Михаил Салтыков-Щедрин - Том 2. Губернские очерки

• Название: Том 2. Губернские очерки
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1965

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

«Губернские очерки», появлявшиеся в печати отдельными рассказами и сценами в 1856–1857 гг., составили первое по времени крупное произведение Салтыкова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Далее Салтыков изъял — после слов «Помню я и школу, но как-то угрюмо и неприветливо воскресает она в моем воображении» (стр. 228) — жесткие строки о своих школьных годах, проведенных в интернатах Московского дворянского института и затем Царскосельского лицея: «Там царствовало лишь педантство и принуждение; там не хотели признавать законность детского возраста и подозрительно смотрели на каждое резкое движение сердца, на каждую детскую шалость…»

Наконец, при подготовке четвертого издания Салтыков сократил ряд подробностей, относящихся к описанию своей любви к той, которая стала в 1856 г. его женой, к юной Лизе Болтиной, названной в «Скуке» именем Бетси. Все светлое в этой первой и единственной любви Салтыкова было к этому времени уже далеко позади. Был убран следующий кусок текста, следовавший за словами «и вся ваша миниятюрная фигурка внезапно приняла какой-то томный и немного ленивый характер» (стр. 229):

«Ужели вы также любите?

И вы, о молодой человек, вы желаете быть остроумным и произносите лишь фразы, поражающие вас самих своей казенностью; вы желаете выразить, как глубоко вы счастливы, как много вы думали об ней, которая, и на будущее время, должна составлять источник всех тревог и волнений вашего сердца, — и вместо того говорите только о красоте вечера, о завтрашнем спектакле, о предстоящей вам поездке в деревню. О, как хотелось бы вам, чтобы она исчезла и провалилась сквозь землю, эта гнусная гувернантка-англичанка, как тень преследующая вашу Бетси! Вы и не подозреваете того, что если бы в целом мире были только вы да бесценная Бетси; вы и тогда не нашлись бы сказать ей ничего особенно глубокомысленного и острого.

Но утешьтесь, молодой человек! Бетси уже очень хорошо умеет читать за строками, и в вашей ничего не значащей фразе о погоде чуткое ее ухо очень отчетливо слышит: «Как хорошо, о, как отрадно было бы в этот тихий вечер, под этим безоблачным небом, при этих звездах, обнять тебя, дорогое дитя, обнять и умереть, упиваясь твоим молодым дыханием!» Вот что слышится ей в ваших будничных фразах, вот что читает она на вашем лице, недовольному выражению которого как-то странно противоречит беспредельная нежность ваших взоров».

После слов «да так и остаться там жить!» (стр. 229) во всех изданиях, кроме четвертого, печаталось; «И куда все это девалось, куда скрылись эти чудные мгновения, в которые все существо как будто стремилось и поднималось вверх?»

Стланец — лен.

«Собой пример он должен дать…» — строка из стихотворения Державина «Вельможа».

Шавера — сплетник.

Колотырники — те, кто колотырничает, то есть сколачивает копейку, скопидомничает, кулачит.

Нарохтиться — собираться сделать что-то.

Яков Астафьич… — Подробнее об этом персонаже см. выше в рассказе «Выгодная женитьба».

Яков Петрович, тот самый, который… — Характеристика Якова Петровича развернута в рассказе «Первый шаг» (раздел «В остроге»), который в журнальной публикации «Русского вестника» предшествовал монологу «Скука».

Загляните в скрижали истории, — говаривал мне воспитатель мой, студент т-ской семинарии… благоденствующий народ! — В журнале этот кусок текста отсутствовал. Характеристика некоей процветающей страны — несомненно Англии, чья «торговля овладела целым миром», — оттеняла экономическую и всякую другую отсталость России и, по-видимому, оказалась неприемлемой для цензуры. Салтыков восстановил текст в третьем издании (1864). Начальные строки — автобиографичны. Речь тут идет о студенте Троицко-Сергиевской духовной академии М. П. Салмине. Он занимался с мальчиком Салтыковым в 1836–1837 гг.

Помню я и долгие зимние вечера, и наши дружеские, скромные беседы… Помню я и тебя, многолюбимый и незабвенный друг и учитель наш! Где ты теперь? какая железная рука сковала твои уста, из которых лились на нас слова любви и упования? — Эти автобиографические строки относятся к участию юного Салтыкова в жизни созданного Петрашевским кружка русских социалистов-утопистов. Салтыков посещал собрания «петрашевцев» в Петербурге на раннем этапе существования кружка, в 1845–1847 гг. После ареста в 1849 г. Петрашевский был ссыльнокаторжным, а с 1856 г. и до своей смерти в 1866 г. — ссыльнопоселенцем в Сибири.

Праздники

Судя по первоначальному названию отдела — «Народные праздники», можно предполагать, что у Салтыкова было намерение нарисовать серию картин праздников не столько церковного, сколько народного календаря, основанных на поверьях и обычаях (масленица, вешний Егорий, ильин день, местный вятский праздник отплытия великорецкой иконы св. Николая, частично описанный в очерке «Общая картина» и т. д.). Но этот план, если он существовал, остался неразработанным. Писатель ограничился зарисовками рождества и пасхи в Крутогорске, придав этим наброскам в значительной мере автобиографический характер. В этой связи следует заметить, что Салтыков, атеист по своему мировоззрению, до конца дней хранил благодарную память о поэзии рождественских и пасхальных праздников своего деревенского детства (см., например, об этом его признание в письме к Г. З. Елисееву от 31 марта 1885 г.). Эти поэтические воспоминания окрасили бытовые зарисовки в лирические тона, особенно во втором рассказе.

Но личные воспоминания и переживания не отвлекают Салтыкова от его основной задачи — изучения духовной жизни простого народа. В первом рассказе, который в тексте первого и второго отдельных изданий назывался не «Елка», а «Замечательный мальчик», Салтыков впервые — и единственный раз в «Очерках» — обратился с этой целью к рабоче-мастеровой среде.

Второй рассказ — «Христос воскрес!» — в «Русском вестнике» (1856) и двух первых отдельных изданиях (1857) заканчивался следующим текстом, отделенным от предыдущего «линейкой»:

«Всем Христос радость послал, всех наградил весельем. Только ты один, отщепенец, ты один сурово глядишь на общую радость, торопливо запираешь ворота своего дома и удаляешься в самую дальнюю горницу, где не слышно ни голоса человеческого, ни этого смеха, светлого смеха, который тюрьму даже озаряет на минуту как бы сиянием. Ты с смущением смотришь на мир божий; сердце твое зачерствело под гнетом суесловных прений о букве писания; нет в нем христианской любви. Погас светоч ее милосердия, ее снисходительности… Мир для тебя пустыня; где-где завидишь ты своего единомышленника, но и того пугаешься, и тому боишься взглянуть в глаза, потому что и в нем видишь разнотолка, который точит на тебя свой нож. Слова «Христос воскрес!» — слова, наполняющие трепетною надеждою все сердца, проходят мимо тебя; они потеряли для тебя свое живительное значение, потому что ты для всего запер свое сердце, кроме узкого тщеславия, кроме бесплодных и бесполезных прений о формах и словах, не имеющих никакого значения без духа любви, без духа общения, их оживляющего…»

Тирада эта направлена против раскола-старообрядчества, воплощенного в образе «отщепенца». Изъятие ее из «Губернских очерков» при подготовке в конце 1863 г. их третьего издания свидетельствовало об изменении взгляда Салтыкова на это социальное явление в жизни народа, на которое он в годы Вятки смотрел с точки зрения близкой к официальной (см. об этом ниже в комментарии к рассказу «Казусные обстоятельства»).

Гриша — зарисовка Гриши в этом рассказе и в эпилоге «Дорога» сделана с натуры. Григорием звали слугу Салтыкова из крепостных людей, присланного в Вятку матерью писателя. Он остался служить у Салтыкова и после того, как получил «вольную».

«На заре ты ее не буди» — романс А. Варламова на слова Фета. Популярность песни сделала ее почти народной.

…герцог Герольштейн… Fleur-de-Marie — герои романа Эжена Сю «Парижские тайны» (1842).

Шуринёры — люди преступного мира.

…напоминают тех полногрудых нимф, о которых говорит Гоголь, описывая общую залу провинцияльной гостиницы. — В первой главе «Мертвых душ» читаем: «На одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал».

…мой искреннейший друг, Василий Николаич Проймин. — Салтыков вспоминает о своем вятском друге, враче Николае Васильевиче Ионине, и о его семье. Об эпизоде, упомянутом в очерке «Христос воскрес!», рассказала впоследствии дочь Ионина Л. Н. Спасская («M. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников», стр. 549). Воспоминания о докторе Ионине отразились также в образе «уездного лекаря Погудина» из позднейшего очерка Салтыкова «Тяжелый год» (1874) и в упоминании семьи Погонина в наброске «Вчера ночь была такая тихая…» (см. выше, стр. 471).