Хаген Альварсон - Девятый Замок

• Название: Девятый Замок
• Автор: Хаген Альварсон
• Жанр: Фэнтези

---

— Я поставлю семь рунных камней по вам, коль скоро вернусь, — юноша ударил кулаком в грудь, задел копьё и охнул: "гадюка битвы" начала причинять боль. Он оживал.

— Твоё сердце болит, не так ли? — смеялся Гаут. — Пусть болит, пусть горит — ты заслужил! Ну? Так кого ты пошлёшь к отцу красавицы Сольвейг?

Плащи и знамена, синие с серебряными крестами, такие холодные, застилали взор. Никто не пошёл бы. Некого просить. Братьев нет!

Юноша заозирался, ища поддержки. Но не было рядом Ардвиса: Гаут убил его второй раз, отбросив заклятием за пределы миров. И тогда он поднял меч на учителя.

— Ты сделал меня фрэльсом после того, как я отказался выполнить твой приказ. Почему? Почему не казнил меня?

Гаут скривился.

— Ты так и не понял? Дуралей… Нашим делом было подавить восстание и казнить вожаков. Чтобы раздвинуть пределы рода людского, мира людей, закона, мудрости. Надругаться над дочкой врага — это не беззаконно, нет, это внезаконно. Но это ещё и немудро. Убить — это одно. Унизить — совсем другое.

— Но сейтона утопили в болоте!

— Да, но по закону. То был предатель. Он пролил кровь своих людей, своей дочери, чтобы, как ему кажется, наложить заклятие. Преступная глупость, вот что это. Гм… а к чему ты спросил?

Из темноты вышли двое вчерашних троллей. Юноша испуганно занёс меч над ними.

— Вчера он поступил мудро, как подобает рыцарю Ордена, — сказал тролль.

А его супруга-колдунья добавила:

— Убить просто, и он мог бы это сделать. Но ведь любопытнее поговорить, правда?

— Прошу вас, помогите… — воин отвёл меч в сторону, вздохнул, — вы не скажете моё имя?

— Мы его не знаем, — ответил тролль. — Но идём за нами, мы выведем тебя к братьям.

А троллина спросила:

— Как звать твоих братьев? Тех, кого ты от нас защищал?

Братьев? Мог ли он звать братьями попутчиков? Тех, кого вёл к Девятому Замку? Асклинга, маленького мудреца с немигающим взглядом? Эльри, хмурого воителя, и прочих коротышек: полудурка Снорри, благородного Дарина, ворчуна Тидрека, Борина-скальда? А викинга Дэора, что ходил на Восток с Готлафом-ярлом, как о том ныне говорили саги? И, конечно, глупо было бы звать братом Корд'аэна, заклинателя из Народа Холмов — хотя, коль вдуматься, было в нём что-то от Харрика. Такое же леденящее спокойствие, что охватывало брата в час испытаний…

Да, он назвал эти имена. И добавил:

— Не знаю, братья ли это. Но сейчас у меня кроме них никого нет. И я отдам жизнь за каждого из них на пути в Девятый Замок. Ибо таково дело Воина Веры. А если завтра кто-то из них захочет моей крови — это мы уладим. Но, сказать по чести, я не жду от них удара в спину, ибо знаю, что ничем его не заслужил.

— Хорошо сказано, Рольф, — послышался знакомый старческий голос, и перед юношей возник совсем уже дряхлый Скулли-сказочник, раб, которому ни к чему была свобода. — Видать, впрок пошли тебе мои байки.

Рольф обнял старика, а потом сильный ветер ударил в спину, возвращая крылья. И копьё вышло наружу с дикой болью и скрежетом, и занялось огнём. Пламя опалило Гаута, задымились чёрные одежды, и Рольф заметил, что почернело лицо наставника. Ибо то не лицо было, а просто маска. Гаут запищал, как скопец, и понял сын Ингвара в сердце своём, что его наставник, Сверрир Хагенсон, никогда не опустился бы до такого. И ударил мечом по чёрной личине.

Разметался плащ, рассыпались доспехи, и жалкий карлик-бриссинг, шаман с посохом-бубном, вытаращил перепуганные глаза на воина веры. А тот уже был на крыльях бури, вырвался из подземного мира и летел к солнцу и звёздам, и каменные истуканы остались далеко внизу. Повелитель ветров и ураганов, Рольф Ингварсон запел песнь свободы, а когда закончил, прогремел громом:

— Корд'аэн, верши свой суд! Поглядим, чьи боги сильнее!

— ДААА!!! — ответил Корд'аэн, и с неба прянула раскаленная синяя молния, ослепляя гневом, и прожгла идолы, и своды подземного мира, и отыскала карлика в золотой маске. Предсмертный писк отразился эхом. Мелькнула в ущелье летучая мышь.

И тогда один из идолов развалился. Второй же развел руками и улыбнулся. Почти не жутко.

И только тогда Рольф и Корд'аэн, волк и лис, палач и судья, нашедший братьев и лишённый их навек, — сошли с тропы Владыки ветров.

* * *

Вокруг творилось что-то непонятное. Троллей стало гораздо больше, причем одни гнались за другими. Путники перевязывали друг другу раны, а Дарин был без сознания. Дэор лежал поодаль, окутанный облачком мерцающего жемчужного тумана, а над ним колдовала высокая и тощая тролль-ведьма, заговаривала кровь и железо. Эльри, Тидрек и Борин хохотали.

— Что? Что такое? — спросил Корд'аэн.

Ему ответил Эльри, покрасневший от смеха:

— Всякое было, но такого… Когда вы… ушли, каменные задницы нас окружили, и я подумал, что поход наш окончен. Дэор словно обезумел, и раны его открылись, и это большое чудо, что он не умер. Но тут вдруг послышался звук рога, и раскрылась скала, и оттуда вышли наши знакомцы, и надо сказать, что не одни. Заступились за нас. Уж не знаю, почему…

Стражи рассеялись, и перед дольменом остались только груды камня. Пришельцы обступили путников. Вперед вышла вчерашняя супружеская пара.

— Долг хорош тем, — молвила троллина, — что его можно вернуть.

— Ничего вы нам не задолжали, — отвечал Корд'аэн.

— Теперь это воистину так, — кивнул тролль, — и ведомо мне, что мы с вами — по разные стороны Трёх Морей, по разные стороны Великого Поля, по разные стороны девяти миров. И нет конца нашей вражде. Однако… есть причина, по которой вы должны войти в Драконью Главу.

Помолчал и добавил:

— Да, вот еще что… Встретимся в чистом поле — пощады не ждите.

— Будем иметь ввиду, — спокойно пообещал Корд'аэн.

А потом зашагал к дольмену.

У левой плиты торчала толстая каменная нога, вокруг — обломки базальта. Что-то копошилось в битой породе. Друид протянул руку в пыль и крошево. И вытащил оттуда карлика.

У шамана больше не было ни ножа, ни посоха-бубна, ни золотой маски. Ничего у него больше не было. Седые волосы торчали во все стороны, чёрные глазки-бусинки бегали словно у мыши, он дрожал мелкой дрожью. Корд'аэн встряхнул его и спросил:

— Кто?

Нойда что-то прохныкал в ответ. Корд'аэн сжал горло несчастному:

— Я спросил, кто поставил тебя сюда стражем? Отвечай!

— Буу… бууб… ббуубыыб… быыыр… гыыыр…

Корд'аэн закрыл глаза.

— Твоя душа вылетела изо рта летучей мышью, а тело ничего не помнит… Жаль.

И между пальцев друида просочилась липкая слизь. Вот что осталось от стража Долины Алого Корня, от великого шамана, чьи боги были столь сильны.

* * *

Небо над Горами Безмолвия пронзительно лиловое. Под этим небом, возле правой плиты дольмена, стоит одинокий уродливый идол. У него одна нога, три глаза и семь рук.

Говорят, что если присмотреться, то можно заметить, что этот идол улыбается.

* * *

— Послушай, Корд'аэн О'Флиннах… — тихо сказал Рольф, когда исчезли лишние уши, — будет у меня к тебе просьба. Коль скоро ты хочешь, чтобы я и дальше был вашим провожатым, то больше не называй меня ублюдком.

Корд'аэн обидно усмехнулся.

— Ты взошёл на тропу Владыки ветров и был свободен, но так ничего и не понял. Ты вышел из мира мёртвых, но обрёл ли новое имя, родился ли заново? Ты знаешь, кто ты есть?

Сказав так, волшебник отвернулся от него и зашагал вперёд. А Рольф Ингварсон, Рольф Золотые Кудри, воин веры, герой-десятник, рыцарь Ордена, — растерянно глядел ему вослед. И казалось юноше, что нет ему места на этой земле.

Как и горному ветру, что пел в вышине свою извечную песнь.

О Борине сыне Торина

— Чего-то хочется, — с умным видом заметил Эльри, — а чего — сам не знаю.

— Девку, — откликнулся Рольф, — златокудрую…

— И ты сойдёшь, красавчик, — фыркнул Эльри.

— Мяса, — произнес молчавший до того Дарин, — свежего, сочного…

Мужи молча переглянулись, и лица их были каменными, а глаза — жадными.

— Дело молвил ты, сын державного Фундина, — сказал Дэор, а затем обратился к Рольфу, — что водится в этих местах, годное в пищу?

Рольф почесал затылок.

— Не беден дичью этот край, многое тут водится, да только не стоит, думается мне, совать это в рот. Второй раз можно и не отведать здешних яств.

— Однако неплохо придумал сын конунга про свежатину! — вступил в разговор Тидрек. — А то от солонины этой уже тянет блевать…

Второй день их пути перевалил за полдень, и это был первый привал за тот день. Первый — и, разумеется, последний. До глубокой ночи, когда мрак склеивает смолою глаза, а холод баюкает в ледяной колыбели, и под черепом воет ветер.

Впрочем, в Долине — слава богам! — не было дикого холодного ветра, мороза, снегопадов и сугробов, как на перевалах. Правда, дождь сочился из разбитого кувшина неба, превращая землю под ногами в настоящее болото. Тесто, замешанное на грязи, мхах, грибах, лишайниках и гнилых остатках растений. Укрытия от дождя не было, ибо деревья в Долине росли отчего-то карликовые, чахлые, полумёртвые. Зато папоротники и какой-то кустарник с непроизносимым названием своими зарослями превратили Долину в непролазное месиво. Так что путники обрадовались, обнаружив рощицу исполинских грибов. Грибы те достигали в высоту на глаз пятнадцати ярдов, а шляпки имели шириной не менее пяти альнов. Дождь почти не проникал под них, и потому там было достаточно сухо, чтобы развести костёр.