Хаген Альварсон - Девятый Замок

• Название: Девятый Замок
• Автор: Хаген Альварсон
• Жанр: Фэнтези

---

Перед ним в роскошном кресле сидела девушка в ярко-зеленом платье и большой шляпе с перьями павлина. Края шляпы скрывали лицо. Асклинг узнал её.

— Извиняюсь, йомфру Герна, — он неловко поклонился, — я такой неуклюжий…

— Напротив, ты очень милый, чужеземец, — прощебетала Герна. — Идёшь на смерть, а думаешь о таких мелочах. Лишь герои могут позволить себе такое спокойствие.

— На… куда? — переспросил Асклинг. Он не хотел идти на смерть. Он хотел жить. Вопреки и назло всему.

— На смерть, — повторила Герна. — Об этом можно долго говорить, учёные люди напишут об этом не одну умную книгу, и много будет сломано копий в спорах, но… сущность одна — это просто смерть.

— Не понял. Что — это?

— Твое желание. Смотри.

В углах зала Асклинг заметил два алькова, завешенных шторами.

— Потешь мой слух, деревянный человечек, — промурлыкала Герна, — произнеси своё прошение.

Асклинг молчал. В сердце, которое не билось, закипала злость.

— Не упрямься! — в голосе скользнуло лезвие. — Проси, стань на колени, человечек! "В поле отдал я одежду мужам деревянным — стали с людьми они схожи", — смех летел, словно снег.

— Я хочу стать другим, — покорно вздохнул Асклинг, но на колени не стал.

— Другим? Каким другим? Зачем? А, так ты влюбился? Как мило…

— Я помню, — глухо проворчал зверь, сидящий глубоко на дне бочки, — как две девчонки, на вид чуть младше тебя, едва не погибли. Из-за меня. Они доверились мне. А я стоял, ровно хрен бараний на белую овечку, и смотрел. А они с ума сходили. А я смотрел, опустив руки… И ничего не мог сделать. Ничего!

Знаешь, почему?

Потому что прав был Тидрек.

Потому что мы — рабы. Слепые невольники. Амулет рассыпался тогда в моих руках, потому что я — изгой, урод, человек вне племени, братства, рода людского. Тварь из-за пределов вечной ночи. Корд объяснил мне. Объяснил, хоть и не хотел причинять боль. Он сказал, что любого из Верольд, из Альфум, из Двергар, даже отшельника или изгнанника, заклятие пропустило бы. Но оно не пропускает детей, рабов и чужаков, ибо все они бесправны. Какие права могут быть у говорящей бочки?..

Ты желаешь, чтобы я умолял тебя, Хранительница? О, ты жестока, юная Весна! Слушай же: я хочу стать кем угодно, только бы приняли.

— Ты невероятно дерзок, — покачала головой Герна. — Проси вежливо.

— Пожалуйста, — Асклинг стал на одно колено, — сделай так, чтобы приняли… или убей.

— Убью. Иначе не получится.

И добавила торжественно:

— Благодарю — твой огонь яркий, Асклинг сын Сульда.

Затем отодвинула занавески над альковами.

В одном из них лежал дверг, похожий на Гельмира Златобородого, но ещё больше — на самого Асклинга. Лицо моложе, брюхо меньше, да и ростом чуть выше. От уха до подбородка — шрам.

— Да. Нечто вроде того, — кивнул Асклинг.

В другом лежал Тидрек. Он спал.

— А этот тут при чём?

Герна протянула ему серп на длинной ручке.

— Ты хочешь родиться заново? Тогда пролей кровь. Кровь нужна для рождения. Убей Тидрека — и получишь кровь, что перенесет твой дух в это тело. Рождение — это смерть.

— Какая чушь, — хмыкнул Асклинг, не решаясь взять серп.

— Ты хочешь перерождения? Тогда пролей кровь, — настойчиво повторила Герна. — Нельзя родиться дважды, не умерев ни разу. Вспомни, как тебя сотворили из ясеня. Ты ведь умер тогда. Ясень умер.

— Умер, — следопыт принял оружие, повертел в руках, — но почему именно Тидрек?

Вместо ответа Герна сняла шляпу.

— Он заслужил смерть, — промолвило зеркало на месте лица.

Асклинг таял в глубинах зеркала…

* * *

Выл ветер во мраке ночного леса, ухал филин, вторя ветру, выла маленькая, но злая булава, с размаху падая на голову. Серебряный лик луны ослепительно ярко скалился сквозь кроны, и столь же яркой была молния боли, что пронзила его душу. Годы огненной рекой текли сквозь него, заставляя корчиться.

Лицо Тидрека, искаженное злобой, перекошенное яростью, лютая пляска огня…

…Он бежал по переходам Девятого Замка. Лунный свет пересекал путь. Луна светила, когда мастер вырезал руны на его лице, и она же сияла, когда он опустил руки, чтобы признать поражение. Луна смеялась над ним. Огненная ведьма смеялась над ним.

— Умри, ибо тебе нет места! — пламя с её пальцев ударило, и Асклинг обратился в факел. Охваченный огнём, он бежал дальше, крича от боли, пока не выпал через дыру в полу. Выпал в снег. Дым мешался с туманом. На него смотрела красивая, пустая, холодная возлюбленная Тидрека. Асклинг уже не помнил её имени. Огонь почти его сжёг, и не было волшебной маски…

— Если я дам тебе маску — ты убьёшь Тидрека Хильдарсона? — спросила она. — Пожалуйста, убей его. Он мне надоел. Он должен уйти. А ты живи.

— Где тот цветок, что был на твоей шее?

— Вот он, — указала рукой на бесконечную долину, усеянную цветами. Асклинг наклонился и сорвал эдельвейс.

— Не нужна мне маска, — он раскрыл живые лепестки и отдал цветок ветру. — А ты исчезни, ибо помощь твоя слишком дорога для меня, и нечем за неё уплатить.

Свет померк. Асклинг оказался перед дверью в Девятом Замке. Оттуда отчетливо слышался визг ножовки и странный чавкающий звук.

В комнате, за столе, лежал Гельмир Златобородый. На нем верхом сидел Тидрек и распиливал его ещё живое тело. Руки его были красными по локоть, красные ошметки висели в бороде, безумные, слепые глаза глядели в никуда.

— Что такое, Гельмир? Тебе больно, о величайший из мастеров? — приговаривал он весело. — Больно? А мне не больно? Мне очень весело, да? Сейчас я разрежу твое сердце пополам, и спрячу в двух разных сосудах, и ты обретешь бессмертие… Легенды врут, песни врут, и только я знаю, как всё было на самом деле…

Асклинг закричал. Сумасшедший Тидрек распиливал его самого. Он тоже кричал. Он — мастер. Но дает ли мастерство право распиливать на куски наставников?..

Изломанный, распиленный, сожжённый, Асклинг потянулся прочь от всего этого ужаса, обратно во тьму переходов. Едва дотащился до ближайшей двери. И выпал в лунную ночь.

Он разрывал мясо на куски. Он крушил шейные позвонки. Он требовал жертв. Ибо не важно, лгут ли песни и саги, не важно спустя столетия, как оно было на самом деле. Герой из легенды — это вовсе не тот герой, что на самом деле. И он ничуть не хуже того, живого…

…На Юге есть пословица: "Месть подобна вину. Она должна быть холодной. Должна настояться, выдержаться долгие годы, ибо лишь тогда она обретёт вкус".

Тидрек лежал перед Асклингом. Беззащитный. Асклинг возблагодарил богов, в которых плохо верил. Занеся серп, почувствовал вкус вина четырёхлетней выдержки…

— Твоё здоровье, мастер.

Из зеркала выплыло новое лицо. Милое. Похожее на хитрую лисью мордашку. Изуродованное сине-чёрными пятнами. Алыми угольями голода в глазницах. Клыками. Слюной и пеной на бледных устах…

Драугр, упырь, кру-а-скаттах, — смерть возвращалась в бездну. Она шла по трупам, как и положено. Тянула за собой всех вокруг. Умирали травы и цветы, сохли, рассыпались в пыль. Дёргались в судорогах ящерки, мышки и ночные птицы, трепетали крыльями умирающие мотыльки. Упырь полз к своей сестре, дрожащей в ужасе. Упырь хотел тепла и покоя, а ключом была чужая кровь. Для красноглазой тени — только так.

— Зачем ты мне это показываешь? — Асклинг застыл, занеся серп над головой. Замер, не отрываясь от ртутного лица Хранительницы. — Я разве — кровожадный мертвец?

А разве нет? Тебя ведь тоже не пропустили к Роднику? Пей кровь, пили живую плоть…

" — Ты! — указала на Асклинга. — Меж двух костров, меж двух огней прогоняют скот в самую короткую ночь в году, дабы очистить от скверны. Огни горят ярко, лущится краска, и тлеет светлый ясень. Лей кровь в золотую чашу, пей кровь из золотой чаши, выхватывай из огня кипящее золото и берегись ветра жизни и смерти!

— Я запомню, — молвил Асклинг".

Да, он запомнил. И вот теперь, между смертью и солнцем, предсказание вернулось.

— Лучше не быть вовсе, чем быть кровососом… Лучше сгореть!

Яркий платок вспыхнул на плечах Данны. Пламя отваги, что превыше отчаяния, расцвело в глазах. Золотой Феникс, что живёт в огне и умирает, становясь пеплом, а потом возрождается из праха на погибель врагам.

Золотое Солнце, что гибнет на закате, и воскресает на восходе, в огне и крови.

И, позже, обнажённое девичье тело, покрытое волдырями и ожогами.

Труп?

Быть может.

Но — возродится ли из него птица живой души?

Есть надежда.

"Надежда — это чудовище".

— Я и есть чудовище, — шепчут деревянные губы.

Огни горят ярко. Тлеет светлый ясень. А кровь из золотой чаши ты будешь пить свою.

Асклинг подошёл к своему телу из плоти и крови. Коснулся золотой бороды. Поддел веко, изучая плавающий в небытии глаз. Отвернул полу кафтана, расстегнул рубаху, обнажил торс.