Анна Гейфман - Революционный террор в России, 1894— 1917

• Название: Революционный террор в России, 1894— 1917
• Автор: Анна Гейфман
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5-232-00608-8

Анна Гейфман изучает размах терроризма в России в период с 1894 по 1917 год. За это время жертвами революционных террористов стали примерно 17 000 человек. Уделяя особое внимание бурным годам первой русской революции (1905–1907), Гейфман исследует значение внезапной эскалации политического насилия после двух десятилетий относительного затишья. На основании новых изысканий автор убедительно показывает, что в революции 1905 года и вообще в политической истории России начала века главенствующую роль играли убийства, покушения, взрывы, политические грабежи, вооруженные нападения, вымогательства и шантаж. Автор описывает террористов нового типа, которые отличались от своих предшественников тем, что были сторонниками систематического неразборчивого насилия и составили авангард современного мирового терроризма.

---

Для совершения этого убийства Богров использовал свои связи с полицией. Он сообщил Кулябко о якобы готовившемся покушении на Столыпина и министра образования Л.А. Кассо, которые должны были приехать в Киев вместе с царем. Кулябко, озабоченный в первую очередь безопасностью монарха и не имевший оснований подозревать своего агента в сообщении ему ложных сведений и в преступных намерениях, ничем не воспрепятствовал Богрову, когда тот стал буквально ходить по пятам за Столыпиным. Два раза ему удавалось приблизиться к премьер-министру, но недостаточно для того, чтобы в него выстрелить. В конце концов, используя последний шанс подойти к Столыпину на расстояние выстрела, Бог-ров оставил всякую осторожность и 1 сентября попросил у Кулябко билет на тот же вечер в Городской театр на оперное представление, где должны были быть царь и Столыпин. Из-за принятых мер по охране государя и министров в театре должны были быть только специально приглашенные лица, и билет невозможно было достать иным путем. Кулябко согласился выполнить его просьбу, и Богров, измученный нервным ожиданием, приехал в театр за час до начала «Сказки о царе Салтане» Римского-Корсакова.

Во время второго антракта за двумя выстрелами, еле слышными в переполненном театре, последовали громкие крики зрителей, а потом наступила жуткая тишина. Все глаза были устремлены на смертельно раненного премьер-министра, который «медленными и уверенными движениями положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: «Все кончено!». Затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом, слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: «Счастлив умереть за царя». Увидя государя, вышедшего в ложу и ставшего впереди, он поднял руки и стал делать знаки, чтобы государь отошел. Но государь не двигался и продолжал на том же месте стоять, и Петр Аркадьевич на виду у всех благословил его широким крестом».

Богров стрелял в Столыпина с очень близкого расстояния из-за небольшой мощности своего пистолета и из-за своего слабого зрения. В полном театре, окруженный свидетелями и возбужденной толпой, в которой было много военных, пятнадцать государственных деятелей и девяносто два агента охраны, у него не было даже надежды скрыться, и его немедленно схватили. 5 сентября Столыпин умер в больнице. Через четыре дня после этого военный суд приговорил Богрова к смертной казни, и в ночь с 10 на 11 сентября он был повешен(100).

Каких бы политических взглядов ни придерживался Богров, убийство Столыпина этот террорист нового типа совершил в одиночку и по чисто личным мотивам. После ультиматума своих бывших товарищей у него был выбор между позорной смертью от рук радикалов и смертным приговором царского правительства за деяние, которое должно было не только обелить его подмоченную революционную репутацию, но и внести его имя в анналы истории как мученика и героя, посмевшего поднять оружие на воплощение государственного порядка в России. Богрову было нетрудно сделать выбор. Тем не менее это решение не объясняет его нежелание выбрать третий путь — остаться в живых, последовав примеру Азефа и скрывшись за границей.

Для планирования побега и последующей жизни беглеца требуется сильная воля к жизни и достаточно энергии, а также материальные средства. Деньги Бог-ров, вероятно, всегда мог получить у своей семьи. Но есть основания полагать, что воли к жизни у него не было. Он, молодой человек, производил на окружающих впечатление горько разочарованного и циничного старика, чья жизнь была бессмысленна и пуста; казалось, его ждут лишь долгие годы пустого существования, ведущие к такой же пустой смерти. Его друзья поражались тому, что «свою жизнь он сознательно прожигал» и говаривал, что «своя жизнь… не стоит, чтобы ее тянуть», и тому, что он был неудовлетворен «своим буржуазным укладом жизни, своей юридической работой, своим времяпрепровождением». Знакомые радикалы вспоминали, что он был «внутренне безрадостный, осенний». Он сам писал в письме: «Нет никакого интереса к жизни. Ничего, кроме бесконечного ряда котлет, которые мне предстоит скушать в жизни… Тоскливо, скучно, а главное одиноко…»(101). Такой человек вряд ли стал бы прилагать много усилий к сохранению подобного существования. Один его знакомый почувствовал его склонность к самоубийству, а хорошо известный журналист А.А. Изгоев потом писал, что вполне естественно, когда скомпрометированному «революционеру-агенту охранки» приходит в голову мысль покончить с жизнью через какой-нибудь выдающийся террористический акт, и что такова была и психология Богрова(102).

Можно пойти дальше и предположить, что для Богрова, как и для ряда других экстремистов, совершение громкого теракта, наверняка влекущего за собой арест и казнь, являлось высшей формой самоубийства. По его собственным словам, Богров был разочарован своей бессмысленной жизнью(ЮЗ), может быть, он хотел, чтобы хотя бы его смерть не была столь же бессмысленной. Он обдумал и выполнил свой теракт, прекрасно зная, что в результате его он умрет(104). «Рожденный со страстной натурой игрока, он не мог жить буднично и покойно, он во всем и всегда искал сильных ощущений, тревожных и ярких впечатлений…Он превратил свою жизнь в азартную игру, и в этой игре последней ставкой была его собственная жизнь»(105).

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Убийство Столыпина было последним сильным ударом террориста нового типа в самое сердце современного политического строя. В левых кругах в России и за границей царило ликование в связи со смертью «официального убийцы», «вешателя» и «деспота»(106). О связях Богрова с полицией и его сомнительных делах

быстро стало известно общественности, что повлекло бесконечные дебаты о том, были ли замешаны в организации убийства Столыпина высшие чины Охранного отделения (что не подтверждается имеющимися в нашем распоряжении источниками). Хотя этот акт еще более дискредитировал террористическую тактику(107), отдельные случаи терроризма происходили вплоть до начала первой мировой войны. Согласно статистике Департамента полиции, в 1912 было зарегистрировано 82 случая революционного насилия, из них 22 — на Кавказе, 13 — в Польше, 9 — в Сибири(108). Все эти акты не были связаны с массовыми социально-политическими беспорядками в стране, которые проявлялись д, о 1914 года только в форме рабочих волнений.

Большинство сторонников революционного экстремизма, хотя и не имея возможности возродить массовый террор, не только никогда не осудили политические убийства, но даже разрабатывали планы будущих боевых операций. В первую очередь это относится к ПСР; члены этой партии в России, согласно несколько преувеличенным полицейским донесениям, были все ярыми террористами в душе(109). За границей руководству ПСР удалось собрать значительные суммы денег для будущих политических убийств, и буквально через несколько дней после убийства Столыпина в петербургскую полицию поступили сведения о том, что группа рядовых эсеров в Париже требовала от Центрального комитета немедленной организации террористической кампании в России и даже составила список подходящих жертв среди высших чинов гражданской и военной администраций ПО).

К лету 1912 года многие эсеры, особенно правые из группы так называемых ликвидаторов, отказались от старых теоретических объяснений терроризма как устаревших и утопических. Они пришли к такому заключению, вполне еретическому для идеологии социалистов-революционеров, после дела Азефа и из-за неудач Савинкова в организации централизованного террора в 1909–1910 годах. Несмотря на оппозицию ликвидаторов, некоторые лидеры ПСР продолжали вынашивать планы новой волны террористической деятельности с целью срыва выборов в V Думу. В то же самое время Центральный комитет начал систематическую протеррористическую кампанию на страницах «Знамени труда», направленную на вербовку новых боевиков из среды молодых партийных активистов. В 1913 году, согласно решению выборгской конференции в мае, подтверждающему старые тактические методы партии, эсеры пытались организовать небольшой боевой отряд с целью осуществления их давнишнего замысла цареубийства. В это же время они обдумывали политические убийства нескольких высших российских чиновников(111).

Как и раньше, эсеры не ограничивались планами экстремистской деятельности на территории Российской Империи. В Париже группа эсеров выступала за террористическую деятельность за границей, призывая, в частности, к беспощадному истреблению полицейских осведомителей. Подозреваемые должны были допрашиваться с пистолетом у виска, и их следовало убивать, как только их связи с полицией подтверждались(112). Чернов также призывал своих последователей использовать успехи научного прогресса в области военной технологии, и, согласно полицейской информации, некоторые лидеры эсеров тайно обсуждали возможность использования аэропланов в террористических действиях. Их наиболее сенсационным предложением был план воздушной атаки во время празднеств по случаю трехсотлетия династии Романовых(ИЗ).