Юрий Лотман - Пушкин

• Название: Пушкин
• Автор: Юрий Лотман
• Издательство: Искусство
• Жанр: Языкознание
• Год: 2003
• ISBN: 5-210-01483-5

В книге впервые собраны все работы Ю М. Лотмана, посвященные жизни и творчеству великого русского поэта. Том состоит из четырех разделов, первый — биография А. С. Пушкина; второй — статьи и исследования, третий — заметки, рецензии и выступления, посвященные творчеству поэта, четвертый раздел полностью посвящен роману «Евгений Онегин», сюда вошел и знаменитый лотмановский «Комментарий» к бессмертному творению поэта.

Вступительная статья известного филолога Б. Ф. Егорова, которого долгие годы связывала с Ю. М Лотманом личная дружба, рассказывает о судьбе ученого, о его пушкинских исследованиях.

Книга адресована специалистам-филологам, педагогам и учащимся вузов и школ, а также всем интересующимся творчеством А. С. Пушкина

---

Отношение П к статье Кюхельбекера было сложным: признавая ее выдающимся явлением в истории русской критики и солидаризируясь с критической стороной позиции Кюхельбекера, П не мог согласиться с архаизаторским пафосом программы критика.

10 — Трубу, личину и кинжал… — П перечисляет символические атрибуты Мельпомены — музы трагической поэзии. Закончивший 7 ноября 1825 г. «Бориса Годунова», П полагал, что именно трагедия окажется генеральным путем русской литературы.

XXXIII, 5 — Припомни, что сказал сатирик! — Сатирик зд.: И. И. Дмитриев (1760–1837) — поэт, соратник Карамзина.

6-8 — Ч у ж о г о т о л к а хитрый лирик… — В сатире «Чужой толк» (1795) Дмитриев осмеял одическое «парение», обвинив творцов торжественных од в неискренности и продажности и изобразив ловкого автора:

Лишь пушек гром подаст приятну весть народу,
Что Рымникский Алкид поляков разгромил
Иль Ферзен их вождя Костюшку полонил,
Он тотчас за перо и разом вывел: ода!
Потом в один присест: такого дня и года!
«Тут как?.. Пою!.. Иль нет, уж это старина!
Не лучше ль. Даждь мне Феб!.. Иль так: Не ты одна
Попала под пяту, о чалмоносна Порта!
Но что же мне прибрать к ней в рифму, кроме черта?
(Дмитриев, с. 115–116).

XXXIV, 9 — И впрям, блажен любовник скромный… — Любовник зд.: «влюбленный», «возлюбленный». Пушкинская эпоха знает два употребления слов «любовник» и «любовница». Одно имеет значение «влюбленный в кого-нибудь, возлюбленный, любимый» (Словарь языка Пушкина, II, 521); второе означает «мужчину, с которым женщина находится во внебрачной связи», или соответственно женщину (там же, с. 522–523). Количество употреблений в том или ином значении в творчестве П неодинаково: в первом «любовник» — 58, «любовница» — 30; во втором — соответственно 11 и 10. «Любовник» в значении «возлюбленный» был функциональным галлицизмом (amant, — e) и воспринимался как поэтизм, второе значение звучало прозаически.

XXXV, 6–8 — Ко мне забредшего соседа… — Работая в 1824–1825 гг. над «Борисом Годуновым», П читал его А. Н. Вульфу (ср. в дневнике Вульфа: «…в глазах моих написал он и «Бориса Годунова…» — цит. по: Пушкин в воспоминаниях современников, т. 1, с. 421). В у л ь ф Алексей Николаевич (1805–1881) — сын соседки и приятельницы П, тригорской помещицы П. А. Осиповой, в период михайловской ссылки П — дерптский студент. Во время посещения Тригорского Вульф приятельски сошелся с П и познакомил его в 1826 г. с Языковым. Вульф оставил дневник, богатый сведениями о П (см.: Вульф А. Н. Дневник. М., 1929).

Строфа XXXV, рассчитанная на то, чтобы вызвать у читателей иллюзию полного и непосредственного автобиографизма, на самом деле подчинена художественным законам литературной полемики и в этом отношении определенным образом стилизует реальный пушкинский быт. Позже Б. Федоров, как писал П, «выговаривал» ему за то, что он «барышен благородных и вероятно чиновных назвал девчонками (что, конечно, неучтиво), между тем как простую деревенскую девку назвал девою:

В избушке распевая, дева
Прядет
(XI, 149)».

В комментируемой строфе проявляется та же стилистическая тенденция: простонародный быт трактуется как поэтический, а дворянский дается средствами фамильярно-сниженной стилистики. Соответственно сдвигаются характеристики няни и соседа. Слово «подруга» в поэтической традиции тех лет окрашено было в тона литературности, лиризма и звучало возвышенно:

И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла
(II, 1, 157),

Ей нет соперниц, нет подруг
(III, 1, 287);

Подруга возраста златого,
Подруга красных детских лет…
(I, 171).

Слово «подруга» обычно у П в метафорическом употреблении как поэтический адекват выражения «постоянная спутница»: «Задумчивость ее подруга», «подруга думы праздной», «на праздность вольную, подругу размышлений». Наконец, это определение музы:

А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей
(VIII, III, 13–14).

Применение слова «подруга» к старушке няне, крестьянской женщине, звучало как смелый поэтизм, утверждение права поэта самому определять эстетические ценности в окружающем его мире (тот же стилистический эффект в стихотворении «Подруга дней моих суровых» — III, 1, 33). Одновременно П демонстративно снизил образ «соседа»: в бытовой реальности михайловской ссылки поэт мог читать «Бориса Годунова» лишь людям типа Вульфа или Языкова, слушателям, напряженно заинтересованным (один был философски и эстетически образованным человеком, другой — поэтом, влюбленным в русскую старину) и мало напоминающим случайно забредшего увальня-соседа. В авторском «я» этой строфы выступают черты литературного стереотипа писателя-графомана, который ловит слушателей и «душит» их своими декламациями. Тема эта получила развитие в следовавшей за ней в первом отдельном издании следующей, XXXVI строфе, которая в печатном тексте издания 1833 г. оказалась опущенной, в результате чего строфа XXXVII получила сдвоенный номер.

Уж их далече взор мой ищет,
А лесом кравшийся стрелок
Поэзию клянет и свищет,
Спуская бережно курок.
У всякого своя охота,
Своя любимая забота:
Кто целит в уток из ружья,
Кто бредит рифмами, как я,
Кто бьет хлопушкой мух нахальных,
Кто правит в замыслах толпой,
Кто забавляется войной,
Кто в чувствах нежится печальных,
Кто занимается вином:
И благо смешано со злом
(VI, 648–649).

XXXVI. XXXVII, 5 — Онегин жил анахоретом… — Анахорет — отшельник. В описании жизни Онегина в строфах XXXVI–XXXIX отразились черты реального быта автора в Михайловском.

7-8 — И отправлялся налегке

К бегущей под горой реке.

Купание в Сороти было обычным началом пушкинского дня в Михайловском.

Туда, туда, друзья мои!
На скат горы, на брег зеленый,
Где дремлют Сороти студеной
Гостеприимные струи;
Где под кустарником тенистым
Дугою выдалась она
По глади вогнутого дна,
Песком усыпанной сребристым.
Одежду прочь! Перед челом
Протянем руки удалые
И бух! — блистательным дождем
Взлетают брызги водяные.
Какая сильная волна!
Какая свежесть и прохлада!
Как сладострастна, как нежна
Меня обнявшая Наяда
(Языков H. M. Собр. стих. Л., 1948, с. 115)

9 — Певцу Гюльнары подражая… — Певец Гюльнары — Байрон, Гюльнара — героиня поэмы «Корсар». Ср. в письме к А. П. Керн: «Байрон получил в моих глазах новую прелесть <…> Вас буду видеть я в образах и Гюльнары и Лейлы» (XIII, 249 и 550).

10 — Сей Геллеспонт переплывал… — Геллеспонт — древнегреческое название Дарданелльского пролива. Байрон переплыл Дарданеллы 3 июля 1810 г.

14 — И одевался… — В беловой рукописи следовало:

И одевался — только вряд
Вы носите ль такой наряд

XXXVI
Носил он русскую рубашку,
Платок шелковый кушаком,
Армяк татарской на распашку
И шляпу с кровлею как дом
Подвижный — Сим убором чудным
Безнравственным и безрассудным
Была весьма огорчена
Псковская дама Дурина
А с ней Мизинчиков — Евгений
Быть может толки презирал,
А вероятно их не знал,
Но все ж своих обыкновений
Не изменил в угоду им
За что был ближним нестерпим
(VI, 598).

В печати строфа XXXVIII была опущена, а следующая получила сдвоенный номер. Ср. рассказ П. Парфенова: «…ходил эдак чудно: красная рубашка на нем, кушаком подвязана, штаны широкие, белая шляпа на голове». С другой стороны, см. противоположное свидетельство А. Н. Вульфа: «…мне кто-то говорил или я где-то читал, будто Пушкин, живя в деревне, ходил все в русском платье. Совершеннейший вздор: Пушкин не изменял обыкновенному светскому костюму. Всего только раз, заметьте себе — раз, во все пребывание в деревне, и именно в девятую пятницу после пасхи <т. е. перед троицей. — Ю. Л.>, Пушкин вышел на Святогорскую ярмарку в русской красной рубахе, подпоясанный ремнем, с палкой и в корневой шляпе, привезенной им еще из Одессы» (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 413).