Манфред фон Браухич - Без борьбы нет победы

• Название: Без борьбы нет победы
• Автор: Манфред фон Браухич
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эту книгу можно назвать романом жизни ее автора.

Жизнь Манфреда фон Браухича, известного немецкого спортсмена, неотделима от немецкой истории с двадцатых и до шестидесятых годов нашего века. И поэтому в книге Браухича читатель найдет много материала для характеристики немецкой жизни бурного, драматического пятидесятилетия, — периодов, когда в стране господствовали правительства Веймарской республики, а за ними — кровавый диктатор Гитлер, и периода, когда на Западе Германии власть надолго оказалась в руках всевозможных реакционеров.

Советский читатель подготовлен к знакомству с книгой Браухича. На голубых экранах нашей страны в свое время демонстрировался телефильм ДЕФА, созданный по мотивам этого произведения, — ленту "по Браухичу" смотрели миллионы советских людей. Можно сказать, что этот телефильм пробудил в наших людях интерес к книге Манфреда фон Браухича. И теперь они получают возможность удовлетворить свой интерес полностью, читая эту книгу.

Без борьбы нет победы... Такой афоризм Манфред Браухич избрал для заглавия своей книги. В этот заголовок он вложил двойной смысл. Книга его — о мужестве, проявленном на двух аренах: спортивной и политической.

Автор повествует о том, как он побеждал на гоночных трассах, о том, как в острой борьбе ему удалось достигнуть победы на путях общественно-политической деятельности.

Еще в двадцатых годах Манфред фон Браухич, отпрыск немецкого аристократического рода, ушел в автогонщики и достиг в области гоночного спорта немалых успехов. Во времена гитлеризма он был спортивной звездой в "третьей империи". На его пути были головокружительные удачи, были трудности и поражения, были так называемые большие призы на различных, в том числе международных, соревнованиях. Карьера его с полным успехом могла продолжаться и после крушения гитлеризма, в условиях Западной Германии. И как богатый аристократ, и как звезда на международном спортивном небосклоне, он мог и после второй мировой войны стать любимцем и баловнем неонацистских кругов в Федеративной Республике Германии.

Но к этому времени у Манфреда Браухича началось подлинное духовное прозрение. Он поставил точку на своей карьере гонщика в буржуазном мире и пошел на полный, на решительный, на принципиальный разрыв с этим миром. Браухичу опротивел кровавый и преступный мир капитализма, мир продажности и грязных денежных отношений. И он, чье имя было занесено, вписано в "Железную книгу германского дворянства истинно немецкого духа", нашел в себе силы порвать все связи с буржуазным обществом, разорвать в том числе и все семейные узы и обрел новую, истинную родину в стране социализма — в Германской Демократической Республике.

В ГДР Манфреда Браухича, ставшего убежденным соратником борцов за демократию, окружили вниманием и почетом. Здесь он завершил и издал книгу "Борьба за метры и секунды", здесь он занялся и дальнейшей литературной работой, к которой обнаружил отличные способности. Здесь он продолжил общественную деятельность, которой грубо помешали ему в Западной Германии Конрада Аденауэра. В 1960 году он был избран президентом Олимпийского общества ГДР, действующего под благородным девизом: "Служить миру, уважать жизнь!" Свои мемуары, автобиографию, в которой он рассказывает и о себе и прежде всего о времени, о годах и десятилетиях, Манфред Браухич также посвятил борьбе за мир. Эта книга в высшей степени поучительная, учащая ненавидеть и презирать капиталистическую действительность, зиждущуюся на насилии и войнах, учащая любить действительность социалистическую, дорожить ее принципами и достижениями.

---

Когда в предотъездной сутолоке я пожимал руку Руди Цента, его обычно веселое лицо было суровым. "Вот видишь, — сказал он, — твои нацисты давно уже впрягли спорт в политическую повозку. Но вам, гонщикам, конечно, приходится закрывать на это глаза и без звука покоряться приказам вашего министра иностранных дел. Счастливого тебе пути! Поклонись Мюнхену и... оставайся оптимистом! До скорого свидания, Манфред!"

Из-за недоверия к англичанам на каждый грузовик поставили по большой канистре с высокосортным бензином, чтобы в случае надобности идти своим ходом. При малейшей неосторожности машины могли загореться и стать, так сказать, первыми символическими факелами новой войны...

Но все обошлось, и наутро мы благополучно высадились в Голландии.

Никогда в жизни, плывя вверх по Рейну, я не видел так мало машин на его берегах, как в этот раз. Казалось, Германия вымерла. Угрозы Гитлера начать войну нагнали на всех немцев смертельный страх. Люди отупели от многолетнего барабанного боя. Все выжидали.

Но вот было заключено Мюнхенское соглашение. Подписанное в ущерб чехословацкому народу, оно вроде бы устранило непосредственную опасность войны24. Королевский автоклуб Англии, желая наверстать упущенное, сразу же возобновил переговоры о гонках на "Большой приз". В середине октября мы снова всем гамузом отправились из Штутгарта в Англию. В день гонок флаг со свастикой мирно развевался рядом с "юньон-джэк", французским "триколором"25 и итальянским знаменем с фашистским пучком ликторских розог. В последний день тренировок его королевское высочество герцог Кентский, младший брат короля, приехал посмотреть на нас, как бы подчеркнув спортивную беспристрастность англичан. Дик Симэн удостоился чести представить нас высокопоставленному гостю.

К сожалению, уже в начале первых "пристрелочных" заездов со мной случилась неприятность. Распахнув перед Симэном выездные ворота парка, я вскочил на подножку его машины, чтобы проехать метров полтораста через лужайку к старту. Симэн пронесся на большом газу по ухабам и рытвинам, затем резко рванул руль, я не удержался, пулей отлетел в сторону и, перекувырнувшись несколько раз, распластался на земле. Результат: три или четыре кровоизлияния в бедре и левом предплечье и перелом мизинца на левой руке. Это сильно подорвало мою "форму", а извинения Симэна за "шалость", конечно, не помогли мне.

В день гонок, 22 октября 1938 года, герцог Кентский в присутствии многотысячной толпы дал старт последнему состязанию года. Всем его участникам, кроме Нуволари, который от начала и до конца шел первым, крупно не повезло. На двадцатом кругу пробило масляный бак одного из "альфа-ромео", и добрая сотня метров маршрута покрылась липким слоем. Руди Хассе и швейцарец Кауц на машинах "ауто-унион" влетели из-за этого в кювет. Англичанин Симэн, который хотел выиграть любой ценой, тоже соскользнул с шоссе. Нуволари, Лангу и мне каким-то чудом удалось выйти из скольжения. Понятно, что из-за полученных травм я чувствовал себя на этой "скачке с препятствиями" вдвойне скованным. На 60-м кругу камнем разбило ветровое стекло Германа Ланга, ревущий поток встречного воздуха ослеплял его, идти на 270 километрах в час стало невозможно, и он сбавил темп. Машина Боймера, младшего из команды "Мерседес", загорелась из-за неисправности в выхлопе. И все в том же духе. В конце концов победил Нуволари на "ауто-унион"; Ланг, Симэн и я — все на "мерседесах" — заняли остальные места. Этим неудачным состязанием и окончился сезон 1938 года.

Как и за месяц до того, после нашего поспешного "бегства" из Англии, я отправился в Баварию, мою излюбленную "вторую родину", чтобы отдохнуть в своем доме на берегу Штарнбергского озера, по соседству с дачей артиста Ганса Альберса. Я хотел встретиться с ним, зная, что он снимается в каком-то фильме в баварском местечке Гайзельгастайг и живет в мюнхенском отеле "Регина".

Между моим жилищем в Поссенхофене и перестроенным крестьянским домом Альберса в Гаратсхаузене, находился нарядный коттедж Эрнста Хэннэ, бывшего мирового рекордсмена по мотоциклетным гонкам, работавшего для фирмы БМВ. Все мы были "приозерниками" и частенько приезжали друг к другу на моторках или водных лыжах.

Мы крепко сдружились и провели втроем много вечеров, распивая вино и коньяк, играя в кости и хохоча до слез над уморительными рассказами и анекдотами Альберса. Юмор этого популярного гамбургского актера и его неизменно хорошее настроение вошли в поговорку, и многие из его пессимистически настроенных современников искали его утешительного общества.

Лучше всего он чувствовал себя в своем доме в Гаратсхаузене, в котором расхаживал в крестьянских сабо. С мостков своего лодочного сарая он иногда ни с того ни с сего сталкивал в воду кого-нибудь из своих любимых гостей в полном параде. Зимой ежеутренне окунался в студеное озеро, еще больше закаляя свой на редкость здоровый организм...

Портье сказал мне, что мой друг у себя в номере, и, обрадованный, я направился к нему. Он занимал так называемые "княжеские покои". Облаченный в утренний халат, он сидел в кресле и читал сценарий.

"Наконец-то ты пришел, дружище! — восторженно рявкнул он. — Входи, входи, молодой человек! Они, говорят, хотели испортить вам последнюю гонку. Это правда? По крайней мере так я слышал. Мало им кино, этим коричневым фрицам, теперь они взялись и за вас, спортсменов. Командуют везде и во всем... Но давай-ка утешься, мой мальчик, — сказал он смеясь и налил мне шаровидный бокал такого коньяку, которым бы не побрезговал даже рыцарь Джон Фальстаф. — Ну, выпьем за лучшие времена!.. А теперь расскажи-ка, что с тобой было в Англии..."

С нацистами у Альберса не было ничего общего. Его жена, еврейка Ганзи Бург, была вынуждена эмигрировать в Англию. Альберс решительно отклонил все предложения кинодиктатора Геббельса сниматься в гитлеровских агитках. Он был одним из немногих крупных артистов, которые никогда не присутствовали на шикарных приемах у министра пропаганды.

Выслушав мой подробный отчет о наших приключениях в Англии, Альберс предложил мне провести с ним вечер в обществе двух восходящих кинозвезд.

"Оставь машину у подъезда, притащи свой чемодан и переночуй у меня".

Его номер состоял из салона, большой спальни и ванной комнаты. Мы позвонили Эрнсту Хэннэ и пригласили его присоединиться к нам.

Неприятные дни, пережитые в Англии, были забыты. Даже шотландское виски не напомнило мне о них.

Дружеская услуга

Как-то в начале декабря 1938 года, придя без приглашения на квартиру фрау фон Штенгель на Курфюрстендамм, я застал у нее Ганса Леви.

Едва переступив порог комнаты, где они сидели, я почувствовал какую-то тягостную атмосферу и насторожился. Здесь происходит нечто весьма неприятное, подумал я. Сердечное приветствие хозяйки не изменило этого ощущения, напротив, выражение ее глаз и раскрасневшееся лицо только укрепили мои подозрения.

Извинившись за неожиданное вторжение, я спросил, можно ли мне участвовать в беседе.

"Мой дорогой Манфред, — засуетился Ганс Леви. — Этот разговор не для вас. Вы живете на другой планете.— И, скорчив гримасу, добавил: — К сожалению, мы оба живем в условиях препротивной действительности".

Я удивленно посмотрел на Ганса Леви — невысокого мужчину с непропорционально большой головой, обычно сопровождавшего свои слова оживленными, но мягкими жестами, к которым вполне подходил его тихий голос, приветливые глаза и очень внимательное выражение лица. Казалось, он вечно охотится за новыми мыслями и сам наслаждается своей находчивостью, когда спорит на различные темы или опровергает мнение противника.

В тот день он был совсем иным. Темные мешки под печальными глазами, беспокойные движения рук, затаенный страх — все это было в нем непривычно и обращало на себя внимание.

Будучи евреем, он, возможно, инстинктивно опасался меня, полагая, что в обстановке нараставшей тогда волны антисемитизма мои добрые чувства к нему могли измениться. Но после первых же слов незримая преграда между нами исчезла, и Леви почувствовал, что я остался прежним.

Взметнувшееся к небу пламя 177 синагог, подожженных в ночь с 8 на 9 ноября 1938 года, показало всему миру истинный лик фашизма. Евреев обложили карательной данью в размере одного миллиарда марок и вслед за тем полностью исключили из экономической жизни страны. Вся заграница возмущалась этой подлостью. Евреев, точно рабов, отправляли в концентрационные лагеря, где они работали в страшных условиях26.

С 1941 года эсэсовские палачи приступили к "окончательному решению еврейского вопроса" — так называлось организованное государством систематическое истребление свыше 5 миллионов евреев. Таковы были плоды Нюрнбергских законов от 1935 года, в подготовке которых видную роль сыграл д-р Глобке, многолетний ближайший сотрудник бывшего западногерманского канцлера д-ра Аденауэра. Утратившие всякий человеческий облик фашисты избивали до смерти или вешали евреев, умертвляли их в газовых камерах, а затем сжигали в особых печах...