Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

• Название: Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

В настоящий том входит первая книга романа У.Теккерея "Ньюкомы". Это, несомненно, один из самых значительных английских романов XIX века. В нем с поистине эпическим размахом воссоздана картина жизни Англии того времени и ставится ряд интересных проблем: отношения отцов и детей, положение искусства в буржуазном обществе и др. Перевод с английского Р.Померанцевой, комментарии Г.Шеймана.

---

Клайв не был лучшим из питомцев Гэндиша. Поговаривали даже, что, ходи он в студию пешком, профессор вряд ли бы так превозносил его, так часто ставил в пример другим. Девицы Гзндиш, не скроем того, разыскали в Книге пэров родословную дядюшки Ньюкома, и Гэндиш-младший, очевидно, не без тайного расчета, сделал набросок картины, на которой, в полном соответствии с этой правдивой книгой, изображалось, как некий предок Клайва весело шествует на костер в Смитфилде, окруженный толпой мерзких доминиканцев, чьи увещания, как видно, нисколько не действуют на мученика из рода Ньюкомов. А Сэнди Макколлоп нарисовал картину на другой сюжет: цирюльник короля Эдуарда Исповедника подстригает бороду оного монарха. В ответ на эту сатиру Клайв любезно изобразил вождя клана Макколлопов, Сони Вина Макколлопа, который спустился с гор в Эдинбург и впервые в жизни с изумлением созерцает пару штанов. Такими веселыми шутками забавлялись изо дня в день молодые люди из студии Гэндиша. Всех как-нибудь да высмеивали. Кто немножко косил, того изображали со страшным косоглазием; юношу, наделенного от природы длинноватым носом, насмешники рисовали с каким-то чудовищным хоботом, а маленького иудея Боби Мосса с Уордор-стрит представили однажды в трех шапках и с мешком старьевщика за плечами. Не щадили и сгорбленную спину бедного Джей Джея, пока Клайв не ополчился на тех, кто рисовал его друга в виде ужасного горбуна, и не объявил им, что смеяться над подобным уродством — позор!

Наш друг, юноша прямой, великодушный и добрый, отличался, по чести говоря, некоторой долей надменности и деспотизма, и возможно, тогдашний его образ жизни и окружение способствовали развитию этих природных недостатков, так что недоброжелатели, обвинявшие его в чрезмерном самомнении, были не столь уж неправы. Он, как известно, сам горько сожалел о том, что его рано забрали из школы, — ему, по его собственным словам, было бы только полезно еще годик-другой получать трепку от старины Ходжа; он сетовал и на то, что его не послали в колледж, — пусть там даже специально не воспитывают скромность, ты научаешься ей поневоле, ибо встречаешь равных себе, а то и лучших, тогда как в студии бедного мистера Гзндиша, пожалуй, не было никого, кто бы не льстил ему, не смотрел на него снизу вверх, не восхищался им от души или притворно. Его родовитость и богатство производили неотразимое впечатление на этих простых ребят (хоть не на всех в равной мере), и они с готовностью бегали по его поручениям и всячески оспаривали друг у друга благосклонность молодого набоба. Природное чистосердечие делало его жертвой их лести, а веселый и общительный нрав приводил его в такое общество, от которого ему следовало бы держаться подальше. Боюсь, что этот хитрец Мосс, чьи родители торговали мебелью, картинами, настоящими и поддельными драгоценностями, бессовестно сбывал Клайву перстни, цепочки, запонки, блестящие булавки и прочую дребедень, каковую наш бедный франт прятал в ящик и решался надеть только будучи уверен, что его не увидит ни отец, ни мистер Бинни, пристально следивший за ним своим проницательным оком.

Ежедневно, вскоре после полудня, Клайв выходил из дому: в этот час ему полагалось начинать занятия у Гэндиша. Но всегда ли наш юный джентльмен сидел за рисовальной доской, когда его батюшка полагал, что он прилежно срисовывает античные образцы? Боюсь, его место иногда пустовало. Его друг Ридли работал изо дня в день и притом с утра до ночи. Не раз этот маленький труженик замечал отсутствие своего покровителя и, разумеется, мягко пенял ему; но если Клайв приходил, то задание свое выполнял удивительно быстро и хорошо; а Ридли был слишком предан юному шалопаю, чтобы обмолвиться дома о его легкомысленном поведении. Моим беспристрастным читателям, наверно, приходилось слышать, как сокрушается маменька их друга Джонса о том, что ее мальчик слишком усердствует в колледже, или как охают сестрицы Гарри, что он день-деньской просиживает в суде, а ночью, упрямый, еще читает свои нудные юридические книги, стоящие таких денег, — так недолго и здоровье подорвать! Проницательные читатели без лишних слов понимают, что отвлекало юного Клайва Нъюкома. А меж тем его отец, искушенный в жизни не больше наивных сестер Гарри или нежной маменьки Джонса, был уверен, что мальчик непогрешим и лучшего просто нет на свете.

— Если этот молодой человек будет и впредь вести себя столь же примерно, он превратится в образец добродетели, — говорил о Клайве его кузен Барнс Ньюком. — Вчера я повстречал его в Воксхолле в обществе юного Мосса, чей папаша дает деньги в рост и торгует разным хламом на Уордор-стрит. С ними было еще два или три молодых джентльмена, по всей вероятности, тоже старьевщики, которые весь день собирали тряпье, а под вечер пришли повеселиться и выпить в беседке аракового пунша. Очаровательный юнец этот кузен Клайв, и, чует мое сердце, он еще прославит наше семейство.

Глава XIX Полковник у себя дома

Дом нашего милейшего полковника выкрасили заново, но от этого он, подобно измятой физиономии мадам Лятур, сильно румянившейся на склоне лет, выглядел только хуже. Кухни были мрачные, конюшни мрачные, коридоры длинные и темные, на стеклянной террасе гулял ветер, высокая каменная лестница с широкими ступенями навевала тоску, а в обветшалой ванной, всхлипывая и шипя, грустно текла из бака вода, — таковы были невеселые черты, из которых складывался облик дома. Но полковник находил его вполне уютным и веселым и обставил его, как умел, не ломая головы. В один прекрасный день привезли целый воз стульев, назавтра прибыл фургон, груженный решетками для каминов, каминными щипцами, стеклянной и фаянсовой посудой — в количестве, пожалуй, чрезмерном для одного дома. Шторы в малой гостиной были желтые, а в большой — зеленые. Ковер полковник купил за гроши — дешевле пареной репы, сэр! — на распродаже, в лавке на Юстон-сквер. Для лестницы он ковра не покупал — какой смысл? Зачем только люди устилают свои лестницы коврами?! Его собственные комнаты были заставлены удивительными и никчемными вещами; здесь были полки, сколоченные им самим, сундуки камфарного дерева, древнеиндийские одеяния, — к чему ему всякие новомодные безделушки? Старому служаке и без этого было хорошо. Зато спальня для гостей была обставлена со всей роскошью: здесь стояла кровать величиной с генеральскую палатку и высокое трюмо, а пол был покрыт красивым новым ковром, тогда как сам полковник брился у себя перед маленьким треснувшим зеркальцем, стоившим не дороже штанов короля Стефана, и ходил по голым доскам, которые, подобно обнаженным плечам старой мисс Кощей, приличней было бы чем-нибудь прикрыть. Опочивальня мистера Бинни была уютной и опрятной и вполне отвечала своему назначению. Клайву отвели кабинет и спальню наверху и позволили меблировать их по своему усмотрению. Уж то-то было им с Ридли раздолье на Уордор-стрит! Каких только восхитительных цветных гравюр они не накупили — и со скачками, и с охотой, и с красавицами; одни вырезали и наклеили на экраны, другие вставили под стекло и собственноручно повесили на стену. А когда все было готово, устроили вечеринку и в письменной форме пригласили полковника, мистера Бинни, двух джентльменов из Лемб-Корта, что в Темпле, мистера Ханимена и Фреда Бейхема. Уж этого непременно! А он прямо так и ответил:

— Если будет мистер Шеррик, — заметьте, я ничего такого не говорю, но советую тем, кто плохо знает Лондон, поосторожнее выбирать знакомых, — так вот, если будет мистер Шеррик, мальчики, — вы что-то очень с ним сдружились в последнее время! — то Ф. Б. вынужден почтительнейше отклонить приглашение.

Мистера Шеррика не пригласили, и, следовательно, Ф. Б. пришел. Шеррика позвали в другой раз. И чудной же народ собирал наш честнейший полковник в этом чудном доме, таком неуютном, мрачном, темном и таком милом! Этот гостеприимнейший из смертных любил собирать вкруг себя друзей, и, признаться, публика, посещавшая вечеринки, которые устраивались на Фицрой-сквер, оказывалась подчас весьма разношерстной. Здесь бывали и корректные чиновники Ост-Индской компании с Гановер-сквер, и художники, приятели Клайва, — джентльмены всех возрастов с бородами всех видов и в платье всевозможных покроев. По временам появлялся кто-нибудь из приятелей Клайва по школе и во все глаза разглядывал людей, средь которых очутился. Иногда на эти приемы приглашались и дамы, и безмерная учтивость нашего доброго хозяина искупала в их глазах необычный характер его гостей. Им не часто случалось видеть таких странных, патлатых молодых людей, как эти художники, и таких удивительных женщин, какие собирались у полковника Ньюкома. Он покровительствовал всем бедным вдовам и старым девам; какой-нибудь отставной капитан с целым выводком дочек обретал в нем верного друга. Полковник обычно посылал за ними экипаж и потом отвозил их обратно в отдаленный пригород, где они жили. Гэндиш с супругой и четыре мисс Гэндиш в пунцовых платьях также были непременными гостями на вечеринках полковника.