Хаген Альварсон - Девятый Замок

• Название: Девятый Замок
• Автор: Хаген Альварсон
• Жанр: Фэнтези

---

Аллиэ медленно встала. В её руке ожил огонь.

— Война — это любовь, а любовь — это война, — спокойно проговорила она, — мы будем вместе, когда придет Великая Тьма, даже если сейчас мне придётся убить тебя.

Глумхарр захохотал. Его хохот скоро перешёл в кашель.

— Хватит, дочь Кирелла, — холодно взрезал воздух голос друида, точно зимний ветер, — прочь с дороги! Если хочешь вернуться в Страну Холмов, подожди меня здесь. Не хочешь — просто исчезни. И так пролилось достаточно крови.

— Посмотрите на него! Он настолько мудр, что решил, что пролитой крови как раз хватит, — ехидно сказал Глумхарр. — Он точно отмерил, взвесил и решил. Он в силах решать, чьей крови должно пролиться! Ты уверен, что правильно выбрал?

Корд'аэн молчал. И смотрел на женщину.

— Война. Хотим мы или нет, — вздохнула ведьма.

— Ты ничему не учишься, лесная кошка. Гори оно всё белым пламенем…

Картина за спиной Аллиэ вспыхнула. Волшебный лес вмиг обратился в уголья. Одежда на ведьме начала тлеть. Её окутал сизый дым, из которого взметнулся столб огня, яркого, как дневной свет. Из дымного кокона еле слышно донеслось:

— Настанет день, когда ты снова пожертвуешь осенью…

— Это проклятие сбудется, — пообещал Хранитель.

— Быть может, теперь потолкуем о деле? — буркнул Корд'аэн, когда дым развеялся без следа.

— Потолкуем, — ухмыльнулся Глумхарр.

* * *

— Ты не можешь быть настолько глуп… — старик смеялся, вытирая лицо беретом, — нет, ты же друид, умный человек… Остановить войну? Зачем? Марш железных колонн, поступь конных рядов, знамёна и рога, рыдающие матери, дым городов, выжженные посевы, маленький дети, мёртвые, грязная, зараженная вода, мухи, бродячие псы и мародёры, добыча, земли, рабы, отцы, торгующие дочерьми… Крепости ужаса, темницы, поражение, ослепление, казни, казни, казни…

Я тоскую по великим войнам прошлого, в которых горел мир. Мир очищался.

Связь поколений, говоришь ты. А я говорю: род прервался. Это уже произошло. Вы опоздали, мудрецы. Это я тебе как Хранитель Хранителю…

Спасать мир, говоришь ты. Как же, молоко на губах, а туда же. Мира нет. Совсем!

Убийцы рассвета, говоришь ты. А что вы сделали с ними? С миром? Вер-ольд, мир людей, это ужас и грязь на золоте. Воздух пахнет плохо. Понюхай, Лис. И не суди, коли не знаешь законов. Суд уже состоялся. Боги жаждут пиршества. И столы уже накрыты.

Корд'аэн молчал. Туман был в его глазах. Туман, боль и слёзы.

— Не плачь, малыш, — Глумхарр встал, подошёл к нему, похлопал по плечу, — у доброго Святого Никласа есть для тебя подарок. Ты плохо вёл себя в этом году. Это славно. Сопли подбери…

Кряхтя, старик оторвал несколько дощечек от пола. Там обнаружилась крохотная кладовка. Начал рыться там, поминая всех святых и королей. Наконец достал пыльную щербатую чашу из потемневшего дерева, обтер платком и поставил на стол.

— Что это?

— Котел Доброго Бога из Вращающегося Замка, — пошутил Глумхарр. — Смешай там песок и воду, а потом выпей. Это чаша, из которой пьют время. Сколько выпьешь, столько и получишь. Ты должен успеть за это время совершить свой подвиг. Впрочем, это не важно, ибо времени нет.

Совсем.

— Мира нет, времени нет… А что есть?

— Жизнь. Смерть. Искусство. Кошки.

Корд'аэн кивнул:

— Благодарю тебя, Хранитель…

— Не за что. Нет, правда, пока что — не за что. Руки прочь, я сказал!

Чёрная трость с клювом ворона взметнулась и опустилась на руку сида, разорвав ладонь. Стальной клюв вгрызся в плоть, покраснел. Корд одёрнул руку слишком поздно.

— Это трость Кромахи Повелителя Воронов, — заметил он, касаясь раны пальцами другой руки, останавливая кровь, сращивая кожу. Потом поднял глаза на Хранителя.

И простонал тихонько, предчувствуя неладное.

Потолок взмыл так высоко, что, казалось, под ним плывут облака. Зал вдруг стал ещё больше, и совсем неуютным. Престолы вознеслись, точно башни. На чёрном троне восседал Глумхарр в железной короне, на алом — Лоддир в шлеме с личиной, на зелёном — Герна в изумрудной шляпе, на синем — Хьёлле в высоком колпаке. На лицах Хранителей покоились маски из серебра. Не было на них прорезей для рта и носа, но чернённый узор был прекраснее и страшнее лиц.

— Жизнь, — произнесла Герна.

— Смерть, — ответила Хьёлле.

— Битва, — глухо процедил Лоддир.

— Искусство, — усмехнулся Глумхарр.

Корд'аэн поднял с пола оброненную кисть.

— Искусство, говоришь? — он глядел в котёл посреди зала, в котором гудело холодное пламя.

* * *

— Я мог бы отпустить тебя, — гремел Глумхарр, — но есть небольшая возможность, что ты сумеешь предотвратить войну. Это плохо. Война — это благо. Война ускоряет расцвет и гибель.

— А ты думаешь, такой… ускоритель необходим? — спросил Корд'аэн.

— Иногда. Кроме того, священный меч войны поёт песни и красит полотна, которых мирное время не знает. А ведь это главное. Когда я разрушил Альвинагард, об этом пели прекрасные песни, и там была любовь, и измена, и разлука, и… Ныне не поют таких песен. Убеди нас, что время мира не станет временем гниения и распада, как это происходит ныне.

— Мир прекрасен, — тихо сказал Корд'аэн, — и боги хранят его…

— Боги скоро станут пировать на останках прекрасного мира, — захохотал Глумхарр, — боги желают своих песен, и они сойдутся на поле великой брани, чтобы играть!..

— Это неправда! — воскликнул Корд'аэн.

— Я расскажу тебе правду, — донеслось вдруг из пламенного котла посреди зала. — Правда в том, что богам нет дела до счастья живых. Их больше заботят ваши предсмертные слова. Они греются вашим огнём. Ваш мир — это их пир. Боги изменились, они не похожи на тех, что творили вселенную и уничтожали древних чудовищ.

— Кто ты? — спросил Корд'аэн у пламени. — Каково твоё имя?

— Много имен у меня. Король Тьмы, Владыка Льда и Пламени, Пляшущий-на-Курганах, Пожиратель Трупов, Супруг Смерти, Страшный Судья, Алый Мастер… Народ твоего отца зовёт меня Хельгрим, а родичи твоей матери — Фир Больг.

— Видеть бога — большая честь, — друид поклонился.

— Мы раньше виделись, много раз. Разве ты забыл?

Нет, он не забыл. Не забыл костров и молитв, казней и побоищ, и сумасшедших глаз, и прекрасной музыки, от которой леденело сердце.

Внезапно в зале стало очень холодно, ибо огонь в кратере поглощал тепло, вместо того, чтобы его отдавать. В углах сгустился мрак. Ветер столетий пронёсся над головой, сдувая пламя со свеч. Друид повернулся к пламени:

— Скажи, ибо я спрашиваю тебя, Алый Мастер, есть ли способ остановить войну?

— Не долго ты думал, друид. Не ты тут судья, и не мудро спрашивать о том прямо.

— Я спрашиваю не как судья, но как ученик у наставника.

— Ученик? — расхохотался Король Тьмы. — Вот тебе мой первый урок. Готов ли ты пожертвовать собой? Провисеть три дня на кресте, под палящим солнцем, облепленный грязью, потом и мухами? Чувствовать, как твои внутренности тянут тебя вниз, медленно разрываются внутри тебя, и нет милосердного сотника? Или — девять долгих ночей на холодном ветру, пронзённый копьём, в жертву себе же, в ветвях древа того, чьи корни сокрыты в недрах неведомых? Тихо, не отвечай. Конечно, ты готов. Я вижу огонь в твоих глазах. И я огорчу тебя. Прошло время огней. Никто не возьмёт этой жертвы. Кому ты нужен? Кто ты? Ты — Сын Божий? Нет. Ты — нищий, ублюдок, ничтожество. Пожертвовать собой — проще всего. А вот выжить, назло и вопреки всему, работать, вести долгую беседу… Хватит ли тебя на это?

Корд'аэн молчал, склонив голову.

Холодное пламя потухло. В зале сделалось совсем темно. Серебряные маски Хранителей светились мертвенным светом, точно лик луны в зените. Казалось, маски без ртов улыбаются.

Корд'аэн повертел кисточку, сковырнул подсохшую белую краску и подошёл к картине "Арфа, меч и кожа".

— Тут есть над чем поработать, — глубокомысленно заметил он.

— Желаешь переписать эти картины? — голос шёл отовсюду, гулкий, насмешливый и сладко-ядовитый. Голос проникал в череп, заливал сердце горьким мёдом, и не знал Корд'аэн, кто теперь говорит с ним. Это был голос самого Замка, пожравшего прежних просителей и героев.

— Да, — отвечал Корд'аэн, — таково моё желание. Я хочу красоты и совершенства.

— Тогда не обессудь, ибо писать придется, как всегда, слезами и кровью. Не только своими.

Вихрь прошёлся по залу. Тени с лицами друзей и врагов окружили волшебника. Белый огонь вспыхнул на кончике кисточки, но не смел Корд'аэн поднять ни рук, ни глаз. Друзья и враги смотрели на него и молчали. Он шептал: "Флиннах, отец мой… Муирнэ, мать моя… Брендах, учитель мой… Аллиэ… О, я не смею, не могу, нет, оставьте меня…" — а затем выронил кисть и посох, и рухнул на колени, созерцая лишь злато-алое сияние солнца, оплетённого омелой.