Екатерина Левина - Соловей для черного принца

• Название: Соловей для черного принца
• Автор: Екатерина Левина
• Жанр: Исторические любовные романы

Как причудливы, а порой ужасны игры насмешницы-судьбы! Рядом с деревушкой, куда судьба привела героиню, стоит древний замок, принадлежавший ее деду, графу Китчестеру. Округа полнится сплетнями о старом графе и, в особенности, о выходках его подопечного — странного мальчика с белыми волосами. Поговаривают, что он то и есть наследник! Но, ведь, у старика уже есть наследница… Правда, графу еще надо признать ее права!… Пройдут годы, прежде чем юная Найтингейл отправится к замку… Это навсегда изменит ее жизнь! В этой книге есть все — и грустные нотки, и юмор, и почти сказочный замок с привидениями и скелетами в шкафах, и 'драконы', плетущие интриги, и жуткий убийца, затаившийся среди обитателей замка, и, конечно же, любовь… Но любовь ли? Иногда безумие скрывается за маской любви…

---

— В замок. Тебя видят в той стороне.

— Неужели? — протянула я. — И часто видят?

— Достаточно! — отрезал он неприветливо.

— А кто?

Он не ответил. Подняв лоснящийся камешек, он запустил его в воду и стал пристально наблюдать за разраставшимися кругами. Когда вода успокоилась и сделалась гладкой, как зеркало, Рэй произнес, все еще смотря на воду:

— Не ходи туда. Нечего тебе там делать!

— Но, я должна! Это моя семья!

— Не придумывай. Они другие.

Я хотела возразить ему, сказав, что Китчестеры ничем не отличаются от обычных людей, но не нашла аргументов. И еще больше расстроилась. Разве я знала — какие они? Все, чем я располагала, были насмешливые рассказы старика и мои собственные неуемные фантазии, в которых владельцы замка порой представали в комичном свете.

— Не жди от них хорошего — там только беды.

— Не будь таким суеверным, Рэй, — засмеялась я, при виде его сдвинутых бровей. Поняв, что я не послушаю его, и все равно буду ходить к замку, он равнодушно отвернулся от меня и, сдержанно распрощавшись с Сибил, зашагал прочь.

Через несколько дней я наконец-то увидела старика. Моей радости не было предела. Еще издали, когда я только подходила к бревенчатому мосту у замка, мое внимание привлек белый дымок, сочившийся сквозь ивовую зелень, и я сразу поняла, что старик там и ждет меня. Подобрав юбку одной рукой, а другой, придерживая широкополую шляпу, я со всех ног бросилась бежать к берегу, где в зарослях ивы на скамейке, лукаво щуря глазки и беззастенчиво ухмыляясь, сидел тщедушный старичок. Он был все в том же темно-зеленом костюме и высокий, похожий на церковный колокол, котелок лихо кренился набок, придавая старику самый что ни на есть плутовской вид. Трость его валялась рядом у ног, а сам старик, расслабленно облокотившись о дерево, нежился на солнышке, беззаботно попыхивая трубкой и выпуская густые клубы дыма. От восторга, переполнившего меня при виде его сухонькой фигурки, я бросилась ему на шею и расцеловала в изборожденные морщинами и оспинами щеки.

— Ну всего обслюнявила, бесстыдница! — гаркнул он, высвобождаясь из моих объятий и довольно блеснув глазками, добавил. — Зацелуешь старика до смерти! Сердце то никудышное — куда мне такие удовольствия! Тут и до рецидива недалеко!

Не обращая внимания на его бурчания, я опустилась рядом с ним на скамейку и, сжав его горячие исхудалые руки, воскликнула:

— Признавайтесь, сейчас же, как вы! Я ужасно переживала! Поверьте, у меня просто нет слов, чтобы описать вам, как я волновалась все эти дни. Вы не появлялись, и я не знала, что с вами: больны ли вы все еще или уже здоровы… О, простите я опять слегка напориста!

— Слегка? — шутливо переспросил он, вопросительно наморщив кустистые брови. — Хватаешь за грудки человека, еще не пришедшего в себя от твоего приветствия, и выколачиваешь из него последнее, что осталось в нем живого!

— Вы бессердечны! — притворно возмутилась я. — Оставьте мне хотя бы крохотный шанс оправдаться!

— Никаких оправданий! Иначе я останусь здесь, навсегда пригвожденный к этой хлипкой скамейке, твоей "легкой" напористостью.

— Вместо того чтобы заниматься языковой гимнастикой и острить, тратя драгоценное время, лучше бы поведали о себе! — заметила я чопорным тоном, развеселившим его. Отсмеявшись, он снял с головы котелок и принялся обмахивать им раскрасневшееся лицо, то и дело, ухая и вздыхая. От жары редкая растительность под котелком взмокла и более короткие волосики, выбившись из патлатого хвоста, стояли дыбом, образуя ершистый ореол. Но в следующий миг лицо его сделалось серьезным, если не сказать печальным. Озорной блеск в глазах поблек, и сам он весь словно скукожился, нахмурившись от непонятной мне тревоги.

— Роби, это я должен оправдываться и просить прощение…

В его голосе послышалась глубокая горечь. Он пристально уставился в одну точку, и рука с позабытой трубкой, покоившаяся на костлявом колене, начала мелко дрожать. Я, замерев, ждала, что он скажет, и мне почему-то казалось, что старик сейчас думает совсем о другом, гораздо более существенном для него, нежели пропущенные из-за болезни встречи.

— Мне тяжело говорить. Но говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать… Разве мог я представить, что окажусь в чем-то не прав, в чем-то ошибусь…Но об этом мы поговорим позднее. Сейчас же я должен признаться…

— Мистер Лемуэл, мне достаточно знать, что с вами все хорошо. И не нужны оправдания.

— Я — одинокий старик, Роби, и к тому же отпетый эгоист, — потому не привык отчитываться перед другими за свои поступки; а тем более, что обо мне кто-то печется и волнуется…Но, как мне показалось, ты переживала за меня. Или, может быть, я не разобрался в ситуации?

— Ну хорошо, в чем же вы хотите признаться? Не томите!

— Я слишком самолюбив, чтобы выражаться кратко.

— И, потому, заставляете других слушать себя столько, сколько желает того ваша себялюбивая натура, не узнав прежде, — желают ли другие засорять свой слух!

— В самое яблочко! — ухмыльнулся старик. — На самом же деле, мое признание слишком простое, чтобы интриговать им… Дело в том, что почти две недели я провел в Лондоне, занимаясь очень важным для меня вопросом. Длительное время я откладывал его, и лишь недавно принял окончательное решение. Моя поездка была не запланированной, а скорее вынужденной. Тем более здоровье дало мне хорошего пинка, и пришлось поторопиться, пока не стало поздно.

— Значит, вы не были больны все это время?

— Я был болен до поездки. И, действительно, целую неделю пролежал бревном в постели. Все с надеждой ожидали, что меня наконец-то приберут к рукам мои рогатые сородичи, но, видать, огненная яма в те дни была набита доверху, поэтому черти решили попридержать мою никчемную душонку наверху, пока не освободится тепленькое местечко.

— Такое негостеприимство, наверняка, очень опечалило вашу родню? — заметила я. — Но вы можете хотя бы о своей жизни говорить серьезно?!

— Если серьезно — то сейчас я бы во всю куролесил на аидовом пиру! Но мальчишка вовремя подсуетился и привез из Солсбери докторишку. А тот оказался головастее, чем местные шарлатаны, и проворнее старухи с косой.

— Вы могли умереть! И вы говорите об этом так беспечно, словно ничего не случилось!

— А разве что-то случилось? — простовато спросил старик и хитрюще подмигнул мне.

Я же упрямо нахмурилась:

— Значит, я должна благодарить врача за то, что он вытащил вас с того света.

— Кто бы вытащил оттуда его самого! — воскликнул старик и с ехидцей добавил. — У него маленькая слабость к морфию.

Я понимающе кивнула. А он продолжал, все более распаляясь:

— Из-за своего пристрастия докторишка и сам на живого не больно похож: тощий, как хворостина. Ходит — костями бряцает, а чихнет — так сдует в окно и не найдешь куда ветром снесло… Первое время я его от постели гнал, думал, что призраки посещать стали, значит час близок. Но гонору в нем, как у монаршего мопса, — сколько его ни прогоняй, а он все пятится тощим задом и тявкает, пока не охрипнет. Так и этот гиппократ, пока не влил в меня полбочонка микстур, не отстал. А его новомодный горчичник — "истинное средство от всех болячек" — все нутро мне, старику, выжег!…Мальчишка то специально этого кровопийцу приволок, точно знал, что вцепиться он в меня своими присосками! Да еще и позабавился, небось, глядя на мои мучения из-за этой пиявки… Но, ведь, как понял, что никому другому не одолеть моего упрямства!

Всю сознательную жизнь я пребывала в блаженном неведении относительно своей склонности к дурным поступкам. Однако в эти минуты я в полной мере осознала всю глубину своей испорченности. Ибо невыносимые страдания мистера Лемуэла вызвали во мне взрыв бурного веселья.

— А вы говорите, что некому о вас заботиться!

— Ха, этот несносный малец позаботиться даже о дьяволе, если найдет в этом выгоду!

— Уж не о Дамьяне ли речь? — спросила я, озаренная догадкой.

— А кто ж еще осмелится… — старик вдруг закашлялся, а когда приступ прошел, закончил, — осмелится действовать без указаний графа.

— А разве граф был против того, чтобы пригласить к вам доктора?

— Нет, но он не имел ни малейшего понятия, что собирается делать мальчишка. А тот в свою очередь даже не посчитал нужным поставить графа в известность.

— И что же сделал Дамьян?

— Да ничего ужасного, наоборот, спас мне жизнь, — признался мистер Лемуэл с кривой усмешкой на губах. — Мальчик спустил с лестницы шарлатана, который объявил, что мой механизм истерт до дыр и надеяться не на что. Затем он отправился в Солсбери, сказав Джордану (это дворецкий), что привезет доктора. Вечером на следующий день они приехали. Дамьян представил нам этого кровопийцу, сказав, что привез одного из самых лучших в Уилтшире специалистов. Правда, тот пытался протестовать и шепотом поведал, что его вывезли силой. Но, когда докторишка увидел меня, согласился, что его похищение было оправданным, и с рьяным усердием принялся за работу. Впрочем, усердие его было рьяным не от большой любви к работе, а от того, что похититель пообещал пристрелить его как вшивую собаку, если пациент к утру не почувствует себя лучше…Позднее мы узнали, что Дамьян загнал до смерти двух лошадей. Одна сдохла в конюшне сразу же, как только они прибыли в Китчестер. А другая прожила еще полночи.