Михаил Салтыков-Щедрин - Том 4. Произведения 1857-1865

• Название: Том 4. Произведения 1857-1865
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1966

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

В состав четвертого тома входят произведения, относящиеся ко второй половине 50-х — началу 60-х годов. Одни из них («Жених», «Смерть Пазухина», «Два отрывка из „Книги об умирающих“», «Яшенька», «Характеры») были опубликованы в журналах, но в сборники Салтыковым не включались и не переиздавались. Другие по разным причинам и вовсе не появились в печати при жизни автора («Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство», «Каплуны», «Тихое пристанище», «Тени»). Цензурные преследования или угроза запрета сыграли далеко не последнюю роль в судьбе некоторых из них.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Иван Прокофьич. Это ты справедливо, Семен, говоришь.

Фурначев. Кто тебя родил? кто тебя воспитал? кто тебя человеком на свет пустил? И чем же ты заплатил за это? тем, что родителя своего готов на площади с аукционного торга продать! Нет, воля ваша, папенька, а я не могу, не могу его видеть!

Баев. Ах, Прокофий Иваныч, Прокофий Иваныч! как же ты это так родителя-то своего за грошик отдать хотел!

Прокофий Иваныч. Не было этого, батюшка!

Фурначев. Ты говоришь: не было… А кого я вчерашнего числа при Андрее Николаиче уличал? Кого я вчера перед целым светом страмил? Андрей Николаич! говорите, ваше превосходительство! при вас это было?

Лобастов. Не знаю я, сударь; моя изба с краю, что и слышу, так не знаю!

Иван Прокофьич (иронически). Так ты, значит, отца своего продать захотел!

Прокофий Иваныч стоит склонив голову. Так зачем же ты сюда пришел? Если ты в наследники втереться хотел, так ведь это умеючи надо сделать… глуп, брат, ты!

Живоедова. Злость-то в сердце велика, а ума-то вот нет.

Фурначев. Ведь вы то возьмите, папенька, что и дикие — и те к отцам своим уважение имеют!

Лобастов (указывая на Живновского). Вот он сказывал, что сам собственноручно отцу своему лоб забрил!

Иван Прокофьич. Господи! да неужто ж и в самом деле вы, как праздника светлого, ждете не дождетесь, пока я издохну? Откупаться мне, что ли, от вас надобно, чтобы вы в глаза мне не смотрели да над душой-то у меня не сидели? Ведь вы, чай, и умереть-то мне порядком не дадите, так тут и передеретесь все… (Задыхающимся голосом.) Да отстаньте, отстаньте вы от меня, черти этакие!

Фурначев. Вы, папенька, напрасно себя беспокоите! Человек он внимания не стоящий, а не то чтоб из себя по этому случаю выходить.

Иван Прокофьич. Я вообще, сударь, говорю!

Живновский (в сторону). Пиль, Семен!

Иван Прокофьич (сыну). Что ж ты стал? (Замахиваясь на него палкой.) Вон отсюда! Счастлив твой бог, что я ходить не могу! (Закашливается.)

Живновский. Это значит в три шеи, без комплиментов!

Иван Прокофьич. Господи! не поразит же господь громом таких Каинов! Да ступай же ты, аспид ты этакой!

Лобастов. Ступайте, Прокофий Иваныч. Бог милостив, перемелется когда-нибудь…

Живоедова. Ступай, ступай, пока бока целы!

Фурначев. Это тебе урок, любезный! Если бы тебя смолоду учили, ты знал бы, что нет гнуснее порока, как лицемерие и неблагодарность!

Прокофий Иваныч молча уходит.

Баев (вздыхая). Видно, и мне на печку идти! Эхма, попутали тебя деньги, Иван Прокофьич! (Уходит.)

Занавес опускается.

Действие IV

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Прокофий Иваныч.

Лобастов.

Фурначев.

Живновский.

Трофим Северьяныч Праздников, выгнанный из службы, за безобразие, приказный.

Живоедова.

Настасья Ивановна.

Баев.

Дмитрий, лакей.

Мавра, горничная.

Лакеи, горничные, сторожа, кучера и проч.

Сцена I

После III действия прошло около недели. Театр представляет небольшую комнату в доме старика Пазухина. Посреди сцены круглый стол, на котором слепо горит сальная свечка. Вход из глубины сцены; направо дверь в спальную Ивана Прокофьича, налево две двери, из которых одна, ближайшая к задней декорации, ведет в каморку Живоедовой, другая в чулан. Поздний вечер. При открытии занавеса на стенных часах бьет девять. Из средней двери выходят Прокофий Иваныч, Баев, Живновский и Праздников. Последний без речей и несколько навеселе. По временам, однако ж, мычит что-то непонятное.

Баев (осторожно ступая). Вы, государи мои, тише. Сейчас, пожалуй, и Живоедиха нахлынет.

Прокофий Иваныч. А ну как да он не умрет, Прохорыч, да найдут нас в чулане?

Баев. Умрет, сударь, умрет. Это я беспременно знаю. Живоедиха уж и Маврушку к Андрею Николаичу спосылала, да спасибо та мне-ка шепнула, а я и велел ей по тебя сходить.

Живновский. Что умрет — это уж будьте покойны… я тому удивляюсь, как он о сю пору духа еше не испустил… крепкий старик!

Баев. Да ты не пяль горла-то! что разорался!

Живновский. Я, Прохорыч, потихоньку.

Баев. То-то потихоньку! Ты вот на него смотри! (Указывает на Праздникова.) Он как вот есть божий человек! (Праздникову.) Да что, сударь, от тебя будто несет нестройно! Неужто уж на такой-то случай воздержаться не мог?

Праздников мычит.

Живновский. Это он, Прохорыч, на радости… в чаянье за труды посильную мзду получить.

Баев. Да, сударь, уж потрудись. Не равно с ихней стороны обида какая выйдет, так чтоб и свидетели были.

Живновский. Это правильно. В русских обычаях, Прокофий Иваныч, свидетели большую ролю играют. Ни одного хорошего дела без них не совершается: обозвал непристойно — прислушайте, в рожу свиснул — засвидетельствуйте… Везде свидетели-с.

Прокофий Иваныч (в раздумье). Да, может, он уж и помер, Финагеюшка, так в ту пору чем в чулане прятаться, прямо бы законным наследником объявиться…

Баев. Не дело, сударь, говоришь. Живоедиха-то Маврушке наказывала: поди, мол, сначала к Андрею Николаичу, а от него к Семену Семенычу, да скажи, мол, что умирает барин… Так «умирает», а не умер, значит… ты уж только стой да нишкни, сударь!

Прокофий Иваныч. Да ведь зазорно больно, Прохорыч!

Баев. А разве лучше будет, как без тебя-то все добро растащат?

Живновский. Уж это упаси господи, Прокофий Иваныч!

Баев. У него поди одного платья что напасено! и не увидишь, как растащат… Ты уж Живоедихе-то дай хоть рубликов пятьдесят… будет с нее!

Прокофий Иваныч. Да, может, и духовная у них написана, Прохорыч!

Баев. Полно, сударь, какая духовная! Иван-от Прокофьич и слова-то этого боится… да опять и слух бы был, что духовную сделали…

Прокофий Иваныч (Живновскому). А ты вот намеднись с ума меня чуть не свел, заверивши про духовную-то!

Живновский. Видел, Прокофий Иваныч, сам своими глазами видел!

Баев. То-то видел! чай, во сне видел!

Прокофий Иваныч. Господи! хошь бы помог бог совершить благополучно!

Живновский. Благополучно лучше всего, Прокофий Иваныч. Это вы хорошо делаете, что бога в помощь призываете: с божьею помощью всякий подвиг легче, совершается… вот бы теперь выпить рюмочку, да закусить… эхма!

Баев. Ну, и без закуски постоишь! (Прокофью Иванычу.) Так поди ты в темненькую, да поприсутствуйте там сообща… да ты нишкни, сударь, а то как раз накроют… да замок-от, замок-от изнутри запри!

Слышен шум шагов. Чу! Идет кто-то!

Пазухин, Живновский и Праздников поспешно прячутся в чулан.

Сцена II

Баев и Живоедова.

Живоедова. Ты как сюда пришел?

Баев. Посмотреть пришел, барина своего проведать пришел… что ж, это не грех, чай!

Живоедова. Много вас тут калек да нищих шатается; только мешают, прости господи!

Баев. Что ж ты, Анна Петровна, нищим меня обзываешь! Вестимо, верой и правдой служил, так и нет ничего… ведь это не грех же, сударыня!

Живоедова (садясь на стул). Да ты уж прости меня, Христа ради, Прохорыч, у меня ништо уж и голова ровно кругом пошла.

Баев, Как соколик-то наш?

Живоедова. Да что соколик! (В сторону.) Поди, чай, далеко он теперь! (Громко.) Больно уж разнемогся соколик-от; видно, умирать хочет… а все ты же, Прохорыч, со своим с Прокофьем — ну-тка когда удумали старика беспокоить, как он уж на ладан дышать стал.

Баев. Надо ж отца с сыном помирить; грех-то ведь весь от Семена Семеныча пошел.

Живоедова. Господи! что только с нами будет!

Баев. А зачем, сударыня, родителя на сына натравливала… ты бы вот взяла да разорвала его, Прокофья-то Иваныча; ан теперича он тебя разорвет… Духовной-то, видно, не написано, сударыня?

Живоедова. Какая духовная! давеча честью к нему приступала — лежит как деревянный.

Баев. Уж, видно, надо будет за тебя у Прокофья Иваныча попросить.

Живоедова (встает). Посмотреть, что старик делает…

Баев. А я, сударыня, уж на печку пойду, да ты бы хоть за священником послала…