремлет, кто тяжко вздыхает или задумался. Но нам-то, коммунистам, вешать головы и почивать на лаврах не положено! Думаю, чем бы занять людей? Говорю:

— Вот живем мы хотя и на передовой, а неплохо было бы и нам иметь в блиндажах, на постах и огневых точках настоящие лозунги и всякие там призывы, чтобы они всегда напоминали нам о наших задачах и обязанностях, о долге воина и тому подобное.

Ну, меня поддержали.

Но где их достать, эти лозунги? А кроме того, бумажные тут не годятся, они тут сразу раскиснут. Вот коммунист, товарищ Завсеголова, и говорит:

— А ежели написать лозунги на дощечках?

— Опять же, красок у нас нет никаких.

Так мы в тот раз ни к чему и не пришли. Долго я ломал голову над этим вопросом. Потом обозлился и говорю:

— А почему это я один должен думать? У нас в роте одиннадцать коммунистов.

И я тут же раздал партийные поручения всем коммунистам. Товарищу Завсеголова поручил натесать дощечек, товарищу Корнееву подобрать лозунги и призывы, а товарищу Пушталову написать лозунги. Пушталов сначала запротивился, говорит:

— Чем я буду тебе писать, гвоздем, что ли?

Я ему в шутку и сказал:

— Ну, если ты мастер писать гвоздями, так и напиши ими.

Он вдруг задумался, а потом и говорит:

— А знаешь что, парторг? Можно писать и гвоздем. На дереве-то ведь можно выжечь буквы?

— Можно, — говорю.

И Пушталов охотно взялся за это дело. Потом ему стали помогать другие, в том числе и беспартийные товарищи, и вот так у нас появились лозунги, призывы и всевозможные военные афоризмы. Как я уже сказал, в этой работе активное участие принимали и многие беспартийные товарищи. Среди них оказалось очень много энтузиастов, эрудитов и просто широко образованных людей, которые сами приходили нам на помощь.

— Это хорошее начинание у вас. Его следует передать и в другие роты, — поддержал я.

«Кто здесь командует?»

Закончив работу в ротах, я зашел на командный пункт батальона. Заместитель командира батальона по политической части Блохин встретил меня как-то недружелюбно. Он был почему-то мрачным и, кажется, на кого-то зол. На мои вопросы отвечал нервно, отрывисто. По всему было видно, что он чем-то недоволен, хотя, правду говоря, его редко можно было видеть довольным, вечно он на что-то брюзжал.

Правда, когда он был комиссаром, выглядел он совсем иначе, куда более бодро и даже заносчиво, а в батальоне — так просто «царь и бог»; на совещаниях или семинарах в полку, а тем более в дивизии — всегда ведущий оратор. Теперь же его словно подменили.

Осторожно, чтобы не задеть самолюбия и властолюбия Блохина, я стал выяснять причину такого его пасмурного состояния, но Блохин подчеркнуто делал вид, что он вообще ни с кем не хочет разговаривать, только изредка, отвернувшись и безнадежно махнув рукой, тянул:

— Э-э, да что тут говорить... — опускал голову и, уставив глаза в точку, сидел молча.

Разговор явно не клеился и, чтобы не стеснять раздосадованного замполита, я собрался уходить.

— Уйду я с этой работы! — неожиданно проговорил Блохин. — Подам рапорт и буду просить командную должность. Что я хуже буду командовать, что ли?! — Встал и вопросительно посмотрел на меня.

— Да, пожалуй, роль командующего для вас более подходит, а в политработники вы явно не годитесь, — иронически заметил я.

Блохин вспыхнул, но тут же смутился. Посмотрел мне в глаза, отвернулся и тихо сказал:

— Не могу я, понимаете, не могу! — Смолк ненадолго, резко вдруг повернулся и чуть не во все горло закричал: — Я имею образование не меньшее, чем любой командир! И командовать могу не хуже любого из них! Не хватало еще, чтобы мне заявляли: «Кто здесь командует?»

Только теперь я понял, что Блохин все еще никак не может поделить власть с комбатом.

Немало появилось подобных комиссаров и отдельных командиров, которые после Указа о единоначалии не могли поделить между собой власть, нанося определенный вред делу. Политотделам пришлось потратить немало труда, прежде чем удалось донести до каждого понимание Указа и воспитать правильные взаимоотношения между командиром и его заместителем по политической части.

Новая присяга

На командный пункт полка я вернулся утром, когда солнце уже выглядывало из-за вершин леса, плавя легкий иней утреннего заморозка, припудривший деревья. Небо очистилось от свинцовых туч, северо-восточный ветер почти затих, напоминая о себе лишь легким покачиванием вершин.

В полку готовились к торжественной церемонии по случаю принятия Боевого Красного Знамени полка и нового текста военной присяги. Оркестра в полку тогда не было. В первый год войны было не до оркестров. Напрягая все силы, мы тогда еле сдерживали бешеный натиск врага, и я даже не помню, когда и где были сданы на хранение музыкальные инструменты полков и дивизии, или, быть может, они так же, как и множество защитников Родины, погибли.

Из штабного блиндажа на поляну был вынесен большой, на крестовинах, стол, затянутый алой скатертью. На столе поставили массивный чернильный прибор из хрустально-чистого небьющегося стекла; этот брус стекла, подобранный возле разбитого самолета, был сделан каким-то искусным фронтовым мастером, который изобразил в нем крепость с двумя башнями. Тут же лежала и ручка с пером, сделанная, очевидно, тем же мастером и из того же материала. А рядом с чернильным прибором возвышалась стопка бумаг с текстами присяги.

Через всю поляну в четыре шеренги выстроились свободные от дежурства солдаты и офицеры полка. Командир полка и его заместитель по политчасти стояли возле стола, группа штабных офицеров сразу за ними.

Поднявшееся выше солнце стало ласково пригревать, залив своим ярким светом поляну, на которой готовилась торжественная церемония. Аккуратно одетые в добротную полевую форму, подтянутые и гордые, стояли солдаты и офицеры, ожидая начала церемонии. Впереди шеренги стояли разведчики и автоматчики с автоматами на шее.

Начальник штаба, выскочив из блиндажа, о чем-то тихо доложил командиру полка, а тот, склонившись к своему заместителю по политчасти, тоже о чем-то сообщил ему, и они тут же, отступив влево, оба вышли из-за стола вперед. В это же самое время из штаба вынесли Красное Знамя полка.

— Товарищи офицеры! Под знамя, смирно! — скомандовал командир и, не отнимая правой руки от головного убора, строевым шагом пошел навстречу знамени.

Встретив знамя, командир, преклонив правое колено, взял свисавший перед ним конец знамени и поцеловал его. Встав рядом со знаменем, он вернулся к столу. Знаменосец, увешанный орденами, с двумя ассистентами, подойдя к столу, сделал поворот кругом и встал лицом к строю. Все замерли в торжественном молчании.

Заместитель командира полка по политической части произнес краткую речь, разъяснив при этом положение о Боевом Красном Знамени полка и значение нового текста присяги. После этого командир полка подошел к столу, взял текст присяги и громким голосом перед лицом всех солдат и офицеров прочитал: «Я, сын трудового народа...»

Прочитав до конца весь текст, он взял ручку, осторожно обмакнул перо и подписал присягу. То же повторили замполит полка и все офицеры штаба. Затем начали по порядку подходить строевые офицеры, старшины, сержанты, а за ними и все солдаты. Они так же брали со стола листочек с текстом присяги, громко читали его. Затем подписывали и, гордые, возвращались в строй.