Николай Кузнецов - Фронт над землей

• Название: Фронт над землей
• Автор: Николай Кузнецов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Вот забубенная голова! - выкрикнул Василий Добровольский.

- Ура-а! - славили техники победу над вражеским бомбовозом.

Разогнав самолеты противника, звено И-16 собралось над канлодкой, покачало крыльями: все в порядке, мол, ребята! - и ушло на юго-запад.

Благодарными взглядами проводили мы летчиков, и наш корабль взял курс на Ново-Ладогу. А оттуда - на Волхов.

И вот все уже позади - и северный ветер, и волны Ладоги, и налеты на канлодку, и наши треволнения. Мы тепло распрощались с моряками, и Большая земля встретила нас ароматным ржаным хлебом и горячим супом с консервами, вкус которых мы начали уже забывать. Великое благо - хлеб и суп, но благо несравнимое - тепло человеческих сердец, душевное участие народа к защитникам города Ленина. Пока мы ожидали поезда, люди задали нам сотни вопросов. Каждый авиатор был желанным рассказчиком: он лично видел все, как оно было и как есть на той стороне широкой Ладоги.

Но вот появился юркий паровозик, деловито впрягся в эшелон и побежал, постукивая колесами на рельсовых стыках, на восток. Прощай, Ладога!

Глава седьмая. На дальних подступах к Москве

В конце ноября мы приехали в Иваново. Город встретил нас холодной погодой. Пока добрались до аэродрома, промерзли до костей.

В классе было почти так же холодно, как на улице. Нечем топить. Тысячи ивановских ткачих корчевали лес, крушили торфяные болота, простужались, надрывались на этой неженской работе, а топлива все равно не хватало. Мы знали об этом и потому не роптали, не сетовали на трудности.

Центр переучивания возглавлял тучный, чуть волочивший ногу полковник Шумов. Он ходил опираясь на толстую суковатую палку, при случае потрясал ею перед провинившимся летчиком и зло кричал на него.

Наш 191-й истребительный полк укомплектовали довольно быстро. Костяк части составляли те полтора десятка летчиков, которые прибыли с Ленинградского фронта.

В звене теперь стало по две пары самолетов, и каждому "старику" дали по три новичка: учи, готовь себе ведомых. Не успели мы прослушать несколько обзорных лекций, как начались практические занятия на материальной части. А там подоспели и полеты.

"Харрикейны", "харрикейны"! - восторгалась молодежь английскими самолетами, которыми вооружались полки, отправляемые на фронт.

Но бывалые летчики помалкивали: полетаем - увидим, что за "ураганы" ("харрикейн" по-русски "ураган").

Машины оказались не приспособленными к эксплуатации в зимнее время. Чтобы запустить двигатель, техники и механики буквально выбивались из сил: утепляли чехлами, подогревали с помощью специальных агрегатов, без конца проворачивали винт. От людей пар идет, а мотор - как мертвый.

В крыльях двенадцать пулеметов. Кажется, куда еще больше! А калибр обычного винтовочного патрона. За сиденьем летчика вместо бронеплиты, какая была на И-16, дюралевая полоска пяти - шестимиллиметровой толщины. Пистолетная пуля пробивала эту защиту насквозь.

Самолет предназначался для эксплуатации на идеально ровных бетонированных площадках. А на наших грунтовых аэродромах с плохо укатанным снежным покровом он клевал носом во время рулежки или пробега: при малейшем сопротивлении на колесо возникал опрокидывающий момент. Винт на "харрикейне" деревянный, чиркнешь по снегу - разлетится в щепки.

- Что делать? - задумались инженеры и летчики. Выручил моторист Гарбуз.

- Я живым противовесом сяду на хвост, а вы рулите, - сказал он командиру экипажа.

Попробовали - получилось. "Харрикейн" не клевал носом. А Гарбуз окоченел.

Среди инструкторов на местном аэродроме оказался и Павел Друзенков, перегонявший самолеты вместе с Василием Нечаевым.

- Машины дрянь, - безнадежно махнул он рукой.

Много неприятностей из-за этих "харрикейнов" натерпелись и мы.

В звене Добровольского был новичок Лукацкий. Посадив парня в переднюю кабину учебно-тренировочного истребителя УТИ-4, Василий пошел на старт, чтобы узнать, кто из инструкторов будет проверять Лукацкого. После этого тому предстоял самостоятельный вылет. Старт был забит машинами, и Добровольский задержался.

Лукацкому, по-видимому, надоело ожидать. Он запустил мотор и решил ускорить дело - подрулить к старту и найти там звеньевого.

По неопытности, а больше всего из-за неосмотрительности (широкий лоб мотора закрывал переднюю полусферу) Лукацкий растерялся и порулил на стоянку самолетов. Шум, крик. Прибежал полковник и задохнулся от негодования.

- Не миновать бы тебе, парень, серьезного взыскания, да обстановка уж больно напряженная. Пожалел тебя Шумов, - сказал майор Радченко.

Прежде всего новые машины освоили коренные летчики полка, и некоторые из них вскоре были назначены в другие части. Ушли от нас Николай Савченков и Александр Савченко, Герман Мамыкин, Владислав Плавский, Федор Иванович Фомин. Все они хорошо воевали, по-ленинградски. Александр Петрович Савченко, будучи капитаном, командиром эскадрильи 127-го истребительного авиаполка, в феврале 1944 года был удостоен звания Героя Советского Союза.

Совсем осиротел наш 191-й истребительный.

- На чем воевать, на кого опираться в бою? - тревожились летчики.

Тревога была не напрасной. Громоздкий "харрикейн" по скорости уступал немецким истребителям, а по маневренности, особенно на вертикалях, был совсем никудышной машиной.

- При развороте одно крыло этой каракатицы в небе, другое в земле, невесело шутили мои друзья. - Только и радости, что на борту радиостанция: хоть на помощь позовешь кого-нибудь в воздухе.

- А кого? Посмотришь вокруг - аж в глазах зеленеет от новичков...

Парадокс, но отправку полка на фронт ускорил все тот же Лукацкий. Ему предстояло выполнить последний полет на "харрикейне". Забыв о том, что на хвосте сидит моторист, Лукацкий ухарски вырулил на старт и, не останавливаясь, дал полный газ и пошел на взлет. Все, кто находились на старте, обмерли:

- Моторист...

Летчик уже был в воздухе, и мы каждое мгновение со страхом ожидали: вот-вот окоченевший человек упадет с хвостового оперения машины. И тут надо отдать должное спокойствию руководителя полетов. Не сказав Лукацкому о "живом противовесе", он плавно завел его на посадку, и, как только самолет коснулся земли, моторист упал. Он был в полуобморочном состоянии.

Лукацкий, бледный как полотно, стоял перед командиром звена. Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы к ним не подоспел Вадим Лойко, назначенный заместителем командира эскадрильи.

- Василий, спокойнее, - глухо произнес он и сломал мундштук своей неизменной трубки.

Подошел Шумов. На этот раз полковник сдержался, никого не стал отчитывать, только спросил:

- Не пора ли сто девяносто первому на фронт?

Летчики и техники ленинградцы радовались, прослушав радиопередачу "В последний час". В ней сообщалось, что наши войска во главе с генералом армии Мерецковым наголову разбили 12-ю танковую, 18-ю моторизованную и 61-ю пехотную дивизии противника и заняли город Тихвин. Потом было специальное сообщение о трофеях наших войск.

- Ну, братцы, - сказал .Павел Шевелев, - пошли дела. Особенно под Москвой. Пока мы тут клевали носом на "харрикейнах", произошли события мировой важности.

Павел не преувеличивал. Отправляясь с Ленинградского фронта в тыл, мы лишь в общих чертах знали о грандиозном сражении, развернувшемся на ближайших подступах к столице. Теперь же, от командира полка до моториста, все были точно осведомлены о провале немецкого плана окружения и взятия Москвы. Имена отличившихся полководцев и военачальников - Рокоссовского, Лелюшенко, Голикова, Кузнецова, Говорова, Болдина, Белова и других - передавались из уст в уста. Их войска освободили Рогачев, Яхрому, Солнечногорск, Истру, Венев, Сталиногорск, Михайлов, Епифань - целое созвездие городов и свыше четырехсот других населенных пунктов.

Удар за ударом обрушивался на немецко-фашистских захватчиков. Снова свободными стали Ливны и Ефремов, Клин и Руза, Алексин и Калинин. А потом опять радостные вести с Ленинградского фронта: войска генерала Федюнинского основательно потрепали противника на войбокаловском направлении.

На фронт мы отправлялись в приподнятом настроении. Наш путь лежал на северо-запад.

- Может быть, снова под Ленинград? - предположил Василий Добровольский, и в глазах его заблестели огоньки надежды.

И все думали так, тем более что промежуточный аэродром был неподалеку от Калинина. Мне эти места были особенно знакомы. Отсюда когда-то вместе с товарищами я уезжал на финскую войну.

Холод погнал нас через весь аэродром в жилой городок. Уютным, приветливым казался он издали. А вот и мой дом. Неужели все осталось нетронутым? Хорошо бы сейчас пододеть шерстяные носки и свитер, оставленные на довоенной квартире.

Спешу, поднимаюсь на второй этаж, где когда-то была моя комната. На двери замок, а сама-дверь взломана топором или ломом. Комната ограблена. Везде следы фашистских варваров...