Михаил Пришвин - Дневники 1928-1929

• Название: Дневники 1928-1929
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-268-00566-9

Книга дневников 1928–1929 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г.

Публикуется впервые.

---

— Удивляюсь, удивляюсь! Больших денег стоит собака!

После того я стал высматривать между травинками, потом на грязи, нет ли там чего, и к радости своей ничего не увидел, к радости, потому что, значит, Нерль стояла не накоротке, а чуяла дальнее. Я оглаживал Нерль, уговаривая, упрашивая ее сделать вперед один шаг, сам, хлюпнув сапогами, пошел за ней, и тогда шагах в десяти от нас вылетел маленький гаршнеп.

Пусть опять мы не нашли в траве молодого бекаса, пусть опять она шла как экскаватор и стурила двух старых, это ничего не значит: травы когда-нибудь будут скошены, и она будет непременно работать. Я выдумал пойти с ней в такое болото, где было много воды и спугнутые раньше бекасы могли примоститься <1 нрзб.> на кочках, я рассчитывал, что тут ей невозможно будет носом мять траву и бекаса она с кочки <1 нрзб.> учует верхом. Но стало жарко, собаку облепили слепни, и дальше работать не стало возможности.

На обратном пути Нерль в кустах спугнула бекаса, на короткое мгновение между кустами мелькнул мне бекас, и в глазу осталось как в фотографической камере изображение: под брюшком старого бекаса было что-то еще, было похоже, как если бы ястреб нес голубя. Зная, что спугнутые вальдшнепы таким образом переносят своих малышей, я допустил возможность того же и у бекаса: бекас ведь такой же кулик, только поменьше. Мне очень хотелось проверить это, но все мои поиски в кустах были напрасны.

Еще я был в это радостное утро свидетелем события из утиного мира. Когда, проходя улицу в селе, я подошел к кузнице, утка чирок-трескунок переводила через дорогу, вероятно, из болотистого леса на озерные плесы пять утенят, они были только немного меньше ее. Очень возможно, что она переводила их, потревоженная покосом болот. На этом опасном месте она утят своих пустила вперед, а сама шла позади. Вдруг из-за кузницы бросились ребятишки и побежали за утками, бросая в них песком. Когда они бежали, то уточка бежала одно время даже не взлетая за ними очень шибко с раскрытым ртом. Ребята в один миг переловили утят. Матка перелетела на овсяное поле и села недалеко на воду. Я подошел и спросил их, что они хотят делать с утятами. «А пустим сейчас, пойдем и пустим к матке», — ответили ребята. Я им велел: «Идите скорее!» Но когда они хотели идти к овсу, то утки уже там не было. Все смешались: что делать. В это время вышел кузнец, он из кузницы видел. «Вон сидит!» — сказал он, указывая на край дороги. Ребята пошли туда и пустили утят.

Серега Тяпкин рассказывал мне, что кряквы, скорей всего, прилетают, спарившись: первое время очень мало бывает холостых селезней.

Раз он нашел утиное гнездо и вблизи поставил шалаш. Когда утка пошла к себе на гнездо, верно, чтобы яйца положить, селезень приплыл к его утке и был убит. Дикая утка стала на другой день звать к себе селезня. И второй ее муж был тоже убит. И третий. Всего так убил он шесть селезней. Серега сделал из этого вывод: «Значит, утка не может без селезня».

По словам Сереги, селезень вообще держится гнезда избранной им утки и только ее ему мало: летает к другим и возвращается.

Очень интересно рассказывал об утренних, денных и вечерних присадах уток: от зари утренней до шести — утренний присад, от 8 до вечера — денной и ночной.

О Лермонтове

Он любил в Сушковой (и во всех) то, чего в ней нет, а то, что есть, он ненавидел.

Он верней всего оставался верным своим первым поэтическим восприятиям от нее (то, чего не было), тем более она должна была раздражать его зрелой девой.

Лермонтов и Есенин чем-то похожи друг на друга. Оба сгорели в поэтическом бреду. Но, конечно, Есенин в сравнении с Лермонтовым поэт маленький…

15 Июля. Вчера на ночь сильная гроза, сильный дождь. Сегодня утром непостоянно, в обед дождь, после обеда буря.

Я сегодня утром ходил с Кентой в заказник. Вдали сорвался глухарь. Холостая глухариха увела Кенту далеко от тропы, которая осталась у меня за спиной. Но спина, к сожалению, устроена так, что повертывается вместе со всем телом, а вместе с тем повертывается и все, что находится «за спиной». После того как глухариха взлетела, я долго не мог найти тропу «за спиной» и нашел ее только после того, как, присев на пень, сделал план по компасу. А вообще с компасом не следует бояться никаких лесов, потому что везде есть тропы.

Догадки о болотах

Как образовались кочки? Вначале ровный слой болотных растений. Отмирает, гниет. На этом слое новые растения укореняются в перегное и, отмирая, оставляют бугорки, на бугорках предпочтительно селятся новые растения, и так бугорок растет. Кочки молодых болот покрыты обыкновенно осокой. Потом на этих кочках укореняются деревья и тем значительно осушают болота. На кочках селятся мхи, клюква и другие ягоды. Словом, происходит естественное осушение жидкого болота и оно становится моховым. Места, осушенные деревьями, ростом мохового покрова приподнимаются, вода с них должна стекать на края. Вот почему все моховые клюквенные болота окружены жидкой, заросшей кустарником ольхи и березы, приболотицей. Трудно бывает весной идти только этой приболотицей, но в помощь всегда бывает клюквенная тропа. В нынешнем году эта тропа была залита водой сильней, чем в половодье. Она производила впечатление ручья, покрытого болотными растениями (трилистник, цветок красный, крепкий вроде ягоды малины с одним лепестком, белым сверху, зеленым внизу, для чего-то с острым ноготком).

После березовой жидкой приболотицы начались сосны, толщиной в две руки, сосен становилось больше и больше, хотя и березы не исчезли совсем. В конце концов установилось некоторое равновесие победителей и побежденных, я шел целый час, и все было одно и то же, на десяток сосен одна береза, явно угнетенная, большей частью от сосны отвертывается, склоняя свою крону в сторону. Господствующее население на это не обращает, конечно, внимания. Растительный покров внизу в полном хаосе борьбы, кочки то осиновые, то моховые, поросшие клюквой, то папоротники, то хвощи, то раковые шейки и ночные красавицы, то водяные растения и очень характерны отдельные, там и тут стоящие между деревьями, тростинки. Там, где совершилась осушительная победа господствующего населения сосны и мха, ходить можно довольно хорошо, но где торчат осоковые кочки, налитые водой, — очень утомительно. Вот почему выбираться из такого леса только по компасу, не считаясь с тропами, почти невозможно.

Глушь сильно давит. Даже собака бежит много тише и далеко не отходит. Охотник Павел Кручихин, браконьерствуя, перевел здесь лисиц и куниц. Зато благодаря этому развелось много глухарей. А глухари в свою очередь привлекли браконьеров-охотников из интеллигенции, в заказнике охотятся служащие в лесничестве, ветер<инарный> врач и другие, они же приманивают браконьеров из Москвы.

16 Июля. (11-й урок).

<На полях> Журавли. Жизнь человека дороже всего.

Вечер был вчера строгий, желтый, прохладный и тихий. Утро раннее солнечное, тоже прохладное. На пойме что-то сверкнуло в кустах, — я подумал, косят, это сверкнула коса. Потом еще раз сверкнуло, еще, и вдруг оттуда раздался дружный крик журавлей. В то время я зашел по дороге вперед, и мне стало видно то, что сверкало через редкие кусты: это мокрые от росы журавли ходили на пойме и сверкали своей росою на солнце. Тут я начал собаку натаскивать, а журавли улетели. Пришли докашивать пойму, расставились, косят, я собаку учу. Трудно косить болото, нелегко и собаку натаскивать.

Возле прудика сорвались только два старика бекаса и один молодой. Два раза я давал Нерли найти его в траве, и оба раза она зашивалась до бесчувствия, а бекасенок вылетал случайно, как-то из-под ноги на ее поворотах. Я понял окончательно, что очень вредно, во всяком случае, бесполезно натаскивать собаку по бекасам в траве. Что же делать, неужели дожидаться, пока скосят болотную траву? Я вспомнил одного егеря, который говорил мне, что иногда приходится дать на чай пастуху, чтобы он в подходящем месте прогонял стадо. После того на эти размятые скотом кочки, на грязные копытницы высыпают бекасы. Вот бы найти такое размятое скотом болото с обкусанной травой. Я спросил встречного крестьянина с косой, и вот оказалось, что я хожу не по Журавлихе, как думал, а по Рудачихе, а Журавлиха дальше к озеру, и там по Журавлихе ежедневный прогон скота. Это оказалось очень недалеко, в том месте, где плесом зарастающего озера Полубарского прибавляется пойма впадающей невидимо в него речки (Журавлиха). По гати, устроенной для перехода скота, я перебрался на Захаров Остров, покрытый кочками, между которыми трава была скусана и местами все растоптано в грязь. Вокруг острова пойма с зелеными плесами.

Я забыл отметить нечто новое у Нерли, замеченное мною, когда она сегодня зашилась в траве по молодому бекасу у прудика: в первый раз за все время она так увлеклась «шитьем», что не слыхала моего крика и даже свистка. Я понял это как естественное пробуждение охотничьей страсти и приготовился, чтобы постепенно ввести ее в берега культуры. И вот при вступлении моем на Захаров Остров Нерль делает первую свою потяжку, несколько шагов делает тихо вперед с поднятой головой, и вылетает бекас. Он садится недалеко на пойме. Нерль бросается за ним и не слышит моих приказаний. От моего крика и свистка вокруг срывается десяток бекасов, кроншнепы большие серые и малые пестрые, чибисы целой тучей поднимаются на воздух, и все это в страшном беспокойстве кричит и свистит. Нерль опомнилась и вернулась. Я постегал ее несильно ремешком, хотя потом в этом раскаивался: так велико, так небывало в моей практике было ее последующее послушание среди пачками вылетающих бекасов и особенно под носом бегущих старых и молодых кроншнепов. Ни на их крики, ни на их взлет она почти не обращала внимания, поглощенная всецело новым своим открытием причуивать дичь на расстоянии по ветру. Совершенно так же как и Кента, она мгновенно сокращала ход, когда причуивала бекаса по воздуху и тихонько вела к нему. Правда, ни разу не было, чтобы эти потяжки оканчивались стойкой, и расстояние потяжки было в лучших случаях не больше десятка шагов. Но все равно, ведь это первый только день открытия его, самого приема потяжки. И все это я объясняю удачным выбором места с обкусанной травой, а еще сильным ветром, против которого я вел собаку. Мне думается, что искусство егеря при натаске собак должно выразиться в значительной степени уменьем разыскать подходящее место и угадать тот момент нарастания сознания собаки, когда она должна лучше всего воспринимать запах дичи. Открытое место и ветер — главное условие. Искусство егеря должно сопровождаться огромным сокращением времени натаски.