Максим Свириденков - Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

• Название: Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага
• Автор: Максим Свириденков
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21872-1

Вторая мировая потрясла мир. Холодная война едва не привела к его концу. В обеих принимал участие автор этой книги, ветеран дальней авиации Л. В. Касаткин.

Окончив летную школу 21 июня 1941 года, он попал в авиацию дальнего действия. Был командиром экипажа «Ил-4». Совершил 147 боевых вылетов. Участвовал в боях под Ленинградом, в Заполярье, на Балтике, в Берлинской операции от ее начала до падения Берлина. Награжден тремя орденами боевого Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями. В годы холодной войны он противостоял американцам на Севере, участвовал в пражских событиях 1968 года, был «шеф-пилотом» Рауля Кастро, когда тот посещал города-герои. Окончил службу командиром полка на Камчатке, где отслеживал результаты пусков стратегических ракет.

Книга в ходе ряда бесед с Л. В. Касаткиным подготовлена М. Свириденковым — журналистом, лауреатом еженедельника «Литературная Россия» (2003).

---

Говорю я тогда своим ребятам: «Как вы смотрите, если я дней на пять уеду в Минск?» — «А что, Леха, давай!» Пошел я к командиру полка Трехину:

— Товарищ подполковник, так, мол, и так, вы, наверное, знаете, кто у меня живет в Минске?

— Да, знаю, знаю, уже ведь не раз к тебе она приезжала сюда, — улыбнулся он.

— Разрешите съездить в Минск.

— Что, жениться собрался?

— Так точно.

— Но ведь еще война-то не кончилась, — удивился он.

— Знаю, поэтому и боюсь, что меня на последних днях собьют. Лучше уж, если мы с ней все оформим…

Василий Алексеевич обернулся к окну, посмотрел на аэродром и сказал:

— Вон, видишь, стоит наша полковая «По-2», иди садись и вылетай, но имей в виду, что к вечеру должен вернуться.

Я оторопел:

— Товарищ полковник, так что же это за женитьба, если я к вечеру вернусь? Дайте хоть три дня!

Он посмотрел на меня изучающе, подумал немного и говорит:

— Да, все-таки нехорошо возвращаться так рано. Ладно, все равно иди на стоянку, скажи летчику «По-2», чтобы он тебя в Лошицу отвез, — а Лошица как раз на окраине Минска. Самолет приземлится, ты выпрыгнешь с чемоданчиком, а он тут же, не выключая двигатель, взлетит обратно. Но ты чтобы через три дня был у меня тут, как штык!

Я поблагодарил командира и полетел. Выскочив из самолета, сразу поспешил к Нине. У меня были и рабочий, и домашний ее адреса. На следующий день мы расписались. Она жила на частной квартире у своего начальника. Соответственно, на свадьбе присутствовали этот ее начальник с женой, кто-то из соседей и знакомых, а также две девчонки из отдела, в котором работала Нина, с ними она ездила в командировки. Всего получилось человек восемь. Так в марте 1945 года в Минске я зарегистрировал свой брак и получил «пасведчанне аб шлюбе» № 343. То есть я был 343-м, кто женился в Минске после его освобождения.

Глава двадцать первая На подступах к Берлину

К началу апреля от немцев уже были освобождены Белоруссия и Польша. Мы к тому времени перелетели за Брест в польский город Бяла Подляску. Там оказался вполне приличный аэродром. И что меня удивило, фашисты, покидая его, даже и не взорвали на нем почти ничего: несколько воронок от взрывов было только на взлетно-посадочной полосе, но ее очень быстро восстановили. А, скажем, в том же Шаталове немцы постарались по-настоящему, и на взлетных полосах после ухода фрицев весь бетон был покорежен.

Именно из Бяла Подляски довелось мне вылетать на Кенигсберг, Данциг, Пиллау, Штеттин и Берлин.

Что интересно, перед Кенигсбергом располагалось очень много фортов. Каждый форт представлял собой не то что крепость, а целый боевой район, где были и артиллерия, и пулеметы, и гарнизон. Все это оказалось для нас крайне неожиданным, когда мы впервые подлетали к городу. Ведь вокруг того же Ленинграда было всего несколько фортов, а тут весь город буквально окружен такими укреплениями. Каждая из крепостей была очень мощным опорным пунктом. А теперь представьте наши ощущения, если мы собираемся бомбить город, а нас встречают сильным огнем за десять километров до него. Мы меняли курс, но через некоторое время по нам снова стреляли зенитки. Очень озадачило нас поначалу происходящее, но потом мы поняли, что это было такое. После тех полетов я понимаю, насколько было трудно наземным войскам брать форты. Говорят, даже взятие города потребовало от них меньших усилий.

Впрочем, именно на Кенигсберг мне довелось летать днем под прикрытием истребителей. Хотя в полном смысле прикрытием это нельзя было назвать, к самой цели они не подходили. Правда, в этом и не было нужды. Мы шли строем (очень необычно для дальней авиации в тот период), я был в правом звене внутренним ведомым. И, скажу откровенно, особенного удовольствия от бомбометания я не получил. Больше старался держаться в строю и сохранять дистанцию, чем смотрел кругом. Тем более что нам объявили: будет прикрытие, спокойно идите на цель. Кроме того, бомбить надо было, ориентируясь на ведущего. Только у него пошли бомбы, наши штурманы тут же нажали на кнопки сброса. То есть за все девять самолетов прицеливался один ведущий штурман. И получалось, что девять самолетов накрывали землю довольно кучно. У каждого было по десять-тринадцать бомб, среди них и ФАБ-250, ФАБ-500. В результате удар получился колоссальный, было сброшено где-то по 15 тонн с каждой девятки. Какое укрепление здесь устоит? Мы отбомбились все сразу и повернули домой. Когда самолеты оказались над нашей территорией, ведущий покачал крыльями, и мы разошлись. Посадка на аэродром проходила уже в одиночном порядке.

Полет получился абсолютно благополучным. А вот до этого, в ночной вылет, под Кенигсбергом наш самолет в очередной раз едва не сбили. Фрицы по мне врезали из нескольких зенитных батарей. У меня давление масла упало на ноль. Я глянул на левую плоскость, и точно, заливает все маслом. Значит, подбит мотор. Я сразу его выключил. Спросил у Аркашки: «Куда будем садиться?»

А в Пруссии только что освободили от немцев ряд аэродромов, и туда перелетели истребители нашей фронтовой авиации. Вот мне Аркашка и предложил: «Рядом Хайлегенбайль». Мы туда благополучно сели. Истребители нас встретили прекрасно. Мы осмотрели свою машину. Слава богу, мотор оказался цел и невредим, а осколок попал в компрессор, который накачивает сжатый воздух, и перебил масляную трубку. Я тогда спросил, как мне связаться с дальней авиацией. Мне дали телефон, я дозвонился в штаб и попросил, чтобы передали в Польшу, в 8-й авиакорпус дальней авиации, в любую часть (там все равно сразу нам передадут), что Касаткин из 30-го полка сел на вынужденную на аэродроме Хайлегенбайль. И, мол, требуется компрессор сжатого воздуха и трубка подвода к нему.

Надо сказать, что когда мы оказались в Хайлегенбайле, с момента его освобождения прошло всего 5–6 дней. Мы спросили у местных летчиков, можно ли нам пройтись по городу. Нам ответили, что это вполне безопасно, в городе уже все проверено и даже местного населения практически нет.

— В худшем случае вы на труп какой-нибудь неубранный наткнетесь, — заверил нас бравый истребитель.

— А чей труп, наш или немецкий? — уточнил я.

— Конечно, немецкий. Наши уже все убраны, похоронены.

Это меня порадовало. Что примечательно, во время прогулки по городу меня действительно подозвал один из наших стрелков: «Командир, иди сюда!» Я увидел оторванную, уже начавшую гнить человеческую руку.

Мы пошли дальше, и вскоре меня поразили груды валявшихся на тротуарах красных перин. Кто и зачем их выбросил на улицу, почему они были именно такой расцветки — обо всем этом я не знаю до сих пор. Посмотрели мы на них и вскоре решили возвращаться на аэродром. Однако тут моему Гошке пришло в голову, что неплохо бы нам подобрать и взять с собой пуховые подушки. Я согласился, и мы набрали столько, чтобы досталось каждому из нас, да еще по одной для Яши Глушакова и Воробушка. Плюс к тому, еще две или три перины прихватили. Шиковали с Аркашкой, лежа на них, и удивлялись, почему эти перины пышные, но жиденькие. Потом мне объяснили, что такими накрываются, а не спят на них.

Буквально на следующий день после прогулки прилетел наш незаменимый Гриша Иншаков на «Си-47». Он привез механиков, техников и даже стремянки и масло. Я удивился: «Зачем стремянки и масло, здесь же целый полк?!» А они на всякий случай взяли, чтобы подстраховаться. Компрессор мне поставили, заправили его маслом из маслозаправщика на аэродроме, и я смог благополучно взлететь.

Вскоре за Кенигсбергом мы бомбили Данциг. И это была моя вторая дневная бомбардировка. Однако на этот раз летели мы уже без прикрытия и только до цели шли строем, а над Данцигом все разошлись и каждый самостоятельно выбирал цель. Полет прошел спокойно, немецких истребителей там не было, а несколько зенитных батарей существенного вреда никому не нанесли. Немец уже был не тот.

Что запомнилось тогда? Данциг был закрыт каким-то дымом, зато прекрасно просматривался порт, видимо, ветер дул со стороны моря. Штурман сразу мне предложил не сбрасывать бомбы на город, на мирных людей, а ударить по вокзалу, который как раз был неподалеку от портовых сооружений. Мы так и сделали. И так удачно наши ФАБы легли, что сразу сильный взрыв прогремел. Через тридцать секунд там снова что-то взорвалось и загорелось. Скорее всего, мы попали в железнодорожные цистерны. Уже домой повернули, а взрывы там все продолжались.

Замечу, летать днем в тот период было уже не хуже, чем ночью. А вот если бы мы так летали даже в 1944-м, потери пришлось бы нести громадные. Сами понимаете, каково это за пятьсот верст идти в тыл противника при солнечном свете. Другое дело, когда фашисты остались практически без авиации.

15 апреля 1945 года наши войска начали наступление на Зеелов — Мюнхенберг — Берлин. Было это хорошее, мощное наступление. Пехотные и танковые полки перешли Одер и захватили Кюстринский плацдарм. Однако здесь наступление заглохло: немцы подбросили со всех сторон подкрепление, и советские войска никак не могли преодолеть Зееловские высоты. Это была последняя, надежда фашистов, их последний оборонительный вал перед Берлином. Там находились крупнейшие бетонированные и земляные укрепления, и для их разрушения командование решило использовать авиацию.