Максим Свириденков - Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

• Название: Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага
• Автор: Максим Свириденков
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21872-1

Вторая мировая потрясла мир. Холодная война едва не привела к его концу. В обеих принимал участие автор этой книги, ветеран дальней авиации Л. В. Касаткин.

Окончив летную школу 21 июня 1941 года, он попал в авиацию дальнего действия. Был командиром экипажа «Ил-4». Совершил 147 боевых вылетов. Участвовал в боях под Ленинградом, в Заполярье, на Балтике, в Берлинской операции от ее начала до падения Берлина. Награжден тремя орденами боевого Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями. В годы холодной войны он противостоял американцам на Севере, участвовал в пражских событиях 1968 года, был «шеф-пилотом» Рауля Кастро, когда тот посещал города-герои. Окончил службу командиром полка на Камчатке, где отслеживал результаты пусков стратегических ракет.

Книга в ходе ряда бесед с Л. В. Касаткиным подготовлена М. Свириденковым — журналистом, лауреатом еженедельника «Литературная Россия» (2003).

---

Мать честная, мы ведь уже успокоились. Думали, что успели все уйти и теперь вне опасности. А оказалось, немецкий ночной истребитель кого-то поймал… Когда мы пришли домой, в Лиду, то узнали, что во второй эскадрилье не вернулся экипаж Саши Кукушкина. А Саша — это ведь был свой парень, мы в Бузулуке умеете учились, на рыбалку ездили… Так после самого долгого полета я потерял еще одного друга.

Глава девятнадцатая «Товарищ командир, к вам жена приехала!»

Осень 1944-го выдалась дождливой. В небе нависали облака из улетающих птиц. Чернели голые деревья. Мы знали, что победа не за горами. Но ускорить ее наступление даже в том, что от нас зависело, никак не могли. Как я уже говорил, погода довольно часто была нелетной. Мы по-прежнему оставались в Лиде. Ждали нормальной погоды и от нечего делать играли в карты. Помню, однажды во время таких посиделок приоткрылась дверь, девушка из нашего полка просунула голову и как засмеется:

— Товарищ командир, а к вам жена приехала!

Я на нее аж прикрикнул:

— Кыш, какая может быть жена, я неженатый!

Однако Аркашка, штурман мой, сразу предположил:

— Командир, так это ж Нинка приехала!

— А ты откуда знаешь? Не может такого быть! — возразил я ему. — А если уверен, что это она, так езжай и сам встречай!

Про себя еще подумал даже: «У кого такие шутки дурацкие?» С Ниной, девушкой, с которой я познакомился по дороге в полк, мы продолжали переписываться, но надеяться на то, что она из Москвы приедет ко мне в Лиду, было никак нельзя. Между тем, мой Аркашка вскочил, побежал к нашей полуторке. Там Маша Безотказная спала на руле, он ее растормошил: «Поехали на вокзал, в комендатуру!»

А там, не поверите, моя Нинка действительно сидела. Военный комендант ее не пропускал, нельзя ж неизвестно кого пускать в воинскую часть. Аркашка сразу ее узнал, как закричит радостно: «Нинка!» А она посмотрела, что меня нет, сразу пригорюнилась, спрашивает: «А чего Леонид не приехал?» — она-то меня так звала, а не Лехой, как в полку. Аркаша ее успокоил: «Все с ним в порядке, сейчас сама его увидишь!» Привез он ее в полк. Мои стрелки, как Нину заметили, тут же, словно по боевой тревоге, в столовую рванули, к Степану. Сказали ему, мол, к нашему командиру жена приехала, корзинку нашли. Он ее им шикарно нагрузил всякими вкусностями, а потом говорит: «Ужинать ваш командир пусть приходит после того, как все поужинают. Тогда мы тут будем для себя накрывать, и он с женой пускай с нами посидит, чтобы с корзинками туда-сюда не бегать…»

Принесли мне Гоша с Ваней еду от Степана. И я почувствовал, что как-то неудобно мне с Нинкой уединяться. А тут как раз другие мои товарищи по полку подошли, спрашивают: «К тебе приехала мадама?» — «Ко мне». — «Ну так познакомь!» И решил я на всех накрывать. Ребята тут же столы составили. В нашем общежитии столы были большие, и я практически всю эскадрилью пригласил. Что дальше? Мы сидим за столом, благополучно глотаем разведенный спирт, закусываем тем, что Степан прислал. В корзинке оказалось столько разносолов: и селедочка под шубой, и заливное, и чего там только не было. Пообщались мы, решили расходиться, но вдруг (у нас каждый день, как я уже замечал, происходило что-нибудь «вдруг…») — боевая тревога!

Нинка сразу как заревет, но я ей решительно сказал: «Вот моя кровать, ложись, а часов через пять мы вернемся. Так что спокойно спи, и никаких слез!» Она еще сильней заплакала, страшно ей было отпускать меня на войну, спросила: «Куда хоть летите?» А откуда я сам это знал, на КП сообщат и полетим, куда Родина отправит. Однако дошли мы до цели (не помню уже, до какой именно, поэтому врать не буду), отбомбились, прилетели обратно. Вскоре выяснилось, что не вернулся самолет Миши Малеева. Что сталось с его экипажем, никто не знал. Я из столовой пришел в общежитие, Нинка вскочила мне навстречу: «Слава богу, что ты вернулся…» А ей возьми да скажи: «Помнишь, напротив тебя сидел такой вот с маленькими усиками. Его сбили…» Она опять в слезы. Что я мог поделать. Напустил на себя строгость, говорю: «Сейчас я тебя выгоню! Ты что ревешь? Неужели, думаешь, если мы живем за сто верст от линии фронта, то не воюем? Мы каждый день летаем над территорией врага, иногда даже на 500 верст в глубь нее уходим. Оттуда не все возвращаются. Ничего с этим не поделаешь. И слезы ни к чему, а то все мы начнем задумываться, кого из нас собьют следующим…»

Так моя Нина гостила у нас в первый раз, но далеко не в последний. Дело в том, что в сентябре 1944-го она закончила Мосрыбвтуз и после института получила назначение инженером-рыбоводом в только что освобожденный от немцев Минск, в отдел прудового рыбоводства Министерства сельского хозяйства Белоруссии. Что примечательно, в Белоруссии в тот период на все руководящие посты старались назначать партизан, лишь бы у них было хоть малейшее соображение в работе или более-менее соответствующее образование. А заместителями и обычными инженерами уже брали молодых специалистов, направленных из институтов в ту или иную отрасль. Таким образом, у моей Нинки начальником был старый партизан, а их, четырех молодых сотрудниц, постоянно посылали в командировки по всей Белоруссии: восстанавливать взорванные плотины, рыбхозы, питомники. Вот она и смогла заехать ко мне. А дальше, куда бы ни была выписана служебная командировка молодому инженеру-рыбоводу, будь то в Витебск, в Молодечно или в Гомель, но обратно в Минск путь ее обязательно пролегал через Лиду, и моя любимая на одну-две ночки оставалась со мной.

Глава двадцатая Пасведчанне аб шлюбе

Вскоре после бомбардировки Будапешта нам дали задание лететь на Дебрецен, важнейший железнодорожный, узел Венгрии, к которому тянулись шесть железнодорожных магистралей. Именно через Дебрецен фашисты поставляли на фронт многое, что было им необходимо. Это все, конечно, следовало пресечь. И мы полетели. Лидером осветителей назначили экипаж нашего командира эскадрильи Владимира Васильевича Уромова, а двумя другими осветителями выступали мы с Володей Иконниковым.

Задание было очень непростым. Ночь выдалась безлунной, удивительно темной, а возле Дебрецена отсутствовали какие-либо характерные ориентиры, кроме шоссейных и железных дорог. Ночью с высоты их не особо разглядишь. Более того, чуть севернее Дебрецена находился еще один сходный с ним пункт — Ньиредьхаза. И если бы штурман лидера ошибся в расчетах, а мы вслед за ним, то так по ней бы все и отбомбились.

Однако наши штурманы не ошиблись, и мы выполнили задание, как положено. Через некоторое время нас отправили бомбить Дебрецен второй раз, и мы уничтожили немецкий железнодорожный узел окончательно.

Не за горами были и полеты на Берлин. Вскоре к нам пришла директива, по которой дивизиям дальней авиации давалось десять дней на укомплектование и восстановление неисправной техники, чтобы после этого все полки приобрели полную боеготовность и полный состав. Это при том, что полного состава в нашем полку и за всю войну никогда не наблюдалось: 33 экипажа по штату, а на задания всегда уходило около 25–27, максимум — 30. Дело понятное: то у кого-то подбитый самолет в ремонте, у кого-то двигатели отказали, у кого-то заболел или ранен один из членов экипажа, кого-то перевели в другой полк. А тут вдруг установка на полный состав, да еще требование привести самолеты в такое состояние, чтобы они могли идти с максимальной нагрузкой. Конечно, это заставляло задуматься.

Начиналась последняя военная весна. В появившееся свободное время опять пошли разговоры. Разговаривали на войне в основном о родных, о близких. Мне в этом плане было сложнее, ведь мама и бабушка у меня умерли, отец не жил с нами. Рассказывал о своей старшей сестре Вале. Перед войной она жила в Москве в однокомнатной коммуналке со свекровью, мужем и двумя детьми. Плюс был только в одном, что место ее работы находилось прямо за воротами. И еще, что примечательно, поскольку их дом до революции был ломбардом, то толщина стен в нем составляла больше метра и подоконники были широченными. В некоторых семьях дети прекрасно умещались и спали на них. В иных комнатах~жили по семь человек. Это же Разгуляй улица была, старые москвичи знают, что это такое. Я, приезжая к сестре, ночевал на полу, как и дети. Валя с мужем спали на сундуке, свекровь — на кровати. И на войне, знаете, даже такую тесноту все вспоминали с теплотой. А еще о боях постоянно разговаривали, не забывали о них ни на минуту. Мы ведь почти каждую неделю теряли экипаж, а это четыре человека, каждого из которых мы хорошо знали, среди которых были наши лучшие друзья.

Естественно, после подобных разговоров и предположений о том, на сколь опасное задание нас могут отправить дальше, я решил, что пора мне жениться на Нине, а то еще убьют меня под конец войны, так пусть она хоть вдовой будет.

Говорю я тогда своим ребятам: «Как вы смотрите, если я дней на пять уеду в Минск?» — «А что, Леха, давай!» Пошел я к командиру полка Трехину: