Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

Эти советские настроения обеспокоили турок. Турецкий посол в Москве А. X. Актай встретился с Молотовым в тот же день, что и Шуленбург, и передал пожелания турецкого президента Исмета Иненю, чтобы договор с англичанами и французами был заключен как можно скорее. Этот договор был важным условием сохранения мира и был в общих интересах Турции и Советского Союза. «Переговоры затянулись, — ответил Молотов, — но не по нашей вине. Мы делали и делаем все необходимое, но не все в этом отношении зависит от нас».58 В свете предложений Молотова Шуленбургу это был не такой уж искренний ответ столь давнему союзнику.

В субботу 19 августа, пока советское правительство продолжало ожидать от англо-французов ответов на вопросы Ворошилова, Шуленбург во второй половине дня прибыл с визитом к Молотову. Посол извинился за свою настойчивость, но слишком уж «необычной» была ситуация и для достижения соглашения требовались «ускоренные методы», «в Берлине опасаются конфликта между Германией и Польшей». Малейший повод может вызвать обострение напряженности. Шуленбург всегда начинал с такого предисловия, когда желал чего-то добиться от Молотова; это была игра на советских опасениях. Германия хотела знать, на чьей стороне будет Советский Союз в случае войны. Риббентроп, по словам Шуленбурга, очень спешил: принципиальные договоренности были достигнуты по всем вопросам. «Гитлер готов учесть все, что пожелает СССР». Посол настаивал на незамедлительном решении вопроса и визите Риббентропа в Москву. Согласно советскому отчету об этой встрече, Молотов пообещал, что доведет предложения Шуленбурга до сведения советского руководства. Он был настроен в пользу предстоящего визита германского министра иностранных дел, но до того, как тот мог состояться, нужно было «более или менее» определиться с соглашением. А торговые переговоры до сих пор не были завершены. Такой ступенчатый и обставленный многими условиями подход раздражал немецкого посла, который настаивал, чтобы соглашение было достигнуто к моменту визита Риббентропа в Москву. А Молотов немного заигрывал с Шуленбургом, простодушно спрашивая, не обусловлена ли такая спешка немцев развитием германо-польских отношений. Шуленбург ответил утвердительно, напомнив Молотову, что германское правительство хотело бы учесть советские интересы «перед наступлением событий». Игра продолжалась еще некоторое время, Молотов медлил, Шуленбург действовал с отчаянным напором. Ближе к вечеру, игра, судя по всему, кончилась, Молотов вызвал посла к себе в кабинет, вручил ему проект пакта о ненападении и проинформировал, что Риббентроп может прибыть в Москву 26—27 августа. «У Молотова не было никаких оснований для такой внезапной перемены настроения, — сообщал Шуленбург. — Я полагаю, что вмешался Сталин». Если это правда, то, значит, Молотов в то время еще держался франко-британской стороны? Подтвердить это однозначно, к сожалению, нечем.59

Пока в Москве Молотов и Шуленбург вели между собой эту дуэль, в Берлине советские представители изо всех сил тянули с заключением торгового соглашения. Шнурре говорил, что эта задержка никак не связана с самим соглашением. «Отговорки, выдвигаемые русскими, видны насквозь. Очевидно, что они получили из Москвы, связанные с политическими причинами, инструкции тянуть как можно дольше с подписанием соглашения». 20 августа Гитлер — весьма озабоченный тем, чтобы уладить это все и сразу же двинуться на Польшу — послал Сталину телеграмму, настаивая на как можно более скором визите.60 21 августа ТАСС объявил о подписании советско-германского торгового соглашения; 22 августа в Москве ожидали Риббентропа, чтобы на следующий же день завершить с заключением пакта о ненападении.61

5

Сообщение о торговом соглашении вышло как раз в то время, когда англо-французская делегация в последний раз встретилась с Ворошиловым. Ответов из Лондона и Парижа о правах прохода до сих пор не было, но Дракс наконец представил свои заверенные полномочия. Он предложил не собираться еще три или четыре дня, однако Ворошилов в ответ предложил отложить все вообще на неопределенный срок. Пока не получены ответы из Парижа и Лондона, обсуждать все равно нечего. Ворошилов оставил открытым вопрос о возобновлении переговоров и подписании договора, но в свете договоренностей между Молотовым и Шуленбургом это было уже простым жестом вежливости. Кроме того, советское правительство уже знало, какой ответ дали поляки англо-французам. Советский посол в Варшаве сообщал, что польская пресса полна насмешливых комментариев о возможности сотрудничества с Советским Союзом. Думенк и Дракс пытались еще продолжить обсуждение, но Ворошилов сказал «нет».62

В тот же вечер 22 августа Думенк встретился с Ворошиловым наедине и в последний раз попытался спасти ситуацию. Французское правительство, сказал он, уполномочило его подписать соглашение, предусматривающее права прохода для Красной армии через Польшу.

«А как английское правительство?» — спросил Ворошилов. Думенк не знал.

«А что же с польским и румынским правительствами?» Думенк не мог ответить. «Я убежден, — ответил Ворошилов, — что поляки сами захотели бы участвовать в наших переговорах, если бы они дали согласие на пропуск советских войск. Поляки непременно потребовали бы своего участия, их генеральный штаб не пожелал бы остаться в стороне от вопросов, которые обсуждаются и которые так близко их касаются. Поскольку этого нет, я сомневаюсь, чтобы они были в курсе дела».

«Это возможно, но я не знаю и не могу этого сказать», — заметил Думенк. «Подождем, пока все станет ясным», — отвечал Ворошилов. «Я с удовольствием могу подождать, — сказал Думенк, — но я не хотел бы ждать без оснований. Я откровенен с маршалом. Вместе с тем уже объявлено о том, что кто-то должен приехать, и мне эти визиты не доставляют удовольствия». «Это верно, — согласился Ворошилов, — но виноваты в этом французская и английская стороны. Вопрос о военном сотрудничестве с французами у нас стоит уже в течение ряда лет, но так и не получил своего разрешения». И потом припомнил Чехословакию. Возразить Думенку было нечего. Но главная новость заключалась в том, что Ворошилов не желал продолжать переговоры, хотя и оставлял дверь чуть приоткрытой; но может быть, просто из вежливости, или скорее всего потому, что советскому руководству всегда неплохо было иметь лишнюю возможность.63

В тот же вечер, после визита Думенка к Ворошилову, Сидс отправился к Молотову. Встреча была бурной. Молотов гневно отверг обвинения Сидса в непорядочном поведении. Он не собирался позволять англичанам «осуждать советское правительство».

— Но вы должны были предупредить нас, — настаивал Сидс.

— Британское правительство не советуется с нами, когда проводит свою политику, — отвечал Молотов.

— Это совершенно разные вещи, — возражал Сидс.

Вообще британское правительство ведет себя несерьезно, говорил Молотов. «Уровень неискренности стал максимальным, когда военная миссия прибыла в Москву с пустыми руками» и совершенно неготовой к вопросу о проходе Красной армии через Польшу и Румынию. «Вы просто "играете с нами"», — обвинял Молотов. «И тогда советское руководство решило — "или вчера или днем раньше", — предположил Сидс — принять предложения немцев».

Сидс отрицал, что британская миссия прибыла на переговоры «с пустыми руками» — хотя именно так выразился Думенк, когда говорил об инструкциях, которые дал ему Леже в Париже. Молотов просто отмахнулся от объяснений Сидса. Вопрос о правах прохода «возник "на основе нескольких событий в прошлом"» и французы не смогли по этому поводу «дать четкий ответ».64 Кто может сказать, что Молотов ошибался? Еще в 1935 году, отмечал Наджиар, Советский Союз предложил четкие обязательства по договору, «на которые мы ответили расплывчатыми формулировками».65

Уже в начале сентября с Потемкиным встретился Пайяр. Иногда он не скрывал своих истинных чувств и, как в данном случае, высказал свои сожаления относительно подписания пакта о ненападении. Я всегда был и остаюсь, сказал Пайяр, сторонником франко-советского сотрудничества, но все же должен с грустью сообщить об утрате одной из моих «иллюзий». «Я ответил на эти ламентации, — писал Потемкин, — что сами правительства Франции и Англии должны принять на себя ответственность за неудачу попытки советско-англо-французского политического соглашения».66

Лучшее, что могли сделать поляки — согласиться 23 августа с тем, что в случае германской агрессии не следовало исключать тех или иных форм польско-советского сотрудничества. Но и этого было бы недостаточно, отмечал Наджиар. Польский отказ сотрудничать с Советами был просто политической «болезнью», по словам Ноэля.67 В тот же день Бонне послал телеграмму в Бухарест, в которой утверждал, что поляки согласились на проход русских, и теперь румынскому правительству остается сделать то же. «Неточно», — отмечал Наджиар, и безрассудно. «В Варшаве и Бухаресте нам надо было шевелиться еще в апреле».68 Из Берлина Наджиару телеграфировал Кулондр: у него появилась информация от одного из высокопоставленных немецких чиновников, что между Германией и Советами еще не было ничего конкретно решено. Они договаривались только по самым общим вопросам. Значит, время действовать в Москве еще было.69