Манфред фон Браухич - Без борьбы нет победы

• Название: Без борьбы нет победы
• Автор: Манфред фон Браухич
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эту книгу можно назвать романом жизни ее автора.

Жизнь Манфреда фон Браухича, известного немецкого спортсмена, неотделима от немецкой истории с двадцатых и до шестидесятых годов нашего века. И поэтому в книге Браухича читатель найдет много материала для характеристики немецкой жизни бурного, драматического пятидесятилетия, — периодов, когда в стране господствовали правительства Веймарской республики, а за ними — кровавый диктатор Гитлер, и периода, когда на Западе Германии власть надолго оказалась в руках всевозможных реакционеров.

Советский читатель подготовлен к знакомству с книгой Браухича. На голубых экранах нашей страны в свое время демонстрировался телефильм ДЕФА, созданный по мотивам этого произведения, — ленту "по Браухичу" смотрели миллионы советских людей. Можно сказать, что этот телефильм пробудил в наших людях интерес к книге Манфреда фон Браухича. И теперь они получают возможность удовлетворить свой интерес полностью, читая эту книгу.

Без борьбы нет победы... Такой афоризм Манфред Браухич избрал для заглавия своей книги. В этот заголовок он вложил двойной смысл. Книга его — о мужестве, проявленном на двух аренах: спортивной и политической.

Автор повествует о том, как он побеждал на гоночных трассах, о том, как в острой борьбе ему удалось достигнуть победы на путях общественно-политической деятельности.

Еще в двадцатых годах Манфред фон Браухич, отпрыск немецкого аристократического рода, ушел в автогонщики и достиг в области гоночного спорта немалых успехов. Во времена гитлеризма он был спортивной звездой в "третьей империи". На его пути были головокружительные удачи, были трудности и поражения, были так называемые большие призы на различных, в том числе международных, соревнованиях. Карьера его с полным успехом могла продолжаться и после крушения гитлеризма, в условиях Западной Германии. И как богатый аристократ, и как звезда на международном спортивном небосклоне, он мог и после второй мировой войны стать любимцем и баловнем неонацистских кругов в Федеративной Республике Германии.

Но к этому времени у Манфреда Браухича началось подлинное духовное прозрение. Он поставил точку на своей карьере гонщика в буржуазном мире и пошел на полный, на решительный, на принципиальный разрыв с этим миром. Браухичу опротивел кровавый и преступный мир капитализма, мир продажности и грязных денежных отношений. И он, чье имя было занесено, вписано в "Железную книгу германского дворянства истинно немецкого духа", нашел в себе силы порвать все связи с буржуазным обществом, разорвать в том числе и все семейные узы и обрел новую, истинную родину в стране социализма — в Германской Демократической Республике.

В ГДР Манфреда Браухича, ставшего убежденным соратником борцов за демократию, окружили вниманием и почетом. Здесь он завершил и издал книгу "Борьба за метры и секунды", здесь он занялся и дальнейшей литературной работой, к которой обнаружил отличные способности. Здесь он продолжил общественную деятельность, которой грубо помешали ему в Западной Германии Конрада Аденауэра. В 1960 году он был избран президентом Олимпийского общества ГДР, действующего под благородным девизом: "Служить миру, уважать жизнь!" Свои мемуары, автобиографию, в которой он рассказывает и о себе и прежде всего о времени, о годах и десятилетиях, Манфред Браухич также посвятил борьбе за мир. Эта книга в высшей степени поучительная, учащая ненавидеть и презирать капиталистическую действительность, зиждущуюся на насилии и войнах, учащая любить действительность социалистическую, дорожить ее принципами и достижениями.

---

Гизела мало говорила со мной на эту тему, хотя мы с ней понимали, что мои новые старты будут первыми шагами на пути возобновления моей прежней карьеры. Почему-то я верил, что счастье снова улыбнется мне. Сама атмосфера автомобильных гонок так неотразимо привлекала меня, что об отказе от своего любимого спорта я и думать не мог. Я вновь очутился в родной стихии, стал посещать руководителей заинтересованных фирм, вел с ними переговоры, подписывал контракты и очень скоро заново изучил все подробности этой повседневной и многосторонней конкурентной борьбы. Усталый и разбитый, я возвращался по вечерам домой и в шутку сравнивал себя с ласточкой, которая в погоне за мошками выделывает в воздухе самые невообразимые фигуры "высшего пилотажа". У меня не оставалось времени на всякие размышления, и поэтому все добрые намерения, накопившиеся в дни переезда в Европу, уже слегка запылились и лежали где-то в долгом ящике. Более того, мысли, еще недавно казавшиеся мне такими верными и точными, просто мешали мне, и, втянувшись в новый этап моей борьбы за существование, я отказался от них.

Правда, мой дом в Мангейме и акции, которыми управлял господин Кох, обеспечивали меня постоянным и довольно неплохим доходом. Но это был мой "железный резерв", неприкосновенный запас. Будучи еще довольно молодым, я считал преждевременным черпать из него. Теперь я заключил контракты на пять гонок, надеялся хорошо заработать и осуществить нашу давнюю мечту — приобрести участок в Кемпфенхаузене, на восточном берегу Штарнбергского озера, или где-нибудь рядом. Земля там использовалась под пахоту, с нее открывался чудесный вид на лежащее напротив местечко Штарнберг и на цепь альпийских вершин...

Наконец фон Фалькенхаузен доставил мне сконструированную им "БМВ-веритас" для первой пробной поездки. Она совсем не удовлетворила меня, напротив, очень расстроила: неудобное сиденье, жесткая амортизация, тесное расположение педалей. При переключении скоростей я задевал сгибом пальцев за борт кузова и исцарапался в кровь. Не говорю уже о слабой приемистости этой машины и отвратительных тормозах. Невольно я сравнивал ее с отличными, продуманными до малейших деталей машинами, на которых ездил до войны. И все-таки мною владело неодолимое желание вновь завертеться в вихре гонки, вдыхать любимые мною горячие запахи могучих моторов.

Для начала я подал заявку на участие в состязаниях на "Большой горный приз Германии" под Фрайбургом. Это был 12-километровый маршрут с 176 поворотами. Во время одного из тренировочных заездов перед крутым правым поворотом я задел ногой педаль акселератора, не затормозил в нужную секунду, пошел боком, пролетел впритирку между двумя киосками с газированной водой и "приземлился" передними колесами на скалистом выступе, у подножия отвесного горного склона. К счастью, машина не очень пострадала, а я отделался порезами на лице и сильно ушиб верхнюю челюсть о ветровое стекло.

День гонок тоже оказался для меня несчастливым. Проехав около 3500 метров, я очутился на повороте, посыпанном густым слоем щебня. Уж не знаю, что мне там помешало, может, следовало чуть поубавить скорость, но я вылетел с трассы и повис над обрывом. Еще слава богу, что не рухнул в пропасть. Меня вытащили тросами обратно на шоссе. В сообщении об этой гонке говорилось: "Машина в сохранности, водитель цел и невредим, гонку закончил неудачно".

Не повезло мне и в следующей гонке па знаменитой трассе вокруг замка "Солитюд" под Штутгартом: из-за неустранимого дефекта я выбыл из состязания вскоре после его начала.

Неделю спустя разыгрывался "Большой приз Германии" на моем любимом Нюрбургринге. Здесь я выступал против всего международного семейства ведущих асов, располагавших первоклассной материальной частью. В особенно выгодном положении были итальянцы на новейших "ферари" и "альфа-ромео". Таким образом, уже с самого начала я мог в лучшем случае рассчитывать разве что на четвертое или даже пятое место. В дни "разминок", казалось, все было против меня. Мне даже не удалось как следует потренироваться: мой двигатель забарахлил уже в первый день, а на второй его вообще заклинило, и только благодаря крайнему напряжению сил и присутствию духа мне удалось спасти свою жизнь. Последний день тренировок тоже прошел впустую — машину не успели починить. Поэтому на старте меня поставили в последний ряд "табуна", чего прежде не бывало.

Стремясь примкнуть к группе ведущих, я с первых же секунд провел серию сложных обгонных маневров и оставил нескольких конкурентов позади. Это было очень рискованно, но зато я сразу оказался в средней группе. Мои немецкие коллеги, ехавшие на самодельных конструкциях, уже на первых кругах начали выбывать из строя, в различных точках маршрута прилипали к обочине, словно мухи к клейкой бумаге. Памятуя о почтенном возрасте моего двигателя и его затрудненном "дыхании", я строго придерживался предписанного числа оборотов. Только благодаря этому после первой половины соревнования я еще оставался в числе "выживших" немцев. Больше того — вследствие такой тактики до самого момента моего выхода из гонки ее будущий победитель Альберто Аскари опередил меня всего лишь на два круга.

Между десятым и двенадцатым кругами из-за нехватки бензина я застрял в конце прямой, на расстоянии двух километров от финиша. Пришлось выйти из машины и пойти пешком. Я понуро брел мимо трибун, держа в руке баранку. Во время этого долгого и горестного пути мое сердце старого гонщика едва выдерживало! Я вспомнил 1937 год, когда мне точно так же, с баранкой в руке, пришлось вернуться к месту старта и финиша.

Естественно, меня одолевали не самые приятные мысли, и я прибавил шагу, чтобы поскорее окончилось мое унижение. Тем временем сотни тысяч зрителей на трибунах с нетерпением ожидали появления Альберто Аскари, занявшего первое место. У всех было приподнятое настроение, все хотели воздать победителю заслуженные почести. И вот тут-то на широкой площадке между гаражами и трибунами показался пешеход. Это был я. Не знаю, чем объяснить дальнейшее. Может, люди на трибунах тоже вспомнили о моем триумфе в 1937 году, но вдруг толпа разразилась такой овацией, что я едва устоял на ногах. Сперва я не принял это на свой счет, но снова и снова я слышал, как выкрикивали мое имя. Мне стоило огромных усилий поднять руку в знак благодарности. В эту минуту я понял, что более прекрасного и достойного окончания карьеры автогонщика и желать нельзя. И тут я принял твердое решение: никогда больше не брать в руки столь любимый мною, а зачастую и столь грозный руль гоночного автомобиля!

Взволнованный таким знаменательным для меня прощанием с болельщиками, я подошел к боксам. Здесь меня не ожидали верные товарищи по команде, как это бывало прежде, а только мой механик, грустно восседавший на ящике. Мне не подали традиционного бокала вермута с водой, а... стакан молока. Так не было еще ни разу в жизни. Молоко для меня приготовила Гизела. Когда я сообщил ей о своем решении никогда больше не залезать в гоночную машину, она несказанно обрадовалась. Вместе с ней я навсегда покинул арену, на которой пережил не один знаменательный для меня час.

Вечер мы провели в узком кругу друзей. Кто-то предложил тост в знак одобрения моего добровольного ухода из автоспорта. Я кивнул и выпил, не ощутив никакого раскаяния. "Теперь твоя нога не ступит больше в стремя норовистого мустанга, — подумал я, — и слава богу, а то еще свалишься с седла и сломаешь голову!"

Я не стал предаваться грустным раздумьям и решил приступить к литературной обработке моих воспоминаний. Тугой ветер гонок еще свистел в моих ушах. Мой большой опыт, все, что я пережил на арене жизни и за ее кулисами, должно было лечь в основу моей книги, задуманной и для молодого, и для зрелого читателя. Работать я начал уже осенью 1950 года. Кому же я мог предложить эту книгу? Я вспомнил о своем старом знакомом гамбургском издателе Ровольте, с которым сразу же связался. Горячо одобрив мой замысел, он предложил мне в свой ближайший приезд в Мюнхен встретиться для обстоятельного обсуждения моих литературных планов.

Через месяц, когда Ровольт оказался в "баварской метрополии", мы подробно оговорили взаимные обязательства и заключили договор.

Ободренный этим удачным началом, я с удвоенным рвением принялся писать книгу под названием "Борьба за метры и секунды".

Ошибка или цель?

В первый день рождества среди доставленной мне корреспонденции я обнаружил приглашение на зимние спортивные игры в Оберхоф.

Оберхоф?..

Я внимательно пригляделся к марке на конверте, к бланку письма, несколько раз перечитал подпись: Фред Мюллер, председатель Германского спортивного комитета.

Я не знал никакого Фреда Мюллера, а про Оберхоф мне было известно, что этот городок находится "там", в той части Германии, где правят "красные" и где, по сообщениям западногерманских газет, царят не только голод и нищета, но и страх. Почему же вдруг это почетное приглашение? И какое я мог иметь отношение к зимним спортивным соревнованиям в Оберхофе? Я никогда не прыгал на лыжах с трамплина, а в качестве любителя-слаломиста едва ли мог бы привлечь чье-либо внимание. За все время моей спортивной карьеры зима всегда была для меня временем отдыха, и только.