Михаил Салтыков-Щедрин - Том 2. Губернские очерки

• Название: Том 2. Губернские очерки
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1965

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

«Губернские очерки», появлявшиеся в печати отдельными рассказами и сценами в 1856–1857 гг., составили первое по времени крупное произведение Салтыкова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Спившийся с кругу и пустившийся в «прожектерство» отставной подпоручик Живновский; вымогательница и сутяжница госпожа Музовкина; «образованнейший» помещик-насильник Налетов, «повинный в умертвии черноборской мещанской девки»; «сентиментальный буян» Забиякин, всегда готовый «раскровенить» ближнего; мошенник и шулер Горехвастов; наконец, «талантливые натуры» — Корепанов, Лузгин, Буеракин, — не сумевшие найти общественно полезного применения своим способностям, растерявшие все свои живые начала и погрузившиеся в тину мелочей и праздной мечтательности, — таковы основные фигуры в «групповом портрете» российского поместного дворянства, созданном в «Губернских очерках».

На этом «портрете» «высший класс общества» нигде, ни разу не показан в цветении дворянской культуры, как в некоторых произведениях Тургенева и Толстого. Это везде лишь грубая, принуждающая сила или же сила выдохнувшаяся, бесполезная.

Глубоко критическое изображение русского дворянства в «Губернских очерках» положило начало замечательной салтыковской хронике распада правящего сословия старой России. Эту «хронику» писатель вел отныне безотрывно, вплоть до предсмертной «Пошехонской старины».

Отнеся все положительное в «Очерках» к народу, народному лагерю, а все отрицательное к лагерю противонародному, Салтыков со всей отчетливостью показал, на чьей стороне находятся его симпатии и антипатии.

При всем том за глубоко гуманными народолюбивыми побуждениями и намерениями писателя еще не стояла в «Очерках» вполне созревшая, до конца продуманная общественная программа. Главное заключалось в том, что демократизм Салтыкова еще лишен в это время сознания своего единства с крестьянской революцией. К этому сознанию писатель придет на более позднем этапе своей биографии — на этапе идейного сближения с «Современником» Чернышевского. Пока же это отсутствие реальной опоры для своего демократизма Салтыков пытаетсязаменить надеждами на то, что на помощь крестьянству, народу — еще не готовым на данной ступени своего развития к самостоятельной борьбе, — может прийти само правительство, сама власть, провозгласившие либеральный курс. Лишь они — в тогдашнем представлении Салтыкова — способны защитить «Иванушек» от сословно-эгоистических притязаний хорошо организованной дворянско-помещичьей силы.

Теоретическим источником, питавшим эти заблуждения, было непонимание Салтыковым классовой природы государства. Это не была его индивидуальная ошибка. Такое непонимание было, в той или другой форме и степени, присуще всем просветителям и утопическим социалистам. Рассматривая исторически сложившуюся в России верховную власть как силу, стоявшую над обществом, Герцен писал в 1862 г.: «Императорская власть у нас — только власть, тоесть сила, устройство, обзаведение; содержания в ней нет, обязанностей на ней не лежит, она может сделаться татарским ханатом и французским Комитетом общественного спасения, — разве Пугачев не был императором Петром III?»[223]

Салтыков, как и Герцен, делал из этих ошибочных теоретических посылок ошибочные же выводы, будто Александр II, заявивший о предстоящих преобразованиях, пойдет в них так далеко, что может «начать человеческую эпоху в русском развитии»[224]. Отсюда призывы честно и со знанием дела служить правительству, помогать ему в его «борьбе со злом» крепостнического строя.

«Смею думать, — программно заканчивал Салтыков в 1856 г. «Введение» к «Очеркам», — что все мы, от мала до велика, видя ту упорную и непрестанную борьбу с злом, предпринимаемую теми, в руках которых хранится судьба России, — все мы обязаны, по мере сил, содействовать этой борьбе и облегчать ее»[225].

Такая позиция — Салтыков в ближайшие годы отказался от нее, но смог изъять из произведения приведенные слова лишь в 1864 г., когда понадобилось 3-е издание «Очерков», — была не только приемлема, но и желательна для правительства, вынужденного в обстановке кризиса режима, после Крымской войны, искать опоры и содействия в либеральных кругах общества. Нет ничего удивительного поэтому, что представители так называемого правительственного либерализма, в том числе сам царь Александр II и его министр внутренних дел С. С. Ланской, а также известный впоследствии деятель крестьянской реформы Н. А. Милютин — «красный бюрократ», как его звали в охранительном лагере, — все они на первых порах сочли полезным произведение, содержавшее (дело шло о журнальной редакции) не только критику недостатков «государственной машины», но и призывы содействовать правительству в налаживании ее, сотрудничать с властью.

Когда в конце 1856 г. по настоянию министра юстиции, крайнего реакционера графа В. Н. Панина, «Губернские очерки» «повергнуты были на усмотрение государя», тот отозвался, что он «радуется появлению таких произведений в литературе»[226]. А в 1858 г., утверждая доклад Ланского, представлявшего Салтыкова на должность вице-губернатора в Рязани, Александр II, в ответ на замечание министра, которым тот хотел оградить себя, «что-де вот это тот самый Салтыков, который пишет и проч.», сказал: «И прекрасно; пусть едет служить, да делает сам так, как пишет»[227].

Либералы могли найти и находили в «Очерках» заявления, схожие с их девизами. Но, по существу, Салтыков наполнял эти призывы иным, чем либеральные идеологи и политики, содержанием. Правительство Александра II с его лозунгами «обновительной деятельности» могло найти и нашло в «Очерках» основания назначить их автора на ответственный административный пост. Но в Рязань поехал не обыкновенный царский чиновник, проводник очередного правительственного курса, а своего рода чиновник-утопист, жаждавший практически участвовать в работе на пользу народа, надеявшийся принести ему эту пользу на поприще государственно-административной деятельности.

Чтобы правильно представить себе характер воздействия первого крупного произведения Салтыкова на современников, необходимо указать на одно важное обстоятельство. Реформистские иллюзии в «Очерках» — то, что в них принадлежит не демократизму, а либерализму, — воплощены собственно лишь в образе «автора записок», образе, в значительной степени субъективном. Именно рассуждения и замечания Николая Ивановича Щедрина, относящиеся к поискам социального дела, «практики», грешат формулировками, политический смысл которых не выходит за пределы либерализма.

Но в целом, всем объективным художественным содержанием своих «Очерков» Салтыков не только отвергает либерально-просветительскую идеализацию государственно-административного аппарата самодержавия и клеймит в серии обличительных «биографий» его служителей-чиновников, но и резко противопоставляет дворянско-помещичьему и чиновничье-казенному пафосу «государственной России» демократическое чувство непосредственной любви к родине и к ее простому трудовому люду.

И, разумеется, огромность успеха «Губернских очерков» при их появлении объяснялась не призывами автора содействовать преобразовательным начинаниям власти. Такие призывы раздавались в ту пору со всех сторон. Главная причина успеха была в силе впечатления от салтыковской критики современной русской жизни, — критики, богатой и мыслью, и достоверностью реалистических наблюдений действительности, и внутренним огнем убеждения, и художественной яркостью красок, и лиризмом негодования.

В атмосфере начавшегося демократического подъема и возбуждения «Губернские очерки» сразу стали центральным литературно-общественным явлением.

Уже в своем отклике на первые четыре «губернских» очерка, только что появившиеся, Чернышевский с присущим ему чутьем общественно-политической обстановки выразил «уверенность» в том, что «публика наградит своим сочувствием автора». По мере выхода очередных книжек «Русского вестника» Чернышевский отмечает в кратких упоминаниях неуклонное нарастание предсказанного им интереса общества к салтыковским рассказам. А статью, специально посвященную «Очеркам», он начинает с признания всеобщности и громадности успеха обличительного произведения Салтыкова[228].

С заявления о том, что «Очерки» «встречены были восторженным одобрением всей русской публики», начинает свою статью о салтыковском произведении и Добролюбов[229].

Эти свидетельства — авторитетнейшие уже по одним именам их авторов — подтверждаются множеством показаний других современников.

«„Русский вестник” идет в гору <…> особливо в последних книжках, — сообщает сыну М. С. Щепкин, — „Губернские очерки” чрезвычайно живы и верны — о них теперь всеобщая молва»[230]. «Читающий мир занят <…> „Русским вестником”, где печатаются „Губернские очерки” Щедрина. Его уж ставят выше Гоголя…» — записывает 28 декабря 1856 г. в свой дневник Е. А. Штакеншнейдер[231]. «Я виделся на днях с Салтыковым, автором „Провинциальных <!> очерков”, производящих фурор», — пишет И. С. Тургеневу в Париж 20 января 1857 г. M. H. Лонгинов[232]. «Успех „Русского вестника” невероятный, небывалый, — извещает А. И. Герцена в письме от 28 февраля Н. А. Мельгунов и поясняет: — Но знаешь ли отчего? По милости Щедрина (провинциальные <!> очерки)…»[233]