Титта Руффо - Парабола моей жизни

• Название: Парабола моей жизни
• Автор: Титта Руффо
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга воспоминаний Титта Руффо, названная им «Парабола моей жизни»,— правдивое описание нелегкого жизненного и творческого пути одного из величайших вокалистов-баритонов первой половины XX века. Мемуары эти, занимательные и поучительные, привлекательны своей искренностью, прямотой и бесхитростной откровенностью.

Жизнь знаменитого артиста с самого начала и до конца складывалась не гладко.. На его долю выпали жизненные и творческие конфликты, требовавшие от него активного участия и немедленного разрешения. Такой уж он был человек и такая была у него судьба.

---

Не могу описать, как обрадовался мне фермер, когда он вернулся. Сор Ромоло чуть не бросился мне на шею, когда я рассказал ему, что произошло: «Ты хорошо сделал,— закричал он,— что с ними разделался». И ему вторила жена. «Сам господь прислал нам этого мальчика»,— повторяла она. Сор Джулиано не помнил себя от радости, а я уже чувствовал себя здесь как дома. Мы остались поужинать с ними, а затем фермер довез нас на своей двуколке до самого моста через Ариччу. Мы договорились, что я на другой день, не торопясь, прибуду на ферму и поселюсь у сора Ромоло, так как у него для меня много работы. Мы с сором Джулиано расстались очень довольные тем, что новый поворот в моей судьбе даст нам возможность часто видеться.

На следующее утро, когда я около полудня прибыл на ферму, муж и жена меня уже ждали. Я принес с собой в большом чемодане, купленном по случаю незадолго до этого, то немногое, что у меня было из одежды, и все мои книги. Сора Роза радостно проводила меня в комнатку, которую она уже для меня приготовила. Светлая, необыкновенно чистая и опрятная, комнатка была обставлена всем необходимым. Я тотчас переоделся в синюю рабочую блузу и такие же штаны. Спустившись затем в нижний этаж, я увидел столовую и накрытый стол и сразу же понял, что вкусная еда — не последнее дело в жизни моих хозяев.

После обильного обеда, во время которого, вопреки заботам соры Розы, я воздерживался от вина, чтобы сохранить ясную голову для работы, фермер проводил меня в помещение вроде погреба и показал три старых, вышедших из употребления станка, лежавших здесь, очевидно, с незапамятных времен. Они были покрыты пылью, ржавчиной и паутиной и пришли, по-видимому, в полную негодность. Возможно ли было их починить? Прежде всего я нашел необходимым перенести их на гумно — это сделали работавшие на ферме крестьяне,— чтобы хорошенько их рассмотреть и окончательно решить, что делать с ними дальше. При дневном свете станки выглядели еще более плачевно, но я нашел возможным починить их и тотчас же принялся за дело. И действительно, после пятнадцати дней работы — попотел, я, признаюсь, над ними здорово — все три станка были приведены в порядок, вычищены, покрыты лаком и казались совершенно новыми. Израсходовал же я на этот ремонт минимальную сумму денег. Считая машинное масло, керосин, наждачную бумагу и два напильничка, чтобы привести в порядок центральные болты с нарезкой — все дело обошлось в пятьдесят лир, в то время как станки стоили несколько тысяч. Фермер ликовал особенно радуясь тому, что не ошибся во мне как в мастере, и восхищался ловкостью, с которой я провел починку. В конце недели он назначил мне ту же плату, что и мастро Пеппе, но, кроме этого, мне было предоставлено бесплатное помещение и отличное питание, не говоря о неизменном радушии и приветливости хозяев, что было также необыкновенно приятно. При таких условиях я мог откладывать для мамы весь свой заработок целиком. Само собой разумеется, я блаженствовал. В воскресенье, когда я отпросился в Альбано навестить сора Джулиано, разрешение на это было мне дано тотчас же, и фермер даже обещал заехать за мной вечером и отвезти домой на своей двуколке. Я провел воскресный день очень весело. Обедал со своим милым старичком. Зашел на часок в остерию с шарами, где встретил прежних товарищей по работе, которые очень мне обрадовались и были со мной чрезвычайно приветливы. Не преминул я также зайти приветствовать и мастро Пеппе. Вечером, около семи, фермер с удивительной точностью приехал вместе с женой на своей двуколке, чтобы отвезти меня к себе. Должен сказать, что у сора Ромоло с сорой Розой не было детей и потому они как-то сразу необыкновенно сильно полюбили меня, особенно сора Роза, жизнь которой, как она сама говорила, буквально украсилась присутствием «славного, доброго мальчика», кстати оказавшегося весьма полезным в их хозяйстве. В конце недели, когда они увидели, что моя работа очень подвинулась и узнали от меня, что еще одной недели мне будет достаточно, чтобы все закончить, я заметил у них на лицах выражение величайшего неудовольствия. Они очень любили друг друга, эти двое, и казались созданными друг для друга. Единственной теневой стороной их союза было отсутствие детей; это-то и заставляло их особенно горевать при мысли, что я скоро от них уйду. Очень часто, совсем того не желая, я из своей комнаты слышал их разговоры. Они наперегонки старались придумать какой-нибудь способ воспрепятствовать моему отъезду или, во всяком случае, отложить этот момент на самое далекое время.

Когда отремонтированные станки были водворены на свои места и готовы к применению, сор Ромоло, кроме платы за вторую неделю, преподнес мне еще пятьдесят лир. Но я от них отказался, говоря, что он и так уже хорошо вознаградил меня, так как мне удалось отложить целиком все, что я заработал; кроме того,— сказал я,— их манера обращения со мной, радость разделять их трапезы и пользоваться их обществом дороже для меня любой денежной суммы. Когда я предупредил, что в случае, если у них нет больше для меня работы, я уже могу уйти, сора Роза, несмотря на то что я действительно починил и восстановил все, что только было возможно, сделала вид, что не поняла моих слов и под предлогом, что я им еще необходим, с величайшим удовольствием задержала меня еще на неделю. Удовольствие с моей стороны было неменьшим.

В течение третьей недели я, изо всех сил желая быть полезным, по собственной инициативе отправился в Альбано и купил там кисточки, лаки и другие тому подобные вещи. Я заново покрыл лаком все двери; побелил кабинет фермера; поправил его письменный стол — между прочим, довольно уродливый; привинтил медные ручки к дверям и ящикам и переделал еще множество других мелочей, о которых не стоит упоминать. Надо сказать, что в одну неделю дом стал неузнаваемым. Работать и зарабатывать таким способом, откладывая все заработанные деньги для мамы — в этом была моя радость, кстати доставлявшая большое удовольствие моим хозяевам. В общем, в короткий срок эти двое славных фермеров привязались ко мне как к сыну. Я заметил, что когда я говорил о моей матери,— а это бывало нередко,— сора Роза испытывала нечто вроде ревности и повторяла, что моя мать много счастливей ее, так как имеет еще детей, наполняющих радостью ее жизнь.

В четверг на четвертой неделе сор Ромоло повел меня к сапожнику в Дженцано, и там сняли мерку с моей ноги. Я спросил, для чего это? «Увидишь, когда придет время»,— ответил фермер. В следующий понедельник, в тот день, когда я, собственно говоря, должен был бы оставить ферму, появляется вдруг сапожник с великолепнейшей парой высоких сапог. Они были такие же, как те, в которых сор Ромоло ходил на охоту, и доходили мне до бедер. Когда их натянули мне на ноги, я совсем растерялся. Сначала сказал, что, право же, не заслужил такого подарка; потом согласился принять их как память и, наконец, заявил, что они сослужат мне службу, когда я, как это у меня запланировано, направлюсь пешком в Неаполь. «Ну, причем тут Неаполь и Палермо!» — закричал фермер, с улыбкой посмотрев на жену.— Ты останешься здесь с нами столько времени, сколько захочешь. Будем вместе ходить на охоту, и ты поможешь мне держать ферму в порядке. Договорились?» Можно себе представить, с какой радостью я принял это предложение! Вне себя от волнения, я обнял сору Розу (сора Ромоло я как-то стеснялся), выражая благодарность за проявленную ко мне доброту как с ее стороны, так и со стороны ее мужа. Глаза доброй женщины были полны слез. «Дитя мое,— говорила она,— ну куда тебе идти? Где тебе будет лучше, чем здесь? Мы тебя любим и привыкли видеть тебя постоянно, ты нам как сын. Если ты нас покинешь, здесь после тебя останутся только тоска и печаль. Разве ты не видишь, что Ромоло не может уже обходиться без тебя?» В этот день мы сели за стол в настроении еще более радостном, чем обычно. Беседа наша затянулась допоздна. Пожелав мне спокойной ночи, сор Ромоло предупредил, что завтра мы с ним пойдем обедать к его приятелю, фермеру в одном из поместий князей Торлония. Теперь он повсюду брал меня с собой; я больше не был его служащим, а его неразлучным другом. Он достал для меня прекрасное ружье и научил меня обращаться с ним. Мы часто ходили на охоту, но я не любил убивать птиц. Однажды я был вынужден выстрелить в одну из них, на которую он мне указал. Она находилась на расстоянии нескольких шагов от меня, и я ее ранил. Это была маленькая славка-черноголовка. Я попал ей в глаз. Подержав ее немного в руках, я почувствовал такую жалость, что с этого дня был не в состоянии произвести ни одного выстрела. Все мое существо восставало против бессмысленной жестокости. Я сказал сору Ромоло, что нахожу бесчеловечным стрелять по таким маленьким существам. Но он к этому привык, и гибель птички не производила на него никакого впечатления. И даже, как водится, чем больше ему удавалось настрелять птицы, тем он больше радовался. Я же продолжал сопровождать его и на следующие охотничьи вылазки, но, в то время как он подкарауливал дичь, я читал книги. Эти месяцы, за исключением тех моментов, когда меня охватывала тоска по родному дому, прошли как сказка. Я чувствовал себя окруженным уважением и лаской и, чтобы быть достойным этого отношения, всячески старался приносить пользу в хозяйстве.