Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)

• Название: Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Историческая проза

В настоящий том входит вторая книга романа У.Теккерея "Ньюкомы". Это, несомненно, один из самых значительных английских романов XIX века. В нем с поистине эпическим размахом воссоздана картина жизни Англии того времени и ставится ряд интересных проблем: отношения отцов и детей, положение искусства в буржуазном обществе и др. Перевод с английского Р.Померанцевой, комментарии Г.Шеймана.

---

И бедняга опять принялся сбивать головки чертополоха. Вскоре он покинул Фэрокс, оставив друзей в сильной тревоге за его настоящее и будущее.

Но вот наконец парламент был распущен. Провинциальные газеты переполнились воззваниями к избирателям, и вся страна запестрела двухцветными лентами. Томас Ньюком, верный своему слову, предложил себя в кандидаты от независимых избирателей города Ньюкома, о чем сообщил орган местных либералов; а сэр Барнс Ньюком, баронет, обратился со страниц консервативной газеты к старым и испытанным друзьям, призывая под свои знамена тех, кому дорога конституция. Мистер Фредерик Вейхем, неутомимый адъютант полковника, пересылал нам в Фэрокс все газеты с его речами. За время, истекшее с начала предвыборной агитации до близившихся со дня на день выборов, в семье Томаса Ньюкома произошло несколько весьма важных событий, о которых не ведал тогда его биограф, всецело поглощенный своими собственными делами. Но оставим их в стороне, поскольку мы сейчас ведем речь о городе Ньюкоме и шедшей там междоусобной войне,

В этом избирательном округе были выдвинуты четыре кандидата. Старый и испытанный член парламента мистер Бунс, по общему убеждению, должен был сохранить свое место; у Барнса, как считалось, были тоже бесспорные шансы, поскольку он пользовался влиянием в здешних местах. И все же сторонники полковника надеялись на успех и полагали, что в момент выборов все крайние либералы их округа разделят свои голоса между Томасом Ньюкомом и четвертым кандидатом, коим являлся мистер Баркер, непримиримый радикал,

В положенный срок полковник со своим штабом появился в Ньюкоме, и они возобновили агитацию, начатую несколько месяцев назад. Клайв в этот раз не сопровождал отца; не было также и мистера Уорингтона, занятого где-то в другом месте. Главную силу полковника составляли стряпчий Таккер, редактор "Индепендента" Поттс и Фредерик Бейхем. Штаб-квартирой им служил все тот же столь полюбившийся Бейхему "Королевский Герб", — здесь они останавливались и раньше, и отсюда полковник выходил теперь в сопровождении своего адъютанта, и они отправлялись наносить обещанные визиты всем свободным и независимым избирателям Ньюкома. Барнс, со своей стороны, тоже не сидел сложа руки, старался уважить всех, кого мог, и завербовать себе побольше приверженцев. Обе армии частенько встречались нос к носу на улице, и враги обменивались яростными взглядами. Имея слева от себя рослого издателя "Индепендента", справа — великана Бейхема, а в руках свою верную бамбуковую трость, которой и прежде побаивался Барнс, Томас Ньюком обычно выходил победителем в этих столкновениях: стоило ему хмуро взглянуть на племянника и его свиту, как те уступали им дорогу. У неизбиравшей части горожан полковник пользовался большой популярностью; мальчишки провожали его возгласами "ура!", а вслед бедняге Барнсу свистели и выкрикивали разные иронические замечания, вроде: "А кто бьет жену?! Кто загнал своих деток в работный дом?!" — и прочие нелюбезные слова. Но злейшим врагом баронета был тот фабричный, которого Барнс в дни своей распутной юности так жестоко оскорбил. Он бросал ему при встрече угрозы и проклятья и настраивал против него других фабричных. Несчастный сэр Барнс сокрушенно признавал, что расплачивается за грехи молодости, но враг лишь потешался над его раскаянием; ни горе, ни семейная драма баронета не трогали парня, и он утверждал, что этот развратник только затем казнится и жалится, чтобы вызвать к себе сочувствие. Никто не бичевал себя так истово, как Барнс, не каялся так громко в назидание другим. Он обнажал голову перед каждым священнослужителем, будь то англиканский пастор или сектантский проповедник. Конечно, раскаяние было выгодно Барнсу, но все же, давайте надеяться, что оно было искренним. Ведь порой встречаются такие формы лицемерия, о которых просто тягостно думать, — когда люди подкрепляют свою ложь ссылками на бога и всуе поминают имя его.

Гостиница под вывеской "Косуля" стоит на рыночной площади города Ньюкома, прямо против "Королевского Герба", где, как мы знаем, находилась штаб-квартира полковника Ньюкома, этого поборника широких реформ. Огромные синие с желтым флаги развевались во всех окнах "Королевского Герба" и украшали собой балкон, с которого полковник и его сторонники обычно обращались с речами к толпе. Одетые в синее с желтым музыканты маршировали по городу и оглашали его своими мелодическими упражнениями. Иногда этот оркестр встречал на своем пути другой, украшенный синими кокардами и бантами в цвет ливрей сэра Барнса Ньюкома, и уж тут, разумеется, у них не было ладу. Трубачи тузили друг дружку своими инструментами. Воинственные барабанщики выбивали дробь на голове противника. В схватку ввязывались уличные мальчишки и бродяги и, сражаясь, кто за тех, кто за этих, проявляли при сем редкостный пыл. Так что полковнику среди прочих расходов по выборам пришлось выложить немалую сумму за побитую медь.

Впоследствии Ф. Б. любил рассказывать об этой славной войне, в которой он играл весьма деятельную роль. Так он был убежден, что именно его красноречие привело на сторону полковника многих колеблющихся избирателей и отторгло от Барнса Ньюкома целую толпу его одураченных приверженцев. Голос у Бейхема был действительно громовый, и когда он ораторствовал с балкона "Королевского Герба", то заглушал рев толпы, грохот литавр и пение труб вражеского оркестра. Он мог говорить без устали и смело выступал перед множеством людей. Ф. Б. был популярен, как никто. Когда он прикладывал руку к своей мощной груди, приветно, размахивал снятой с головы шляпой или прижимал к сердцу сине-желтый бант, толпа принималась вопить: "Ура! Слушайте, слушайте! Браво! Да здравствует Бейхем!"

— Они меня просто носили на руках, — рассказывал Ф. Б. — Будь только у меня деньги и положение, я бы в любой день прошел от Ньюкома в парламент.

Боюсь, что в ходе этой предвыборной кампании мистер Бейхем прибегал к средствам, которые его патрон никогда бы не одобрил, и пользовался помощью людей, альянс с которыми никому не делал чести. Чья рука, например, запустила картошкой в нос сэру Барнсу Ньюкому, баронету, когда тот держал речь к избирателям с балкона "Косули"? А как получалось, что всякий раз, едва только сэр Барнс или его сторонники открывали рот, под балконом поднимался такой рев и визг, что ни слова было не разобрать из речей этих менее горластых ораторов. А кто побил все окна на фасаде "Косули"? Томас Ньюком был до глубины души возмущен этими недостойными акциями. Однажды, когда сэр Барнс и его свита с трудом пробирались через рыночную площадь, теснимые нахальной толпой, толкавшей их и улюлюкавшей, полковник собственной персоной предпринял стремительную вылазку из "Королевского Герба" во всеоружии своей бамбуковой трости; он отбил сэра Барнса и его приспешников' у толпы и обратился к ней с благородной речью, воздействуя на дебоширов, помимо бамбуковой трости, еще и словами о чести британцев и позорном для них поведении. Толпа прокричала "ура!" Старине Тому, как его звали в Ньюкоме, и пропустила сэра Барнса, который тут же шмыгнул обратно в свою гостиницу, весь бледный и дрожащий; потом он не раз повторял, что старый солдафон нарочно подстроил ему засаду, а сам притворился спасителем.

— А еще как-то, сэр, — рассказывал Ф. Б., - клевреты сэра Барнса Ньюкома собрали разных отщепенцев — ну сброд да и только! — пошли приступом на "Королевский Герб" и враз выбили там все стекла, этак на сто фунтов стерлингов, не считая еще того, что у золоченого единорога отлетела голова, а у британского льва хвост. Видели бы вы нашего полковника во время этой акции — какое хладнокровие, какая храбрость! Стоял, сэр, без шляпы с гордо поднятой головой и говорил, знаете ли, куда лучше под огнем неприятеля, чем в обычное мирное время. Сказать по чести, старик не больно речист: мекает, запинается, повторяет одно и то же! Нет у него дара красноречия, как у иных! Вы бы послушали, Пенденнис, какую речь я произнес в четверг в ратуше, сэр, вот это была речь! Поттс, он завистник, он всегда искажает мои выступления.

Несмотря на всю почтительность Барнса к священникам, на его даровую похлебку и фланелевые одеяла для неимущих, на его собственные прочувствованные лекции и усердное посещение чужих проповедей, незадачливый баронет утратил поддержку религиозных кругов Ньюкома: посетители молитвенных домов вкупе с их пастырями отвернулись от него. Слишком уж тяжелы были выдвигаемые против него обвинения: его недруг фабричный не унимался и обличал его повсюду на редкость ловко и яростно. Все обитатели Ньюкома, от мала до велика, знали про грех, совершенный баронетом в юности. Прохожие на улицах во все горло распевали непристойные куплеты о проступке сэра Барнса и постигшей его каре. Сектантские проповедники совестились подавать за него голоса; а те немногие, кто, поверив в искренность его раскаяния, пришли голосовать за него, были освистаны толпой и с позором бежали от избирательных урн. Иные из возможных союзников Барнса вынуждены были уступить благопристойности и общественному мнению и поддержали полковника.