Владимир Львов - Альберт Эйнштейн

• Название: Альберт Эйнштейн
• Автор: Владимир Львов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Это книга о жизни и научных открытиях одного из величайших физиков нашего времени. Альберт Эйнштейн, мужественный ученый, смело пролагавший новые пути в науке, творец теории относительности, коренным образом изменившей научные взгляды на законы природы, выдающийся борец за мир, изображен автором на широком историческом фоне, в окружении близких ему людей, в борьбе с научными противниками. Рассказывая о сложном и противоречивом жизненном пути ученого, книга в общедоступной форме знакомит читателя с существом замечательных открытий Эйнштейна.

---

Гостя звали Мандель, Генрих Александрович Мандель. Он был командирован в Берлин на два года Ленинградским университетом. Он вручил Эйнштейну рекомендательное письмо, подписанное несколькими советскими профессорами, и сказал, что хотел бы работать над темой, которую считает самой важной на нынешнем этапе развития физики. Мандель назвал как раз ту тему, над которой работал сейчас сам Эйнштейн.

Работа — о ней знали пока только немногие ученики и друзья — должна была увенчать, так он мечтал, дело его жизни, подвести физику к новому синтезу, в рамках которого даже теория тяготения оказалась бы частным звеном цепи…

Он работал. И когда дальняя комната, где он запирался в одиночестве, вдруг начинала вибрировать странной смесью созвучий, домашние знали, что в работе что-то не клеится. В эти минуты, когда пленная мысль, ища выхода, билась перед преградой, он садился к роялю… Те, кто прислушивался издали к звукам, несшимся из запертой комнаты, открывали в них причудливое сплетенье Моцарта, Гайдна, Шуберта, Бетховена — кусочки мелодий, каденций и пасторалей, сплавленных вихрем импровизации!

Он работал. Потом играл на скрипке — теперь он предпочитал Брамса («к старости мы меняем наши привычки, с тем чтобы остановиться на них уже окончательно!»). Вечером, надев серый свитер, связанный собственноручно Эльзой Эйнштейн, в подвернутых до колен холщовых штанах, спускался к озеру и отплывал, управляя парусами, на яхте, носившей название «Эльза». Управлять парусами, особенно когда ветер дует в бейдевинд, — тут нужна сноровка! И он подметил несколько эмпирических правил, которые можно было обосновать теоретически. Небольшую статейку на эту тему — «К вопросу об управлении парусной яхтой» — он тщательно выстукал на машинке и, подписав «А. Эйнштейн», забросил в почтовый ящик потсдамского автобуса. Статья была адресована в спортивный журнал.

— Чем черт не шутит, может быть, и напечатают! — бурчал он себе под нос, возвращаясь домой.

Редко в летние и осенние вечера он выезжал на несколько часов в город, и поводом для одной из таких поездок было приглашение, полученное от рабочей партийной школы.

Марксистская рабочая школа (Marxistische Arbeiterschule — сокращенно «MASCH») помещалась на Гартенштраосе, в восточном районе Берлина, и была организована берлинским комитетом Коммунистической партии Германии. Сюда приходили не раз Тельман, Ульбрихт и Пик, здесь собирались революционные рабочие, а также безработные — члены партии и беспартийные. Кроме лекций по общеобразовательным предметам, в школе изучались классики марксизма, устраивались дискуссии на философские и научные темы…

В один из осенних вечеров 1931 года в школу на Гартенштраесе прибыл Альберт Эйнштейн. «Он сидел среди нас, рабочих-коммунистов, — вспоминал впоследствии участник этого собрания, — как отец в своей семье. Видно было, что он чувствует себя отлично… Рабочие задавали ему вопросы. Он отвечал, стараясь как можно яснее изложить своим слушателям самые трудные и сложные проблемы науки…» Слушатели, не отрываясь, смотрели на своего профессора. От них не ускользнуло ни одно его слово, ни один жест. Они заметили, например, что всякий раз, когда Эйнштейн особенно глубоко задумывался над каким-нибудь вопросом, он наматывал на указательный палец длинные волнистые пряди своих седеющих волос. «Это было его типичное движение, когда он задумывался!»

Рабочие хотели отвезти его в Потсдам на такси, нарочно вызванном для этой цели. Он категорически отказался и поехал домой в пригородном тряском поезде…

…Было тихо в доме, и Макс Планк, семидесятилетний, но все еще державшийся прямо, как и подобает бывшему лейтенанту резерва, сказал:

— Вот видите! Ваш прогноз, к счастью, не оправдался. Восемь лет прошло, и грязная муть, так досаждавшая нам в начале двадцатых годов, ушла обратно в сточные люки истории…

Эйнштейн в ответ протянул ему иллюстрированное издание в коричневой обложке, издатель которого именовался буквами НСДАП[51]. В альбоме было воспроизведено несколько десятков портретов, снабженных краткими «пояснительными» подписями. На одной из страниц Планк увидел портрет, под которым значилось: «Эйнштейн. Еще не повешен».

Глава тринадцатая. Философия Эйнштейна

1

Альбом с портретами» под фирмой НСДАП выражал, по существу, тот же самый «дух», который в ином плане был представлен книгой «Сто авторов» и прочими подобными изданиями.

Идеологическая реакция, ухватившаяся в предвоенные годы за Эйнштейна, теперь все чаще и чаще переходила в атаку не только против него самого, но и против его философских взглядов, против содержания его работ в физике.

Если частная теория относительности еще могла быть в известной мере философски причесана «под махизм» — определенный повод для этого дали, как мы помним, некоторые методологические промахи самого Эйнштейна, — то теория тяготения с еще большей силой прорывала все эти хитросплетения и поднимала еще выше знамя стихийного материализма в физике.

Ленин в 1922 году назвал Эйнштейна «великим преобразователем естествознания».

Теория тяготения наносила прежде всего исчерпывающий удар по реакционному кантианству с его учением об априорности (субъективности) пространства и времени. «В эйнштейновской теории, — раздраженно констатировал английский космолог Мак-Витти, — гравитационное поле отнюдь не рассматривается лишь как средство вычисления и ничего больше. Согласно Эйнштейну поле проявляет себя в движении тел, то есть поле есть основная реальность, а движущиеся тела — ее акциденции (внешние проявления. — В. Л.)…»

Поизощрявшись некоторое время в потугах «приспособить Эйнштейна к Канту», кантианский лагерь должен был в конце концов выкинуть белый флаг.

В дни кантовских юбилейных торжеств 1924 года — этот юбилей был превращен реакционной германской буржуазией в шабаш ведьм воинствующего идеализма — тогдашний старейшина кантианской школы Генрих Шольце с прискорбием заявил:

«Можно ли примирить кантово учение о пространстве и времени с эйнштейновской физикой? Нет. Надо выбирать: или — или. Или Кант, или Эйнштейн. Больно нам или нет, это другое дело, но верно лишь то, что пути от Канта к Эйнштейну не существует!»

Не легче оказалось положение и махистских фальсификаторов естествознания.

«Я должен признать, — писал известный уже нам Ф. Франк, — что в течение долгого времени я сам считал, что Эйнштейн — сторонник позитивистской трактовки физики. В 1929 году на конгрессе немецких ученых в Праге я прочел доклад, в котором нападал на метафизические (sic!) взгляды и защищал позитивистские идеи Маха. После моего доклада один хорошо известный немецкий ученый, с философскими взглядами которого я был не согласен, взял слово и сказал: «Я разделяю точку зрения человека, который является для меня не только одним из величайших физиков, но и крупным философом. Я имею в виду Альберта Эйнштейна…» После этих слов я почувствовал облегчение, думая, что получу от оратора поддержку в моей полемике. Но я ошибся. Оратор заявил далее, что Эйнштейн отбрасывает позитивистские идеи Маха и его сторонников. Он добавил, что Эйнштейн всегда был согласен с точкой зрения, утверждающей, что физические законы выражают реальные явления, происходящие в пространстве и во времени независимо от наблюдателя… Это заявление меня сильно озадачило… Вскоре я ознакомился со статьей Ланчоша, одного из наиболее идейно близких к Эйнштейну людей, в которой он, Ланчош, рассматривал общую теорию относительности как воплощение цели науки, состоящей в познании физической реальности, а не комбинировании одних только результатов наблюдений. Я был весьма удивлен, прочтя эту характеристику общей теории относительности…»

Господин Франк явно прикидывается простачком, расточая свои «удивления», ибо в действительности он, конечно, превосходно осведомлен о стихийно-материалистическом ядре физики и философии Эйнштейна.

И сегодня, когда легенда о махистском философском «нутре» Эйнштейна находит все меньше легковерных потребителей, махизму не остается ничего другого, как пробавляться дешевыми «психологическими» изысканиями на тему о «раздвоении души» Эйнштейна, о двойственности его философской позиции и т. д.

Противоречия и внутренняя борьба на долгом философском пути Эйнштейна, бесспорно, имели место, но совершенно не в том плане, в каком их измышляют господа махисты.

Материал для прояснения этого пути дает нам философское наследство Альберта Эйнштейна.

2

В конце 1930 года на веранде известной нам виллы в Потсдаме беседовали два человека, связанные, как мы уже знаем, многолетней духовной близостью и дружбой, но в плане философском занимавшие вполне противоположные позиции, как нетрудно убедиться из записи этой беседы.