Михаил Салтыков-Щедрин - Том 2. Губернские очерки

• Название: Том 2. Губернские очерки
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1965

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

«Губернские очерки», появлявшиеся в печати отдельными рассказами и сценами в 1856–1857 гг., составили первое по времени крупное произведение Салтыкова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Драматические сцены и монологи

В отличие от других разделов «Очерков», материалы настоящей рубрики сгруппированы не по тематическому, а по жанровому признаку. За исключением лирического этюда «Скука», потребовавшего введения в заглавие отдела несколько условного определения этого наброска как «монолога», остальные три произведения являются первыми попытками Салтыкова в драматургической форме. Вскоре эти попытки были продолжены двумя большими сочинениями — комедиями «Смерть Пазухина» (тесно связанной с «Губернскими очерками») и «Тени».

Открывающие отдел «провинциальные сцены» под названием «Просители» отличаются большой социально-политической остротой. Сатира здесь направлена на высших представителей верховной власти на местах и на самый механизм этой власти — антинародной, несправедливой, продажной и неумной. В уже цитированном выше письме к И. В. Павлову от 23 августа 1857 г. Салтыков писал: «…глупость не только не мешает, но даже украшает губернаторское звание, как ты можешь убедиться, прочитав мою комедию «Просители»«(«Литературное наследство», т. 67, стр. 457). В истории салтыковской сатиры полуидиотичный князь Чебылкин — один из ранних набросков в серии образов, разработанных впоследствии в знаменитых портретных галереях «помпадуров» и «глуповских градоначальников».

Сразу после напечатания «Просителей» они должны были быть поставлены на сцене Александрийского театра. Однако управляющий III Отделением Тимашев запретил пьесу. В докладе цензора Ив. Норд-стрема (на полях этого доклада Тимашев и наложил свою запретительную резолюцию) указывалось, в частности, что «на русской сцене не было еще примера, чтобы губернатор представлен был с невыгодной стороны в административном отношении…» («Литературное наследство», т. 13–14, стр. 117). А в другом, позднейшем, документе (пьеса запрещалась три раза и была разрешена только в 1903 г.) сказано: «Побудительными поводами к запрещению было то, что в этом сочинении есть слишком много резких выражений и сцен, оскорбительных для лиц, состоящих на государственной службе, и, кроме того, начальник губернии изображен хотя и благонамеренным, но почти идиотом» (там же, стр. 118).

«Просители» — единственное сочинение в «Очерках», о котором нам известна точная дата его написания: оно было закончено в марте 1857 г., а 5 апреля Салтыков читал пьесу Безобразову, уже по цензурованному тексту, в котором цензор А. И. Фрейганг «перечертил некоторые фразы»[275].

В драматических сценах «Выгодная женитьба» Салтыков рисует быт бедного чиновничества. Дурные поступки людей этой среды показываются писателем как неизбежное следствие их материальной и правовой необеспеченности. Именно здесь Салтыкову удалось, по словам Добролюбова, «заглянуть в душу этих чиновников — злодеев и взяточников, да посмотреть на те отношения, в каких проходит их жизнь»[276].

В другом драматическом наброске «Что такое коммерция?» Салтыков впервые обращается к изображению купечества. При этом писателя интересует не столько бытовой уклад «торгового сословия» (чему уделял так много внимания Островский), сколько его социальная биография. В небольшом этюде Салтыкову удается показать классовую слабость этого отряда российской буржуазии, — слабость, обусловленную неразвитостью общественно-экономических отношений в стране (полная зависимость купеческих дел от всевластия, хищничества и произвола чиновников). Вместе с тем вскрываются внутренние органические пороки купечества как класса паразитического. Обобщающими штрихами в этом глубоко критическом «портрете» российского купечества являются заключительные слова «праздношатающегося»: «…мошенничество… обман… взятки… невежество… тупоумие… общее безобразие…».

Лирический «монолог» «Скука» представляет существенный интерес для характеристики взглядов и настроений Салтыкова в годы вятской ссылки. На это значение произведения указал сам писатель в своей автобиографической заметке 1858 г. В знаменитых инвективах этого «монолога» видна борьба, которую вел Салтыков за то, чтобы в идейном одиночестве ссылки удержаться на достигнутых в Петербурге 40-х годов позициях передового человека — утопического социалиста и демократа, ученика Белинского и Петрашевского.

Откровенная автобиографичность, даже интимность этого монолога заставила впоследствии Салтыкова сделать в тексте ряд сокращений. При подготовке четвертого издания «Губернских очерков» (1882) были убраны краткие воспоминания о деревенском детстве писателя. Они должны были быть развернуты вскоре, впрочем совсем в другой тональности, в начатой тогда «Пошехонской старине». После слов «нас пускали в него <сад> весьма редко» (стр. 228) была изъята фраза: «Помню я и всенощные по субботам, и старика отца, тихо и пламенно молящегося, и старушку мать, вечно занятую, вечно хлопочущую». А после слов «все ждали грядущего праздника» Салтыков убрал фразу: «И мы, дети, знали в то время цену празднику, и горяча была наша молитва перед отходом ко сну».

Далее Салтыков изъял — после слов «Помню я и школу, но как-то угрюмо и неприветливо воскресает она в моем воображении» (стр. 228) — жесткие строки о своих школьных годах, проведенных в интернатах Московского дворянского института и затем Царскосельского лицея: «Там царствовало лишь педантство и принуждение; там не хотели признавать законность детского возраста и подозрительно смотрели на каждое резкое движение сердца, на каждую детскую шалость…»

Наконец, при подготовке четвертого издания Салтыков сократил ряд подробностей, относящихся к описанию своей любви к той, которая стала в 1856 г. его женой, к юной Лизе Болтиной, названной в «Скуке» именем Бетси. Все светлое в этой первой и единственной любви Салтыкова было к этому времени уже далеко позади. Был убран следующий кусок текста, следовавший за словами «и вся ваша миниятюрная фигурка внезапно приняла какой-то томный и немного ленивый характер» (стр. 229):

«Ужели вы также любите?

И вы, о молодой человек, вы желаете быть остроумным и произносите лишь фразы, поражающие вас самих своей казенностью; вы желаете выразить, как глубоко вы счастливы, как много вы думали об ней, которая, и на будущее время, должна составлять источник всех тревог и волнений вашего сердца, — и вместо того говорите только о красоте вечера, о завтрашнем спектакле, о предстоящей вам поездке в деревню. О, как хотелось бы вам, чтобы она исчезла и провалилась сквозь землю, эта гнусная гувернантка-англичанка, как тень преследующая вашу Бетси! Вы и не подозреваете того, что если бы в целом мире были только вы да бесценная Бетси; вы и тогда не нашлись бы сказать ей ничего особенно глубокомысленного и острого.

Но утешьтесь, молодой человек! Бетси уже очень хорошо умеет читать за строками, и в вашей ничего не значащей фразе о погоде чуткое ее ухо очень отчетливо слышит: «Как хорошо, о, как отрадно было бы в этот тихий вечер, под этим безоблачным небом, при этих звездах, обнять тебя, дорогое дитя, обнять и умереть, упиваясь твоим молодым дыханием!» Вот что слышится ей в ваших будничных фразах, вот что читает она на вашем лице, недовольному выражению которого как-то странно противоречит беспредельная нежность ваших взоров».

После слов «да так и остаться там жить!» (стр. 229) во всех изданиях, кроме четвертого, печаталось; «И куда все это девалось, куда скрылись эти чудные мгновения, в которые все существо как будто стремилось и поднималось вверх?»

Стланец — лен.

«Собой пример он должен дать…» — строка из стихотворения Державина «Вельможа».

Шавера — сплетник.

Колотырники — те, кто колотырничает, то есть сколачивает копейку, скопидомничает, кулачит.

Нарохтиться — собираться сделать что-то.

Яков Астафьич… — Подробнее об этом персонаже см. выше в рассказе «Выгодная женитьба».

Яков Петрович, тот самый, который… — Характеристика Якова Петровича развернута в рассказе «Первый шаг» (раздел «В остроге»), который в журнальной публикации «Русского вестника» предшествовал монологу «Скука».

Загляните в скрижали истории, — говаривал мне воспитатель мой, студент т-ской семинарии… благоденствующий народ! — В журнале этот кусок текста отсутствовал. Характеристика некоей процветающей страны — несомненно Англии, чья «торговля овладела целым миром», — оттеняла экономическую и всякую другую отсталость России и, по-видимому, оказалась неприемлемой для цензуры. Салтыков восстановил текст в третьем издании (1864). Начальные строки — автобиографичны. Речь тут идет о студенте Троицко-Сергиевской духовной академии М. П. Салмине. Он занимался с мальчиком Салтыковым в 1836–1837 гг.