Михаил Салтыков-Щедрин - Том 2. Губернские очерки

• Название: Том 2. Губернские очерки
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1965

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

«Губернские очерки», появлявшиеся в печати отдельными рассказами и сценами в 1856–1857 гг., составили первое по времени крупное произведение Салтыкова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Однако «надворный советник Щедрин» — это не только условный персонаж, определенный прием в композиции произведения. Это вместе с тем и живущее в нем лицо, объективный художественный образ.

Правда, образ как бы дробится и множится в гранях нескольких характеристик, кажущихся с первого взгляда взаимоисключающими. С одной стороны, «автор записок» — всего лишь служилый обыватель Крутогорска. Он причастен всем «провинностям» местногочиновничества, не отделяет себя от него и даже в «прожектере» Живновском угадывает «нашего поля ягоду». Вместе с тем со страниц интимно-лирического «дневника» этого «обывателя» возникает автопортрет передового русского человека, воспитанного на умственных настроениях эпохи 40-х годов — настроениях Белинского, Герцена, Петрашевского, — но оказавшегося в «растлевающих» условиях далекой провинции перед трагически ощущаемой угрозой «примирения» с миром социального зла. С одной стороны, «автор записок» с уверенностью говорит о себе как о «вполне деловом человеке» и доказывает своим собеседникам необходимость и возможность приносить пользу в любой, хотя бы и самой малой сфере практической работы, которая для него является синонимом труда честного чиновника. С другой стороны, он с такой же решительностью признает себя, напротив того, «человеком негодным» к практической деятельности, потому что последняя необходимо требует сделок с «совестью» и «рассудком», а он «идеалист», отрицающий компромисс. Не меньший разнобой и в суждениях о Николае Ивановиче Щедрине его крутогорских знакомцев. По мнению помещика Буеракина, это «образцовый чиновник», неподкупный блюститель законности, «наш Немврод». В представлении же «его превосходительства» — губернатора — Николай Иванович «размазня» и «мямля», а не администратор; ведь он отвергает взгляд на чиновничество как на «высший организм».

Противоречивость характеристик не лишает, однако, образ «автора записок» ни жизненности, ни внутреннего единства. Она сходна со сложной целостностью идейных исканий и практического опыта самого Салтыкова в годы вятской ссылки. Биографический комментарий устанавливает, что из этого опыта писатель почерпнул многое, что отразилось в образе Николая Ивановича Щедрина. Но Салтыков, разумеется, не ставил перед собою задачу изобразить в «авторе записок» самого себя и свою жизнь в Вятке. Он резко протестовал, когда иные из современников, например Тургенев, склонны были порою приписывать ему такие намерения.

Его цель была иная. Он хотел придать изобразителю быта и нравов Крутогорска черты прогрессивно настроенного деятеля, «либерала», на практической работе[213]. Тип этот был крайне редок, а по существу утопичен в жизни тогдашнего русского общества, которое (как и отражающая его литература) в соответствии с действительностью выдвигало больше, среди носителей передовых взглядов, людей «благих порывов», чем положительных свершений. Салтыков же, и по свойствам «деловой складки» своей натуры, и по причастности к просветительским иллюзиям, которые в первые годы царствования Александра II объективно сближались с распространенными тогда реформистскими иллюзиями, высоко ценил в ту пору этот тип, в котором впоследствии совершенно разочаровался.

Поиски человека действия, способного преодолеть паралич практики, на который была обречена николаевским режимом демократически настроенная интеллигенция, велись Салтыковым в ту пору очень интенсивно. Они были неразлучны с внутренними сомнениями, проходили в спорах писателя с самим собою и, вероятно, с теми, с кем он делился своими мыслями. Указанные колебания явственно отразились в образе «автора записок», от лица которого часто, но далеко не всегда, говорит с читателями сам Салтыков. Как и в образе Никанора Затрапезного, от имени которого ведется мемуарная хроника «Пошехонской старины», последнего произведения писателя, в аналогичном образе его первой книги «свое» перемешано с «чужим», а вместе с тем дано место и «вымыслу».

Кроме того, роль выразителя собственных мыслей и настроений Салтыкова играет в «Очерках» не только некоторый знакомый ему господин, носящий имя Щедрина. Эту роль писатель поручает и другим действующим лицам, в том числе отрицательным персонажам. Собственно от себя он не говорит нигде.

В своей первой автобиографической записке, датируемой 1858 г., Салтыков счел нужным сообщить: «Для характеристики взгляда писателя можно указать на следующие очерки: „Скука”, „Неумелые” (конец), „Озорники” и „Дорога”». Обращаясь к названнымрассказам, читатель убеждается, что лишь в первом и последнем из них выразителем настроений Салтыкова выступает «я» рассказчика, то есть Николай Иванович Щедрин. В очерке «Неумелые» (в конце его) эта роль передана «умному старику» мещанину Голенкову. Что касается «Озорников», то о взглядах писателя здесь следует судить по его резко отрицательному отношению к герою этого рассказа-монолога. Изображенный в «Озорниках» чиновник высшего порядка, яростный антидемократ, формалист, противник самобытности, теоретик и проводник ненавистного Салтыкову принципа «бюрократической централизации», предстает перед читателем законченным антиподом той фигуры практического деятеля, которую писатель пытался, в это время, создавать в литературе и в жизни.

В названных Салтыковым «очерках» читатель найдет «характеристику» преимущественно тех его взглядов, которые в перспективе дальнейшего развития писателя оказались преходящими, связанными с его тогдашней переоценкой общественно-преобразующих возможностей «честной службы». Конечно, сославшись в автобиографии 1858 г. только на эти взгляды, Салтыков тем самым подчеркнул важное значение, которое он придавал им тогда. И действительно, знание политической биографии автора «Губернских очерков» помогает кое-что понять в этом произведении. Но гораздо важнее знать, с каким общим мировоззрением подошел в своей первой книге писатель к изображению современной ему действительности.

Основа «концепции» русской жизни, художественно развернутой в «Губернских очерках», — демократизм. Причем это демократизм уже не отвлеченно-гуманистический, как в юношеских повестях 40-х годов, а исторически-конкретный, связанный с крестьянством. Салтыков полон чувства непосредственной любви и сочувствия к многострадальной крестьянской России, чья жизнь преисполнена «болью сердечной», «нуждою сосущею».

Салтыков резко отделяет в «Очерках» трудовой подначальный народ (крестьян, мещан, низших чиновников) как от мира официального, представленного всеми разрядами дореформенной провинциальной администрации, так и от мира «первого сословия». Народ, чиновники и помещики-дворяне — три главных собирательных образа произведения. Между ними, в основном, и распределяется пестрая толпа, около трехсот персонажей «Очерков» — живых людей русской провинции последних лет николаевского царствования[214].

Отношение Салтыкова к основным группам тогдашнего русского общества и метод их изображения различны. Он не скрывает своих симпатий и антипатий.

Представления писателя о народной жизни еще лишены социально-исторической перспективы и ясности. Они отражают крестьянский демократизм в его начальной стадии. Образ русского народа — «младенца-великана», еще туго спеленатого свивальниками крепостного права, — признается Салтыковым пока что «загадочным»; многоразличные проявления русской народной жизни — объятыми «мраком». Необходимо разгадать эту «загадку», рассеять «мрак». Следует узнать сокровенные думы и чаяния русского народа и тем самым выяснить, каковы же его моральные силы, которые могут вывести массы к сознательной и активной исторической деятельности (как просветитель Салтыков придавал этим силам особенное значение). Такова положительная программа Салтыкова в «Губернских очерках». Чтобы осуществить ее, Салтыков сосредоточивает внимание на «исследовании» преимущественно духовной стороны народной жизни.

В рассказах «В остроге» («Посещение первое»), «Аринушка», «Христос воскрес!» и в первых очерках раздела «Богомольцы, странники и проезжие» Салтыков пытается как бы заглянуть в самую душу народа и постараться понять внутренний мир «простого русского человека». В поисках средств проникновения в эту почти неисследованную тогда сферу Салтыков ставит перед собой задачу установить «степень и образ проявления религиозного чувства» и «религиозного сознания» в разных слоях народа. Но в отличие от славянофилов, подсказавших писателю формулировки этой задачи, реальное содержание ее не имело ничего общего с реакционно-монархической и православной идеологией «Святой Руси».